Вот уже неделю Шкалик не находил себе места, мысли о кладе не давали ему покоя. Он плохо спал, во сне бормотал и ворочался за что был изгнан женой на диван, но и лежа на жестком, продавленном ложе он не переставал мечтать о призрачном богатстве.
-Вот найду клад, куплю себе сразу машину, с Иринкой рванём к морю, куплю ей бусы и босоножки белые, те, что в сельмаге себе приглядела. Мечты кружили голову, заставляли сердце стучать быстрее, засыпал он под утро с счастливой улыбкой на губах. Но ночь заканчивалась, а с нею и мечты о больших деньгах. Утром, не выспавшийся Шкалик рыкал на жену, подпинывал кота, не вовремя попавшего под ноги и мрачным, уходил на работу. Ирина, наблюдая за мужем, гадала, не зная, что с ним происходит, пока припертый к стенке Максим не признался, он хочет найти клад.
-Тю, -сказала она презрительно, узнав причину его бессонницы,-лучше бы забор поправил, перед соседями стыдно, они уже костылями его подпирают, со своей стороны.
-Не веришь? А у Бориса, того, что из города приехал, записи имеются о том, что священники успели припрятать своё барахло.
-Тоже мне новость, так об этом моя тётка ещё рассказывала,- сказала Ирина, ставя перед мужем тарелку жаренной картошки, -она же при храме пела, в хоре и дружила с попадьей,-подумав она подложила в тарелку соленый огурец.
-Наша тётка Агафья? А ты не рассказывала об этом – спросил Шкалик, хрустя огурцом.
-Так ты и не спрашивал. Вот только расскажет ли тебе она об этом?
Между Шкаликом и Агафьей была давняя вражда, по молодости от тиснул у неё несколько литров самогонки. Вредная старуха не простила и при удобном случае припоминала ему эту кражу. Несмотря на солидный девяностопятилетний возраст была она в ясном уме и памяти и даже мало-помалу себя обслуживала. Жила она на краю села в гордом одиночестве, время от времени выбиралась до сельского магазина и почты, слыла нелюдимой и вредной.
-Мда, задачка- подумал Шкалик, подцепляя на ложку картошку,- к Агафье на кривой козе не подъедешь, не подмажешь, нужен план- он отодвинул от себя пустую тарелку и выпив стакан холодного молока улегся на диван, думать. В голову ничего не шло и помучавшись он заснул, не слыша, как жена укрыла его покрывалом.
Агафья с трудом вышла на крыльцо, больные ноги совсем не держали, суставы ломило от нестерпимой боли, а тут, как, назло привезли тележку дров. Пахучие поленья так и манили, просили, сложи нас в поленницу.
-Ох, грехи наши тяжкие, -вздохнула она, пытаясь тихонько спуститься с крыльца.
-Доброго денечка, Агафья Степановна-раздался знакомый голос из-за плетня.
-Хто здеся? А ну, идите подобру-поздорову, а не то Полкана с цепи спущу!
На цепи заходился лаем здоровенный пёс, любимец старухи.
-Это я Максимка, тетка Агафья- Шкалик высунулся из-за забора.
-У, вражье семя, опять пришёл пакостить?
-Помочь решил, вижу дров вам подвезли? Сложить бы надобно.
-Без тебя обойдусь, ворюга!
-Как хотите тётка, только назавтра вроде как дождь обещают. Старуха задумалась.
-Так вот почему у меня ноги разболелись, руки ломит и верно дождь будет, а дрова как же? -подумала она про себя.
-Ладно, заходи, подсобишь, заплачу сколь скажешь. Ирка- то как?
- Жива-здорова, стесняюсь спросить, собачку бы прибрали, неровен час сорвётся, укусит, а я их с детства боюсь.
-Не боись, в сарае запру, Полкан чужих не любит. С трудом спустившись с крыльца, она доковыляла до собаки и цыкнув, чтобы замолчал, закрыла в сараюшке. Полкан и там продолжал лаять и прыгать на дверь, Шкалик опасливо оглядываясь подпёр дверь жердиной.
-Значит так, -скомандовала Агафья, складывать будешь под навес, бересту в короба, а я пока пойду сгоношу тебе яишенки. Самогонки не дам! –грозно сказала она.
-Да и не надо, в завязке я, уж сколь не пью- ответил ей Шкалик подхватывая первые поленья.
-Смотри у меня-погрозила ему старуха пальцем,-ежели что Полкан тебя живо разуму научит! –тяжело передвигая ногами она ушла в дом.
Поплевав на ладони Шкалик принялся носить дрова и складывать их в поленницу. Работа была привычной, перекладывая поленья крест-накрест, чтобы она не завалилась он думал, как начать разговор с Агафьей о кладе. Через три часа на месте кучи остались лишь щепки, которые Шкалик собрал в большую оцинкованную ванную.
-Готово-доложил он Агафье, вышедшей посмотреть, как продвигается работа.
-Вижу –ответила подобревшая старуха,-заходи в дом, обед поспел.
Стопку с самогоном, Шкалик благоразумно отодвинул, а графинчик убрал со стола на буфет. Агафья одобрительно хмыкнула и добавила ему в тарелку кусок мяса из чугунка с супом.
-Ешь давай, работничек- сказала она, усаживаясь напротив него и внимательно наблюдая за тем как он ест.
-Раньше работников по еде набирали –сказала она, разглаживая натруженной рукой кленку на столе, -ежели хорошо ест, значит и работать будет хорошо, ну а если клюет, как птичка, то и в работе не дюж.
-Вкусный у вас тетка супец-похвалил Шкалик, -в народе говорят вы и поёте хорошо, даже в церкви пели.
-Было такое-с удовольствием ответила Агафья, глаза её увлажнились, старушку затянуло в омут воспоминаний.
-Родители наши батрачили всю жизнь. Жил здесь один –Саночкин, богатый человек был, хозяйство большое, мог батраков нанять. А нас в семье мал-мала меньше, я за старшую оставалась, с шести лет уже готовить умела и дите обиходить тоже. Родители отдали меня в воскресную школу, при храме, правда всего ничего и проучилась, но зато батюшка меня приметил. Голос у тебя, ангельский, Агафьюшка, чисто ручеек звенит, переливается-сказал-, вот и позвал псалмы петь при службе. А мне что, за радость только, матушка накормит, да ещё с собой даст, так я маленьким несла, одна никогда не ела. Постарше стала, при храме работу получила, плохо ли? Родителям подсоба, на селе почет и уважение.
Только вот вскоре переменилось всё. Саночкина из дома выселили, увезли куда-то вместе с семьей, в доме его контору сделали, папка мой в большевики записался, большим человеком в селе стал, а мне запретил в церкву ходить. Помню, как колокола снимали, главный упал, да в землю глубоко ушёл, тракторами доставали, а в меньших колоколах дикие пчелы соты наделали, их раздавали детишкам, на радость. Хотя какая радость, когда веру рушили?
Батюшка долго держался, всё пытался храм защитить, да только увезли его ночью, тайно, чтобы люди не видели, вместе с попадьей и детьми. А дальше и вовсе непонятное началось, то белые в селе, то красные. Мамка детей в охапку, да в лес, не разбиралась кто да откуда, боялась. Хорошо, что на краю жили, прям возле леса-неё показала рукой в окно,-рукой подать.
-А с богатством из храма что-же? – как бы невзначай спросил Шкалик.
-Так ты из этих, кто его ищет? -спросила Агафья.
-Да почему же? –заюлил он,-интересно просто. Люди говорят..
-Был тут на днях один городской, не нашенский, выспрашивал, только я его дальше двора не пустила, через забор разговоры вели, так я ему тоже самое сказала, что и тебе, не знаю ничего я про богатства эти. Только накануне как батюшку увезли, матушка книжку мне подарила, как чувствовала, что не свидимся больше.
-Книжку? –разочаровано протянул Шкалик, -а где она?
-Тут, где же ещё ей быть-Агафья подала собеседнику даже не книжку –печатный журнал местного земства с объявлениями и отчетами ведомства. Шкалик равнодушно полистал страницы, похоже зря он дрова носил, не знает ничего старуха. Спешно доев предложенное, он распрощался и поспешил домой.
Утро следующего дня началось со страшной новости, Агафья умерла. Полкан, запертый в сарае выл так, что ближайшие соседи не выдержали и пришли посмотреть, что случилось. Старуха лежала на полу, на полу запекшаяся из раны на голове кровь, в доме всё перевернуто, похоже здесь что-то искали. Соседи вызвали участкового и первый кто попал под подозрение был Шкалик, которого во дворе Агафьи видели многие.
____________________________________________
Друзья, очень сильно просели дочитки на канале, всего 9 тыс из 58 тыс читают нас. Что случилось? Стало неинтересно? Вы не видите наш канал в своей ленте? Я понимаю, что выкладываю нерегулярно, и не в определенный час. Простите меня. Мне очень важна ваша реакция-лайки, комментарии, так я отслеживаю заходит материал или нет. В последнее время здесь тихо, не дочиток, не показов.. Это огорчает меня.