Аленка, приехавшая из города, поила мать из чашки и плакала. Петр и Володя, рослые, молчаливые, в отца, сами, без всяких похоронных бюро, сварганили гроб, обтянув его бархатом. Выпилили из реек искусные завитушки, позолотили их и набили сверху, на алый бархат.
Сами яму выкопали около могил деда и бабки, и прабабки, и пра-пра-прабабки, среди сосен, в легкой песчаной земле. Вот тебе и горожане, все умеют, все понимают – хороший след после себя Вася оставил. Галя может гордиться. Все на похоронах так и говорили: заглядение, а не парней, Галинке Бог дал. Царство небесное Василию, хорошими людьми своих мужиков воспитал! Не то, что это чучело гороховое, Танькин муженек. Гляди-ка, подрядился к парням, пристроился: тоже с лопатой. Черный весь от пьянки, а туда же:
- Я соседа должон по-соседски проводить! – и лопату по самый черенок в песок – ррраз! На пропой надеется заработать, алкаш! Вот почему Господь хороших людей прибирает, а такую мразь оставляет на грешкой земле?
Татьяна рядышком к Галке приклеилась, плечо свое крепкое подставив. Ничего не говорила, страдала за Галинку, чтобы той меньше горя досталось. Напополам беду разделить если – все полегче будет, правда? Шурик ее подоспел ко дню похорон, помнил все хорошее, что дядя Вася для него делал.
Галина ничего не слышала, ничего не видела. Дети рядком за столом. Аленка стол сама творила, кудесница: все в руках горит. И голубцов накрутила, и холодца наварила прозрачного, как слеза, плотного, тающего на языке…
И кутья нее медовая с изюмом, рисинка к рисинке, и на салатах – розочки из свеклы, ажурной листвой из огурца украшенные. Гости горюют, а кушанья Аленушкины подметают, только вьет!
Шурка сурово на своего папашку, не ко времени нализавшегося, молча из-за стола вывел. Галину обнял:
- Не плачьте, тетя Галя. У вас есть ребята, дочка, мама моя и я. Не плачьте.
Хороший, хороший какой. Умница. Два высших получил, и уже в какой-то престижной фирме деньги большие зарабатывает. На дорогущей машине прикатил. Хоть какая отрада матери. Хоть мать дух переведет – сын поможет.
***
Так и вышло. Шурик стремительно строил карьеру. Через пять лет уже фирмой той престижной сам владел. Это у такой-то грязи из-под ногтей, как его папенька, вырос человечище. У Татьяны на участке рабочие завелись и скоренько ей отгрохали домину – за день не обойдешь. Танька по четыре месяца в году по морям шастала – заботливый сынок. На него и Гале грех обижаться, пару раз она с соседкой и в Египте, и в Италии бывала. Впечатлений – на всю жизнь. Правда, тянуло Галю в деревню неимоверно. Ну не создана она была для долгих путешествий: скучала по дому родному. Танька пообижалась, но остыла. Ей, наоборот, хотелось убраться подальше, чтобы глаза Олежу не видели.
Тот уже лежал в постели, не вставая. Отказывали ноги. В больнице врачи качали головами: доигрался. Ну, не в подворотне валялся, на чистейшем белье, на дорогущей специальной ортопедической кровати, при вышколенной сиделке. Галя, конечно, не понимала и не принимала такого – все таки, муж. Плохо ведь ему. Хоть бы Танька немного рядом посидела, за руку подержалась, что ли. По-человечески, ну?
Сынам, в гости приезжавшим, не раз сетовала, Таньку осуждая. Но те, глядя на нее отцовскими глазами, угрюмо отмахивались:
- Мать, прекрати! Пусть еще спасибо скажет. Такие деньжищи… Квартир понакупить можно сколько…
Они, наверное, немного завидовали Шурику. Да и Аленка – тоже. У всех троих – ипотеки, кредиты… Детей боялись завести. Галя диву давалась – за конуру в двадцать квадратов нужно всю жизнь на банк ишачить. А дом, собственными руками выстроенный, в деревне практически пустует. И ведь нет, упрямцы, упорно не возвращаются, все какую-то птицу счастья надеются за хвост ухватить. Как Шурик. Так Шурик такой – один на миллион. Понимать надо!
- А вот учились бы хорошо, так и…
- Мама! – хором кричали, - не лезь ты в чужое дело!
Галина обижалась. Ну как тут не лезь. Сосед ведь. Сердца у Тани нет. Загордилась, дура старая…
***
Она не выдержала. Пошла. Таньки, как всегда, не было, но сторож, специально нанятый Шуриком, пропустил ее без проблем. Сиделка Ирина Петровна, она же, по совместительству – помощница, удивленно приподняла брови, услышав просьбу Гали, но ничего по этому поводу не сказало: мало ли что взбредет в голову людям. Надо поговорить с больным, так пусть разговаривает. Хозяин никаких ограничений на действия Галины не накладывал.
Олега и в постели с трудом найдешь, до чего он высох. Ничего не осталось от балагура-весельчака. Но и от пропойцы, допившегося до скотского состояния тоже ничего не было. Видно, что человеку осталось совсем немного мучиться на этом свете. Он сразу узнал соседку и даже попытался изобразить подобие улыбки на скуластом, обтянутом пергаментной ломкой кожей черепе.
- Здра-а-а-вствуй, Га-а-а-а-ля. А ты пр-и-и-ишла…
- Здравствуй, здравствуй, Олег, - Галина старалась говорить ласково, тихо, - что же ты, сосед, сотворил с собой? Олег, Олег…
Сосед вдруг посмотрел на Галину все понимающим, страдальческим взглядом, и глаза его были чистыми, ясными, как у младенца. Или святого.
- Виноват. Виноват. Я… не… Это все из-за… Из-за Ва… Василия.
- Василий? – не поняла Галя.
Олег говорил долго. Плохо. Медленно. Но Галина хорошо его понимала. Слишком хорошо.
Олег начал пить, когда увидел свою жену, целующуюся с Васей. Они обнимались крепко, крепко. Они любили друг друга. Это было видно. Это любой дурак бы понял. А Олег дураком не был. Он был слабаком. Вместо того, чтобы разбить Ваське морду в кровь, в ошметки, подать на развод, и уйти от неверной Таньки раз и навсегда, пока не поздно, он… внушил себе, что НИЧЕГО НЕ БЫЛО.
ЕМУ ПОКАЗАЛОСЬ. Примерещилось. Бывает же, что мерещится всякая ерунда.
Олег любил жену больше всего на свете, и боялся уйти. Вот как уйти? Как ее, поганку, вырвать из души? Пусть лучше так. Так ведь лучше? И он жил так, будто ничего страшного не случилось. Правда, в сторону Василия смотреть не мог, и спать не мог. Ему снилось, как он убивает соперника, как стреляет в него, как отрубает ему голову, как топит его в реке или душит голыми руками.
Сны становились маниакальными. И, чтобы не сойти с ума, Олег начал пить. Легчало, отпускало, сны уходили. Жизнь продолжалась. А Танька родила мальчика. Олег считал, анализировал, думал… Но жена ушла в материнство, показывала хорошенького младенца Олегу, хвастаясь и радуясь. И Олег НЕНАВИДЕЛ этого мальчика.
- Он простой двоеженец, Галя. А ты… ничего и не знала, - шептал умирающий человек.
- Зачем ты с ней жил? Зачем? – Галя еле сдерживала крик.
Олег не знал. Зато каким он был счастливым, когда Васька умер. С каким удовольствием рыл ему могилу. Это был самый прекрасный день в его жизни. На поминках хотелось пить и петь, пока Васькин ублюдок не вытолкал его из –за стола.
- Прости, Галя. Я был таким… козлом и… подлецом, что… не рассказывал тебе ничего…
Галина не выдержала и закричала надрывно:
- Ты не был! Ты и остался козлом и подлецом! Зачем ты мне это все сказал! Сволочь ты поганая! Да вы все – сволочи поганые!
Она выбежала из дома, трясущимися руками открыла свою калитку и долго металась по комнате, натыкаясь на стулья и кресла, как птица, нечаянно залетевшая в окно…
***
Олег умер через три дня. Галя на похороны не пошла.
- Что же ты, мама? – Аленка, прикатившая домой, недоумевала, - никчемный человечишка, согласна, но… Надо было. Тетя Таня – нам не чужой человек…
«Ага, не чужой. Мы тут все родные, все. Как в гареме. Султан, правда, помер» - носилось в Галиной голове.
Было жалко себя, своих лет, Олега, Шурика, детей… Как же так, Василий? Как же ты мог? Мог! Да еще как! Ювелир! Так изображать неприязнь к Таньке… А она? Стерва. Стерва! Ах ты, Господи, дыхания не хватает…
Шурик неожиданно пришел к Галине. Алена и ребята уехали в свои взрослые жизни, а этот… почувствовал что-то, что ли? И, главное, Танька носу не показала, хотя была в деревне все девять дней, приличная вдова, гляньте на нее. Поди, перед гостями морду кривила в обиде на Галину.
- Тетя Галя, вы здоровы? – присел перед Галей на стул, глаза внимательные, взгляд пытливый, умный… Васин. Высокий, сильный, привыкший властвовать и повелевать. Крутой. Невыносимо смотреть на него.
Галина прикусила язык: молчать. Молчать! Но Шурик погладил женщину по плечу. Черные зрачки в серой радужке, Васины. И губы, словно черкнул кто-то линию – отцовские. Ждет ответа, требует, добивается…
- А я ведь все знаю, тетя Галя.
У Галины сердце ухнуло в пятки, как камень с горы. Ой, нет. Нет, нет, нет!
- Ирина Петровна слышала, как вы кричали в папиной комнате. И слышала, ЧТО вы кричали. Мы с Ириной Петровной доверяем друг другу.
Почему вы ему поверили? Вот так, взяли и поверили?
Галина заморгала ресницами быстро, быстро. Напряжение, (словно стальные обручи лопнули), ушло, убрав незримую плотину, перекрывавшую горячую лаву слез. И сразу стало легче, а боль в груди отпустила, убрала когтистую лапу от сердца.
- Да. Вот такой он, мой отец. И никуда от этого не денешься. Пока здоров был, плевал и на маму, и на меня с высокой колокольни. А как свалился и понял, что это – все, началось…
Неизлечимо больные люди страдают по разному. Одни стараются отдать долги, поделиться душевным теплом, попросить за все прощения у близких. А другие брызжут ядом: если так плохо мне, то почему – только мне? Пусть будет плохо всем!
Александр, услышав крики матери, доносившиеся из комнаты отца, взлетел по лестнице, распахнул двери и увидел родную мать обескураженной, сумасшедшей… Она… душила мужа. Еле-еле разомкнув руки, сцепившиеся на горле отца, Шурик оттащил женщину от кровати.
- Тв-а-а-а-рь! Твари! – Татьяна орала, визжала, и успокоить ее смогла только пощечина.
Она билась в руках сына, захлебывалась рыданиями, пока Олег сипел и откашливался…
- Ви-и-иноват, сынок… Виноват, прости, сынок!
С трудом удалось добится объяснений произошедшего.
Всю жизнь папа спал тайком с Галиной. И Аленка, оказывается, его родная дочка. Вот, решил повиниться перед смертью, так сказать, облегчить душу.
Каково?
- Я не… Я никогда… - побелевшими губами произнесла Галина.
- Я так и понял, - Шурик снова прикоснулся к ее плечу, - как уговорил Аленку сдать генетический материал? Да просто, подарил им абонемент на лечение у дорогого стоматолога. Да и парням – тоже. Кто откажется?
Галина благодарно кивнула головой.
- Ну а там – дело техники. Вот и выяснилось – никакого совпадения. Врал папаша. Врал чудовищно. Специально, чтобы добить мать. Она всю жизнь на него горбатилась, и вот как он отплатил. Да еще честное имя дяди Васи в грязи извозил! Я бы жизнь отдал, чтобы у меня такой отец был, как дядя Вася! Я никогда его не забуду! Но не судьба. Вы мне верите?
Галя обняла Шурика. Ей стало совсем хорошо.
- Я могу сделать экспертизу для вашего спокойствия. Хлопотно это, правда, но я сделаю!
- Не надо, Шурик. Совсем не надо. А отца прости. Боли адские у человека, что уж теперь… Мама-то надолго уехала? Мне бы с ней повидаться…
- Скоро приедет, повидаетесь, теть Галь, - улыбнулся Шурик.
***
Это для Гали он был Шуриком. Для своего разросшегося концерна он давным давно именовался Александром Олеговичем. Грозой, властелином и повелителем! Никакой жалости, сочувствия и понимания. Бизнес нужно держать в ежовых рукавицах!
При своем жестком характере Александр Олегович имел лишь одну слабость: нежную любовь к своей несчастной матери. Угораздило ее выйти замуж за этого… уродца. Ведь не любила никогда, зачем? Почему не бросила? Жалко. Жалко мужа. Жалко жену любимого…
Встречались тайно. Шурик – Василия сын. И Татьяна однажды сказала Шурику об этом. Ему было двенадцать лет, и он чуть вены себе не вскрыл от стыда за папу, валявшегося в грязной луже и оравшего на Шурку у людях на виду:
- Эй, дебил, сюда иди! Помоги! Куда ты, выродок, побежал!
Мать сама тряслась. Она жалела о том, что не удержала язык за зубами. Но ради ребенка, который чуть кровью не истек… И из-за кого?
И так прошла вся жизнь, все молчали, лишь бы не курочить Галину судьбу. Пусть уж… Хотя выть Татьяне хотелось по ночам. А Василий честно заботился об обеих семьях. Помогал. Тащил всех. И… любил Шурку. Порой проведет ладонью по голове, посмотрит на него мудрыми глазами:
- Держись, брат, все будет хорошо…- душа Шуркина заходилась, и он едва сдерживался…
Кто знал, что алкоголик Олежек, никчемное существо, вздумает раскрыть свой рот, тварь неблагодарная…Ну да ничего, отговорил свое, ничтожное создание. А он, Александр, мать его за ногу, Олегович, весь в родного отца. Он всегда будет заботиться и о матери, и о тетке Гале, и о братьях, и о сестре. Квартиры всем купил, деньги дает регулярно… Он хороший сын и брат. Просто так получилось…
А что Олеженьку оговорил, так за это ответит когда-нибудь. ТАМ он все популярно ЕМУ по полочкам и разложит. Потом. А пока… Зачем делать больно пожилой женщине? Зачем Галине вся эта правда?
Пускай живет и радуется…
---
Автор рассказа: Анна Лебедева