Друзья, сегодня представлю вам интервью с Еленой Нечаевой. Елена — опытный учитель словесности. Она раскрывает ученикам красоту литературы через поэзию. Я была очень рада поговорить с ней, но не только о поэзии. Мы затронули очень непростую тему учительского выгорания. Но и поэзию не смогли обойти.
Я пришла работать в школу в 21 год. Пришла «на годочек» попробовать. Осталась в школе на 25 лет, из них в одной школе я проработала 18. С юных лет у меня была дилемма. Я смотрела на учителей и задавалась вопросом, почему они часто такие уставшие, раздражённые. Многих я знала и как коллег, и как учителей. Я видела, что внутри это хорошие люди. Как только они выходили из роли учителей, они становились классными. Но как только урок, они словно по мановению волшебной палочки превращались в серых грымз. Я много думала. Что же с людьми должно происходить? Почему так? Ведь педагог — это подвижник. Ты этим живёшь, ты идёшь на работу не потому, что у тебя это прописано в должностной инструкции, ты реально хочешь что-то дать детям. Как, имея такое вдохновение, такое дело жизни, можно не светиться? Я никогда не хотела так. Повторяла себе каждый день, что ни за что со мной этого не должно случиться.
На моём 25-летнем пути в профессии бывало всякое. Были даже 90-е годы с заработком в 3 копейки и задержками зарплаты (в этом месте автор с удивлением спросила, сколько же Елене лет, ответ «Мне сорок восемь» меня вверг в шок. «Вы выглядите максимум на 40!» «Спасибо, я нашла источник вдохновения», ответила Елена). Проверки тетрадей до 12 ночи, которые надо дотащить до школы и утром выдать. Всё это время я искала опору, чтобы не увязнуть в болоте.
Я стала наблюдать. Заметила очень интересную вещь. Зачастую дети так пренебрежительно относятся ко всему, что связано со школой только потому, что мы сами, учителя, не представляем ролевую модель, которой хочется подражать. И дело не в уровне доходов. Они не хотят на нас быть похожими в человеческом плане, в универсальных чертах. Они не видят в учителях счастливых взрослых. Меня этот вопрос занимал всегда. Я учитель словесности. Как я могу рассказывать детям о том, какие русский язык и литература классные, если мне самой не классно? Этот диссонанс дети считывают. Одно без другого не работает. Как я могу выйти к детям измученная, уставшая, несчастная и вещать про великого Толстого? Первый же вопрос, который возникнет у них: «И что он тебе дал, этот великий?» Осознав свою потребность в опоре и источнике вдохновения, я стала постоянно искать.
Но в какой-то момент и меня не миновала чаша сия — выгорание. Я долго держалась, 15 лет. Держалась на двух вещах — морально-волевые качества и безмерная любовь к тому, что я делаю. Но у всего есть предел. Наступил момент, когда работа перестала меня радовать. Буквально одним днём. Помню, как я говорила коллегам о том, что мне плохо. Мне было реально очень плохо. Но никто не слышал. Среди учителей об этом не принято разговаривать. Мне говорили: «Хороший учитель должен много работать». От отчаяния я пошла на «Учителя года», стала лауреатом Москвы, какое-то время меня это спасало. Потом появился третий ребёнок. Я все три года сидела в декрете. Так, я залечивала своё выгорание. Я была уверена, что отдохнула. После декрета сменила школу на более хорошую во всех смыслах.
Но это не помогло! Уже через полгода я себя чувствовала, как несколько лет назад, уставшей, замотанной, больной и несчастливой. Меня не покидало ощущение сжатой челюсти. Я начала ломаться на физическом уровне. Я оглянулась вокруг себя, мне было на тот момент 40 лет, а я уже успела потерять коллег среди ровесников. У кого рак, сжигающий за месяц, у кого инфаркт. Так нельзя было дальше жить. Я испугалась. Я дошла до психотерапии, правда, в довольно тяжёлом состоянии. С тех пор я уверена, что в школе всем учителям должен быть предоставлен качественный психотерапевт, супервизия минимум раз в месяц. Это вопрос государственного масштаба. Если на самом верху не всё равно, что происходит с детьми, то состояние педагогов должно очень чётко мониториться, первые же признаки выгорания должны замечаться.
Тема выгорания в учительской профессии — моя боль. Я понимаю, что к выгоранию приходят и равнодушные учителя, которые не вкладываются, и энтузиасты. Это неизбежно, и это нужно лечить, оно не проходит само. Не проходит даже за 3 года декрета. Меня удивляет, почему никто не говорит с учителями об этом на профессиональном уровне. Не на популярном, каким сейчас переполнен интернет: если у тебя выгорание, отдохни, позволь себе платье или маникюр. Нет, это не помогает. Я отдыхала 3 года с любимым мужем, с любимыми тремя детьми, в материальном достатке. Надо лечить не недостаток отдыха, а саму суть выгорания. Эту суть нужно найти, у каждого она своя. В моём случае суть выгорания — неумение выставить границы. Выйдя в новую школу, я пообещала себе не брать классное руководство хотя бы какое-то время, но тут же взяла. Хотя объективно могла отказаться. И так работает у многих учителей. Берут на себя больше, чем положено, больше, чем объективно могут тянуть. Это далеко не всегда вопрос денег. Руководству государственной школы всегда хочется повесить больше. Она всегда живёт в состоянии недостатка. Но мы не всегда не в состоянии отказаться. Почему я согласилась? Потому что привыкла быть «хорошей девочкой», меня попросили, как же я откажусь, там же дети? И это почти у всех учителей так. Именно такое постоянное соглашательство с чужими требованиями нас и ломает. Тут нельзя винить школу. Надо искать в себе. Именно моё предательство самой себя оказалось точкой невозврата в моём выгорании. Школа повесит на тебя ровно столько, сколько ты согласишься взять. Часто мы, учителя, просто не видим, что можно по-другому. Меня в своё время поразил вопрос психотерапевта: «Елена, а вы зачем вот это делаете?» Оказалось, что я на автомате делаю десятки дел, которые просто испепеляют меня, при этом эти дела не особенно кому-то нужны.
Я заметила, что очень много учителей находятся в состоянии сжатой челюсти. Им плохо, они жалуются, но стискивают зубы и снова идут на работу. Перестаёт гореть глаз. И вот ты уже женщина в катышках, с грустным лицом. В Москве нет материального недостатка у учителей. Возможность пойти к психотерапевту точно есть. Но не идут, даже не задают себе вопрос: «Что я делаю со своей жизнью, что я себя так плохо чувствую?» Вот это страшно. Страшно, что эту проблему не видят наверху.
Психотерапия мне помогла. Я стала думать о том, чего хочу. Два года назад я ушла из школы. Благодаря «Учителю года», у меня было много вариантов трудоустройства, я выбрала Foxford. Взяла нагрузку 12 часов. Мне очень нравится Foxford их подходом — полное доверие профессионалу. Я могу делать то, что считаю нужным. Там очень стимулируется саморазвитие. Пошла на магистратуру в ВШЭ. А дальше сошлись звёзды. У меня росла третья маленькая дочка. Я открыла для себя прекрасную детскую поэзию. К тому же мне давно хотелось найти интересные подходы к преподаванию литературы, я постоянно искала другие пути. Меня осенило, что литературу можно преподавать через поэзию. Оказалось, что это слепая зона. Об этом мало было известно ещё пару лет назад. Все знают Чуковского, Барто, а современную поэзию не особо. Это и стало темой моего исследования в ВШЭ. Современная детская поэзия в школе. Постепенно я стала известным специалистом в этой теме, меня стали много приглашать выступать с этой темой. В итоге я ушла от исключительно детской поэзии и теперь использую разновозрастную поэзию в литературе.
Как это работает на практике? Например, в 6 классе, мы изучаем с детьми «Илиаду и Одиссею». Я беру стихотворение Левитанского «Не руки скрещивать на груди...»:
Не руки скрещивать на груди,
а голову подпереть руками,
смежить ресницы,
сидеть и слушать,
пока услышишь, —
и ты у с л ы ш и ш ь.
И ты услышишь неясный шорох
и ветра лёгкое дуновенье,
неясный шорох,
шуршанье крыльев,
шаги неслышные за спиною,
и чьи-то лёгкие две ладони,
почти прозрачны и невесомы,
тебе на глаза осторожно лягут,
и ты прозреешь —
и ты у в и д и ш ь.
...И ты увидишь в кромешном мраке,
как кружится ворон над спящей Троей,
и ты разглядишь в коне деревянном
ахейских воинов смуглолицых,
ты разглядишь их лица и руки,
их оружье и их доспехи,
и различишь печальные очи
каменной девы в пустынном храме...
...И ты услышишь однажды ночью
звёздного неба зов отдалённый,
и ты услышишь в полночном небе
лунного света звонкие льдинки,
тонкое теньканье лунных капель,
тайную музыку лунной ночи,
её пассажи,
её аккорды,
её сонатное построенье...
Не руки скрещивать на груди,
а голову подпереть руками —
вот жест воистину величавый,
и он единственно плодотворен.
Голову подпереть руками,
ждать спокойно и терпеливо,
и ты увидишь,
и ты услышишь,
во всяком случае —
есть надежда.
Вещая птица и мёртвый камень.
Девы скорбящей печальны очи.
Тонкое теньканье лунных капель.
Вечная музыка лунной ночи.
Мы разбираем строки. «Не руки скрещивать на груди, а голову подпереть руками». Сначала эти строки для детей ничего не значат. А потом я прошу их скрестить руки на груди. Спрашиваю: «Что чувствуете?» А потом мы подпираем голову руками. Снова прислушиваемся к себе. Что чувствуем? Почему этот «жест воистину величавый, и он единственно плодотворен»? Это недетское стихотворение. Могут ли его дети понять? Могут. Оно про них, про переживания, про чувства, про эмоции. И вот мы уже делаем заход к падению Трои. Мы рассуждаем, почему «ворон»? Почему Троя спит? Мы приближаемся к этой нечеловеческой трагедии, вот-вот наступит утро, и Троя будет разрушена. Мы проживаем ощущение катастрофы. Дети в 6 классе в состоянии это прочувствовать. И вот уже Илиада им близка. И вот мы уже с ними прикоснулись к вечности. Мы, с одной стороны, поговорили про скрещенные руки, про то, когда мы сами так переживаем, мы учимся наблюдать за жизнью во всех её нюансах, по сути это тема эмоционального интеллекта, это то, что близко каждому из нас здесь и сейчас, с другой стороны, мы поговорили про Гомера, про вечные, универсальные темы. Стихи помогают провести очень глубокий и серьёзный разговор. Тот самый опыт медленного чтения, который важно развивать на уроках литературы.
Стихи — это очень удобная форма. Они зачастую маленькие, их не обязательно задавать на дом, вечная боль учителей, что дети не читают к уроку. Стихи можно вывести на экран и прочесть вместе прямо на уроке. В одном стихотворении миллион смыслов. Каждый может увидеть своё. У стихов огромное количество слоёв. Ещё я заметила, что такой опыт приучает детей не бояться стихов. Этот страх есть у детей в школе. Многим кажется, что стихи — это что-то сложное, это надо заучивать, про них надо знать. Но когда мы изучаем стихи вот так, они убеждаются, что знать о стихах всего невозможно, даже о Пушкине. Каждый может увидеть в стихах своё. Мой любимый вопрос: «Что ты видишь?» Дети расслабляются и начинают вкушать стихи, у них включается поиск. Порой они находят в стихах новые слои, такие отсылки, которые я за 20 лет в этой теме не разглядела. И вот мы уже развиваем не только эмоциональный интеллект, но поисковую деятельность, мы ищем перекрёстные ссылки, мы выходим на другие тексты, мы включаем критическое мышление, потому что слушаем разные мнения, сравниваем со своим, мы развиваем читательскую грамотность, пытаемся увидеть контекст, в котором автор писал это произведение, что происходило в его жизни, и как это повлияло на текст.
Я вылечила своё выгорание. Защитила магистерскую. Живу стихами, собираю их, как пылесос, сразу думая, где я могу их использовать в уроках. Я делюсь с учителями своим опытом, благо приглашают много. Сейчас работаю над своим курсом по поэзии для учителей.
Вся эта деятельность вместе с терапией вернула меня из моего выгорания к жизни. Я очень надеюсь, что когда-то ЕГЭ перестанет быть единственным приоритетом российской школы. Более того, я уверена, что ученики из ресурсного состояния, из состояния интереса могут и ЕГЭ иначе сдавать. Это ведь всего лишь один из экзаменов, которые человек сдаёт по жизни, но ни один экзамен не приводит людей в такую истерику, как ЕГЭ. Задумайтесь почему. Именно потому, что все участники образовательного процесса (дети в течение десяти лет, учителя каждый день своей жизни) безрадостно идут дорогой, которая, вообще-то, предназначена приносить радость познания. Я мечтаю, что школа когда-то займётся не только передачей знаний, но важным вопросом сохранения энергии и ресурса всех участников образовательного процесса. Только из этого ресурсного состояния как учителей, так и учеников мы можем достичь того самого вау-эффекта в образовании.
Учителям словесности и всем, кто неравнодушен к поэзии, будет интересен сайт Елены Нечаевой и ТГ-канал.
А я напомню, что собираю истории успешных учителей, известных и не очень, истории того, как учитель решил сложную педагогическую или воспитательную ситуацию. Если вам кажется, что у вас такая история есть, дайте знать. Если вы знакомы с таким учителем, сведите меня с ним, я с ним пообщаюсь. И заглядывайте ко мне на ТГ-канал "Учимся учить иначе", там уже несколько тысяч неравнодушных учителей и осознанных родителей, много практики и доказательной педагогики.