В этом раннем, своеобразном автопортрете художник почти неловко привлекает взгляд зрителя, делая паузу в своей работе, как будто наполовину ощущая оживший скелет, играющий на скрипке за его левым плечом. Картина демонстрирует готический юмор, который станет синонимом творчества Беклина, а также предлагает некоторые неожиданные творческие источники, возможно, особенно реалистическую живопись Франции середины девятнадцатого века.
Сочетая романтическую, готическую тематику с продуманной неформальностью подачи, которая особенно заметна в позе и одежде художника - возможно, под влиянием барбизонских художников, которыми Беклин восхищался в юности, - Беклин предлагает нам переработку жанра memento mori, популярного со времен Северного Возрождения. Вероятно, повлияли необыкновенные "Послы" Ганса Гольбейна Младшего (1533) и портрет сэра Брайана Тьюка (1827), также приписываемый Гольбейну; действительно, последний был выставлен в Старой пинакотеке в Мюнхене в начале 1870-х годов, когда Беклин жил в городе. Мы также можем установить связь со средневековой традицией танца макабр, часто изображаемой на гравюрах на дереве, изображающих процессии фигур, ведомых танцующими скелетами. Таким образом, произведение раскрывает эклектичность влияний Беклина, характерную черту, заметную на протяжении всей его карьеры.
Эта картина оказала значительное влияние на многих последующих современных художников, в частности на немецкого художника-экспрессиониста Ловиса Коринта, который в 1896 году создал свой поразительный автопортрет со скелетом. Творчество Беклина также вдохновило композитора позднего романтизма Густава Малера, который, по словам его вдовы Альмы, вставил скрипичное соло на неправильно настроенной скрипке в свою симфонию № 4 соль мажор (1900) после просмотра картины.
Холст, масло, Берлин
