Трель дверного звонка заливалась и заливалась, вытаскивая меня из сладкой трясины утреннего сна. Почесывая то, что, встав с кровати, чешут большинство мужиков, поплелся открывать.
- Такой-то Такойтович? - парнишка протягивал мне четвертушку листка с отпечатанным текстом и другой рукой, одновременно, раскрытую общую тетрадь с разлинованной страницей. - Распишитесь, пожалуйста.
Черканув закорючку в клеточке, на которую указывал палец, попытался понять напечатанное.
- Эй, погоди... - ответом был звук захлопнувшейся двери подъезда двумя этажами ниже.
- Ну что там, кого нелегкая принесла в такую рань? - потягиваясь, спросила жена, - поспать человеку не дают в отпуске...
Не отвечая, перечитывал клочок бумаги вновь и вновь. Наконец дошел смысл содержимого, и сон окончательно улетучился.
- Ты спи, сам позавтракаю. В кадры вызывают, надо быть через час.
- Какие кадры? У тебя же еще два месяца отпуска!
Не отвечая, ушел на кухню. Следом, кутаясь в халат, появилась жена.
- Не знаю, но идти надо, просто так посыльных с базы резерва не присылают, - наконец нашел нужные слова и повторил:
- Идти надо.
Через сорок минут, сидя перед инспектором отдела кадров, слушал его пространную вступительную речь о том, что стране нужны герои и Родина ждет в данный момент подвига от меня. Эта речь обволакивала и убаюкивала, и, чтобы избежать закономерного ее продолжения в виде сна в сомнамбулическом состоянии, как когда-то на лекциях по научному коммунизму, решился ее прервать:
- Послушайте, а Вы в помполиты не хотите податься? Красиво излагаете, но хотелось бы конкретики. Давайте перейдем к основной части доклада, - сказал я, - назовите время и место подвига - и я таки пойду его делать, и даже есть большая вероятность, что я его сделаю.
Инспектора я знал давно, и мы в некотором роде приятельствовали, поэтому стеснен выбором дипломатических выражений я не был.
- Ну, Вы, в своем репертуаре. Зато сразу видно, что психически здоров, - улыбнулся он. - Хорошо, теперь к делу. С ледокола сняли начальника радиостанции с аппендицитом. В резерве - ноль. Почти все отпускники либо на материке, либо только что сошли на берег. Вы - единственный, кто отгулял почти половину. Больше кандидатов на подвиг нет.
- Стоп, какой ледокол? Вы в окошко смотрели? Если хотите, давайте это сделаем вместе. Оп! Что мы там видим? Да неужели за окном почти лето? А почему же тогда не в ремонте стоит посудина? И зачем начальник рации в СРЗ (судоремонтном заводе) нужен так срочно?
- Да подождите! Ледовая в этом году была не самая сложная, его даже в док после нее не ставили, у стенки подшаманили и решили летом использовать, как морской буксир. Ставят на японскую линию - списанные рыбацкие сейнеры и траулеры таскать будете. - Немного подумав, добавил, - лучше сейчас лето на Японию отработать, чем зимой через Охотское на Магадан из Ванино ходить, - в одном предложении инспектор показал и пряник, и кончик кнута.
- Ну, вот и конкретика пошла! А Вы умеете уговаривать! Выписывайте отношение к капитану порта, а я пока в службу связи и радиобюро схожу, проведу профилактическую беседу, – поднялся и двинулся к выходу из кабинета.
Сначала зашел к начальнику радиобюро. С ним я познакомился, когда он был еще начальником смены, а я вторым радистом. Очень быстро мы нашли огромное количество общих интересов, подружились и дружба наша продолжалась до моего отъезда с острова на материк. Бывая в отпуске, от скуки мог, захватив с собой самодельный электронный ключ Морзе, зайти в радиобюро просто так, выгнать с канала ошалевшую от количества радиограмм девочку-оператора, сесть на ее место и работать, пока она отдыхает. Иногда, в очередной раз поругавшись со своей благоверной, приходил на полную двенадцатичасовую смену и отрабатывал её, облегчая общую нагрузку. Андрей это приветствовал и, когда кто-то заболевал или по иным причинам, сам просил меня помочь. Я никогда не отказывал.
Приходя из рейса, обязательно береговым коллегам заносил пакет с колготками, которые были в дефиците в Союзе, бабл и чуинг-гамом для их детишек. Ну и как фирменный знак - магнитофонные кассеты с самыми новыми альбомами групп, которые в Союзе могли появиться еще очень не скоро. Мзды от них я, разумеется, не требовал - просто не имел права, исходя из соображений совести. Отклик благодарных береговых операторов дорогого стоил - я никогда не стоял в длиннейших очередях на передачу радиограмм, телефонные переговоры тоже были для меня вне очереди, так что свою выгоду я все-таки имел.
Сообщив Андрею, что ухожу на ледокол, и, попросив его оповестить всех, зашел в соседнюю дверь к начальнику радиослужбы пароходства. Его я знал еще курсантом Alma Mater, только более раннего выпуска, поэтому никаких преград в общении не было. Общались мы с ним на "ты", как давние знакомые. Спросив об аппаратуре и заявках на ремонт с борта судна, просмотрев служебные записки, адресованные ему, попросил позвонить в БЭРНК (Базовая электрорадионавигационная камера) на предмет выдачи необходимого ЗИПа и попрощался, получив стандартное пожелание о ветре и семи футах.
Через дорогу в капитании порта получил паспорт моряка взамен своего серпасто-молоткастого и, наконец, появился дома.
- Собирай сумку, уезжаю на пароход. Срочная замена, больше некому, - с порога сообщил жене, дабы избежать цунами вопросов, - вечерним паромом поеду.
Так я появился на борту славного ледокола "Фёдор Литке" - с легкой сумкой на ремне через плечо и двумя огромными и тяжелыми коробками с ЗИПом, полученным в БЭРНК Холмска. Коллега на борту парома помог связаться с БЭРНК Ванино, они по моему запросу добавили ЗИП от себя, в комплекте с машиной, которая и доставила меня от трапа парома к трапу ледокола. Дела принимать было не у кого, поэтому просто написал рапорт на имя капитана о вступлении в заведование судовой радиостанцией.
Три дня подготовки пролетели, как один. Экипаж был в основном новый. Старый, отработавший ледовую, списывали - в пароходстве было традицией посылать на зимний период на ледоколы залётчиков, утративших визу по различным причинам и вынужденных работать в каботаже. Народ подобрался в основном молодой, работали с задором, притерлись друг к другу практически сразу. У многих, в том числе и у меня, это был первый опыт работы на таком судне. К выходу в рейс прислали второго радиста - недавнего выпускника Херсонской мореходки.
Что такое ледокол я прочувствовал сразу после выхода из бухты, где волнения не было. Его корпус по своему строению значительно отличается от обычных, уже привычных мне, форм корпусов грузовых судов - по форме он напоминал яйцо. Обычное куриное яйцо. То есть киля в традиционном его виде у ледокола нет. Нет и бортовых килей - успокоителей качки. Именно поэтому даже на небольшой волне этот пароход всегда раскачивался ванькой-встанькой с большой амплитудой и иногда казалось, что еще вот-вот и он начнет мачтами хлопать по воде попеременно то с одного борта, то с другого. Все, что могло упасть, сдвинуться или перевернуться, на ледоколе было жёстко прикручено, привинчено и приварено к палубе или переборкам.
Отдали швартовы и вскоре вышли из бухты в пролив. Погода радовала спокойствием, море – почти гладкой, изгибаемой только ленивой и невысокой зыбью поверхностью. Палуба плавно ушла из-под ног внезапно - ледокол накренился на левый борт, задержавшись немного в крайней точке, затем, пройдя без задержки положение "ровный киль", стремительно накренился на правый. Я успел ухватиться за ручку, прикрученную к штурманскому столу. Работая на море не первый год, я никогда не ощущал ничего подобного. С камбуза донесся грохот падающей посуды. Продолжая игриво кланяться на оба борта, пароход быстро набрал ход и шустро побежал в порт назначения.
- И что, так всегда будет? Волны же почти нет - максимум метр! - с удивлением спросил я.
- Привыкай, никуда не денешься. Зато на всю оставшуюся жизнь будет тебе прививка от качки, - обрадовал меня старпом. - Если первые сутки выдержишь, скоро вообще замечать перестанешь.
К чести экипажа к такой качке быстро привыкли все. Самым сложным, к чему приноравливаться было трудно – прием пищи во время центростремительной бортовой болтанки. Приходилось отыгрывать телом переход вертикали в почти горизонталь, одновременно удерживая в одной руке тарелку с флотским борщом, а другой работать ложкой. Столы при качке накрывались мокрыми простынями, сложенными в несколько раз, чтобы не допускать скольжения столовых приборов. Все стулья и кресла намертво крепились к палубе специальной растяжкой – штормовкой. Как-то в одной из застольных бесед, на вопрос, что буду делать, если придется покинуть флот, ответил, что пойду работать в цирк, и номер у меня уже готов и отточен до бритвенной остроты, так как упражняюсь несколько раз в день. На удивленные взгляды оторвавшихся от еды коллег, пояснил:
- Номер смертельный, единственный в мире и никем на арене еще не исполняемый. Буду ходить по ненатянутому канату и одновременно есть флотский борщ, рассказывая анекдоты о том, как когда-то на ледоколе работал.
С середины мая и до конца августа наш пароход в роли морского буксира исправно таскал на длиннющем стальном буксирном тросе ржавые и давно облюбованные бакланами, а иногда и сивучами, изношенные сейнеры и траулеры. К буксировке их готовила береговая команда: заваривали все вентиляционные отверстия, разбитые иллюминаторы, подваривали уголками сгнившие мачты и тщательно укрепляли на баке брашпиль, усиливая его мощными швеллерами.
Портом назначения в Японии неизменно был Сасебо на острове Кюсю, самом южном из островов Японского архипелага. При подходе к порту на внешнем рейде брали буксируемый объект под борт, по-морскому это называется ставили “лагом", и сутки – двое, а иногда и больше, ожидали на внутреннем рейде прибытия маленького закопченного буксира из Пусана, используя стояночное время для ознакомления с местными достопримечательностями.
В то время дипломатических отношений с Южной Кореей еще установлено не было и металлолом ей продавали через японского посредника. На обратном пути из Японии заходили в Северо-Корейский порт Вонсан, где нам на буксировочный трос цепляли пару новых несамоходных плашкоутов, построенных по заказу СССР и тащили их в Ванино, где происходила бункеровка и получение различного снабжения – от продуктов до запасных и расходных частей. Затем все повторялось снова и снова. Изменялись порты, где мы брали объекты, предназначенные для буксировки, изредка менялись члены экипажа, становилось всё жарче и жарче.
Но, увы, всему хорошему есть свой срок и благодатные летние месяцы, характерные для Японского моря хорошей погодой, заканчивались. Всё чаще с юга подходили циклоны, разгонявшие сильным ветром высокую волну и несущие с собой обильные тропические дожди. Над материком стояли характерные для этого времени года антициклоны, зоны низкого давления упирались в них, объединялись со своими собратьями, непрерывно подходящими с юга и усиливающими непогоду, и накрывали северо-восточную часть Тихого океана штормами, медленно смещающимися на север, и проходящими через Камчатку в сторону Алеутских островов. Приближался сезон осенних тайфунов.
В последних числах августа наш ледокол подходил к Цусимскому проливу с очередным, предназначенным на переплавку, рыбацким сейнером, честно отработавшим своё в одном из рыбколхозов Невельска. Прием прогнозов и погодных карт, в связи с наступлением сезона штормов и по распоряжению капитана, был организован круглосуточно.
Факсимильный аппарат работал почти беспрерывно, выдавая на-гора карты приземного анализа и различных прогнозов до трёх суток вперед. С юга, от Филиппин, приближался тайфун, выросший из тропической депрессии. Японские береговые центры, предваряя сигналом срочности или безопасности, давали внеочередные штормовые предупреждения. Владивостокский метеоцентр, на сопровождении которого мы стояли как буксирующее судно, тоже подтверждал подход тайфуна.
В очередной часовой повестке своего радиоцентра принял вызов нашего парохода на радиотелефон с префиксом срочности. Через десять минут капитан слушал рекомендации службы безопасности мореплавания. Цусимский пролив нам проходить запретили - слишком велика была опасность встретить центр подходящего с юга тайфуна в узкости. Рекомендовали отстояться на якоре у северной оконечности острова Цусима.
- Начальник, напиши и закинь радиограмму на Юниориент, что мы пережидаем тайфун. Координаты стоянки сейчас дам. - Мастер доверял мне самому писать радиограммы агенту. Мои познания в английском он ценил высоко и был уверен в правильности передачи информации. Через десять минут радиограмма была передана.
Два часа, спрятавшись в ветровой тени острова, отстоялись в покое и тишине, стоя на якоре. А затем, подошедший корабль японской береговой охраны,
настойчиво порекомендовал уйти штормовать в бухту Асо, расположенную примерно посередине острова Цусима.
Служба безопасности мореплавания подтвердила рекомендации, и вскоре мы, сопровождаемые японцами и уменьшив буксирную линию до минимума, заходили в бухту со стороны Корейского пролива. Высокий южный берег предполагал укрытие от ветра с этого направления. Корабль береговой охраны, убедившись, что мы правильно его поняли и выбрали подходящее место для якорной стоянки, ушёл, растворившись в наступающей мгле. Давление стремительно падало, барограф чертил прямую, резко наклонную линию: тайфун неотвратимо приближался.
Продолжение следует.
Novosea Company. Редактировал Bond Voyage.
Все рассказы автора читайте здесь.
Дамы и Господа! Если публикация понравилась, не забудьте поставить автору лайк, написать комментарий. Он старался для вас, порадуйте его тоже. Если есть друг или знакомый, не забудьте ему отправить ссылку. Спасибо за внимание.
==========================
Желающим приобрести авантюрный роман "Одиссея капитан-лейтенанта Трёшникова" обращаться kornetmorskoj@gmail.com
В центре повествования — офицер подводник Дмитрий Трешников, который волею судеб попал служить военным советником в Анголу, а далее окунулся в гущу невероятных событий на Африканском континенте. Не раз ему грозила смертельная опасность, он оказался в плену у террористов, сражался с современными пиратами. Благодаря мужеству и природной смекалке он сумел преодолеть многие преграды и с честью вернулся на Родину, где встретил свою любовь и вступил на путь новых приключений.
==================================================
