Баба Шура поставила колченогий табурет под старую яблоню, в тенёк. Присела отдохнуть. Начало мая, а печёт, будто разгар лета. Старушка подняла глаза к небу. Над её головой покрытой в выцветший ситцевый платок, источая лёгкий приятный аромат, покачивались под ласковым дуновением весеннего ветерка ветки, с молодыми, нежными листочками, усыпанные белыми, с нежной розовинкой цветками. Старушка погладила толстый шершавый ствол дерева. Прикрыла глаза и заговорила вслух : «А помнишь, как Васяткя на самую твою макушку забралси, а слезть побоялси. Выхожу их хаты, а он – маамкяаа, сними меня отседова»... Шура горько усмехнулась...
- Сколькя лет уж прошло... Теперь вот одни мы с тобой век доживаям...
С соседского участка раздались голоса, детский весёлый визг.
- Усё... Проснулися, огольцы...
Через пару минут к заборчику подошла Танюшка.
- Баб Шур, привет!
- Здравствуй, дочка!
- Как здоровьице.
- Ковыряюся потихонечкю. Вона, помидорки пару десятков ткнула, огурчикя посеяла. Старость не радость... Раньше то места свободного в огороде не было, а ноне чуть покопаисси и всё, нету силёнок то... Трава ещё энта прёть дуром. Глазами ба все исделала, а нагнуся, голова как поведёть и усё, наработалась бабка... Ээхх...
- Я к тебе вечерком Саньку с Серёжкой пришлю, помогут, подёргают травку то. И тебе хорощо и нам польза, кроликам покидают.
- Спасибо, Танюша, пусть приходють...
- Я, баб Шура, чего хотела...
- Чё?
- На выходные мальчишкам хотели город показать, на Мамаев курган сводить, погулять там... А то живем, езды всего три часа, а дети ничего не видали... Да и Маринка зовёт давно в гости, не видались с прошлого лета.
- Дык ехайте, конечно, ваше дело молодоя..
- За хозяйством мамка присмотрит. А ты тут поглядывай... Мало ли что...
- Эээх, рази эт хозяйство – десяток курей, да пара кролов.
- Я всё приготовлю, и курям и собаке наварю побольше... Она покормит и огород польёт. А ты так, просто пригляди, лады?
- Гляну, как не помочь хорошим людЯм...
- Спасибо тебе!
- Ехайтя с Богом!
Она посидела ещё немного, предаваясь воспоминаниям. А потом спохватившись, подскочила и посеменила к погребице. Вскоре на дощатом столе под раскидистой дулей красовались банки с знаменитыми Шуриными соленьями. Потом старушка метнулась к другому соседу, прихватив свой потёртый гаманок.
Постучалась в калитку.
- Толик, Толяя...
- Хто тама?, - навстречу ей вышел крупный мужчина лет шестидесяти, почесывая, как он его называл, трудовой мозоль – необъятное своё пузо,– о, здоров, баб Шура.
- Здорова, Толик.
- Чё хотела?
- Ты жа кабанчика надысь резал...
- Ну...
- Тута такоя дела... Танюшкя у город собралися, а я думаю, хош ба моёму Васятке гостиняц передали. Вот и думаю, сальца ба, а? Мож продашь кусочяк...
- Погоди, ща принесу.
Через минуту Толик вынес хороший шмат сала в целлофановом пакете.
- Во, тёть Шура, возьми.
- Сколькя, сынок?
- Да хорош, тёть Шур, - ничё не надо. Скажешь от одноклассника гостинчик.
- Хуух, сынок, не удобно как то.
- Тёть Шур, забудь. Сама то угощаещь нас за деньги чтоль...
- Ну, спаси Господи... Спасибо, Толяня...
Бабка оставила сало там же, на столе и посеменила к Танюшке.
- Таняя, дочка,– шумнула она, заглядывая во двор соседки,- иде вы.
- Чё, баб Шур?
- Я вот чего... Вы жа усё одно едетя... Тама от Маришки вашай недалёко мой Вася живёть. Можа гостинчик передадитя хоть. А то яму усё некогда до мине доехать. А по телехвону - усё у нас нормальна, мамка и усё... А ноня звоню, дык и увовся – девка какай-та гутарить не эта, не доступнай... Зачем толькя теляхвоны енти... Забыли мамкю,– она промокнула уголком платка повлажневшые глаза,- и усё...
- Передадим, конечно, баб Шур. Не расстраивайся, может работы много...
Бабулька посеменила обратно за гостинцами. Глянула на сало. Так захотелось жареных шкварочек, аж слюньки потекли.
- Либо отрезать маленько себе?,– потом мотнула головой,отгоняя навязчивые мысли– нечего, пусть внучки с дитями побалуются...
А тут и Таня прибежала.
- Давай, баб Шур, чего передавать?
- Во. Чичас у сумку складу и усё...
- Ох и наложила. Балуешь ты их...
Привыкла я так... Лучший кусочек – Васятке. Всегда так былО. В войну то сама дитём горюшка хлебнула и что такое голод и холод, знаю не понаслышке. Немец то как пришел, из хаты нас с мамкой выгнали. Страху натерпелися... У погребице, у самую стужу пряталися... Так тама видать застудилася я, что ли... Деток то своих Бог не дал. А уж как подросла, замуж за Петра вышла. Сам он бывший фронтовик, на двадцать годочков меня старше был, царствия ему Небесное, хороший человек был. Сам то израненный весь. А жена его первая от болезни померла... Недолго мы с ним прожили. А Васятка то его сынок, не мой. Но стал мине лучшей рОдного. Ему тогда, как сошлися мы, усего то четыре годика то и былО.... РОстила я его, как своёго, усё ему. Малой то бывалыча, хулюганить, батькя заругаить, а он к мине, зашшати мамкя... Даааа... А мой то помяр как, одни с ним осталИся. Выучилси на анжанера, работать у городе стал. Жаниться надумал, я корову продала. Справили усё, честь по чести. Потом хватеру ему от завода дали. Мебелю надо справить. Я – кабанчика... А ноне – старая я стала. Животину свела. Он,– она мотнула головой на заваливающийся катух,– толькя десяток курей и оставила... Нету силушки то... Теперя чем помочь... Сковырнуся не сёдня – завтра...
- Теперь его очередь тебе бы помогать, бабань, а?
- Ды как помочь то... Он – тама, а я – тута небо копчу...
- А к себе не звали, баб Шур?
- Неее,- она тяжело вздохнула,– тама сноха заправляить. Иной раз приеду, чую как у тягость я им... Я капы-капы, ды и до дому...
Татьяна с жалостью посмотрела на старушку.
- Ладно... Давай свои гостинцы, поедем мы... А то может с нами, баб Шур? Побудешь там, повидаешься.
- Не, Таня, не осилю я дороги ноне. То башка шумить, то тошнота подкатить. Я и по молодости то не больно хороший ездок была. Укачиваить у дороге... Ты ему скажи, Васятке то, чтоба наведал мине, уж больно соскучилася я. Чую – недолго мине уж осталОся... Ну, с Богом, дочка...
К обеду Татьяна с мужем и детьми были уже у сестры. Радости, гомона было хоть отбавляй...
А вечерком решили дойти к Василию, благо жил он с семьёй совсем недалеко.
Дверь открыла заспанная хозяйка.
- Вам кого?
- Здравствуйте. Меня Татьяна зовут. Я вашей свекрови соседка, не помните меня?
- И чего?,– равнодушно проговорила тётка,– чего надо то?
- Так вот,– она поставила перед собой сумку,– она гостинцы передала вам.
- Ааа. Ну, спасибо.
Она подвинула сумку к себе и захлопнула дверь.
Таня постояла немного растерявшись. Потом снова позвонила в дверь.
Дверь открылась не сразу.
- Чего ещё?
- Так баба Шура просила кое-что Василию передать.
- Вась,- крикнула женщина,– иди, это к тебе!
- Ну?
- Здрасти...
- И тебе не хворать. Чего тебе?
- Мать твоя просила сказать, чтоб приехал ты, скучает она.
- Я вообще то работаю, мне скучать некогда...
- Состарилась мамка то твоя, дядь Вася, еле ходит уже. А тебе позвонить лишний раз тяжело, да?!– сорвалась на крик Танюшка,– кинул бабку вовсе одну! Не стыдно? Она тебе всё, что могла... А ты! Наел ряху! Старушка себе отказывает во всем, Васятке... Гостинцы... Не стыдно вам?!
Из комнаты выглянул Шурин великовозрастный внучок, Виталька, заехавший в гости к родителям со своими детьми, Пашкой и Дашкой. У двери собралась толпа бабы Шуриных родственников.
- Чего вы тут орёте?
- Вот! Ещё один... Забыл, как до самой школы у бабани жил. Как же, папка с мамкой учатся, потом работают, некогда им с собственными детьми возиться... А теперь – какая от бабки польза, зачем она нужна, да?! Бессовестные!
Она резко развернулась и почти бегом спустилась по лестнице вниз, оставив опешившее семейство наедине со своей совестью.
Все молчали.
- А ведь я номер сменил,– нарушил тишину Василий,– а мамке не сказал. Ээхх,– он махнул рукой, опустив голову. Вспомнил их последнюю встречу, в прошлом году, её глаза... Вспомнились детские годы, юность... Он вышел на балкон, закурил, быстро вытерев глаза, чтобы никто не увидел. Подошел сын.
- А ведь права она... Бессовестные мы...
- Собирайся, батя...
- Куда?
- Поедем за бабой.
«Мне она тут не нужна!»,– зло сощурившись подала голос мать.
- Мне нужна. Я возьму, если надо будет,– Виталька заглянул в глаза жене Марусе, желая удостовериться, поддержит ли она его, – она меня ведь и правда вынянчила...
Та кивнула в ответ.
- Правильно. Наша очередь отдавать долги... Что она безродная что ли?!
На улице уже вовсю застрекотали сверчки. А бескрайнее небо над селом покрыл темный, отдающий синевой шатер с ярко поблёскивающими на нём звёздами. Баба Шура сидела на крыльце, прислонившись к дощатой стенке своего старенького, обложенного сероватым от времени кирпичом домика с голубыми, резными ставенками. Она тревожно вглядывалась в эту глубокую бездну и тихонько молилась...
- Господи... Забери меня сейчас... Кому мы нужны, старики... Одинокая я, не нужная никому... А то ишшо буду валяться... Лучша сразу... Прости мине, если чё не так, а? Охота увидать маму, папку и Петю... А ишшо не гневайси на их, не со зла они... Даааа. Работають. Жизня ноне тяжелыя... Такая... Вот ба напослед толькя усё жа увидать их, Васю и унучека... И тады можно...
Вдруг темную улицу осветил свет фар. Подъехала машина. И из неё вывалились её родненькие... Первым подбежал Виталька, обнял её за худенькие, высохшие плечи.
- Бабаня...
Старушка утёрла слёзы.
- Ох, чё эт я... Идитя у хату, мои хорошия!
Вдоволь наговорившись, Василий, опустив глаза тихо произнёс: «Постарела ты, мамка. Может к нам поедем, а?»
- Ох, сына, не хочу я на чужбине помирать. Охота у своём дому век дожить...
- И не надо никуда тебе, ба, ехать. Мы с Маруськой давно хотели... В общем...
- Мы решили в село перебраться,– продолжила за Виталика его жена,– вот... Если примешь нас, будем тут жить. Квартиру сдавать пока будем, а там посмотрим... Построимся потихоньку. И ты с нами...
Старушка, не сдержавшись, снова заплакала.
- Спасибо, Господи, как жа хорошо! Живитя, мои детоньки! И я с вами ишшо потелипаюся... А как жа... Унучков то хто нянчать будить!...
А вот ещё мои рассказики -