«Таланты и поклонники» написаны одиннадцатью годами позже «Леса», но трагик Ераст Громилов всегда представлялся мне своего рода вариацией на тему Несчастливцева, хотя и занимает в пьесе куда более скромное место.
Можно найти очень много общих черт. Вспомним, что оба героя – трагики, оба очень любят цитировать высказывания своих персонажей. Фрагмент знаменитого монолога Несчастливцева из финала пьесы - «Люди, люди! Порождение крокодилов! Ваши слёзы — вода! Ваши сердца — твердый булат!» (цитата из «Разбойников» Ф.Шиллера). Трагик Громилов тоже будет патетически восклицать: «О люди, люди!»
Оба трагика весьма почитают и Гамлета: «Жаль, фрака нет; был фрак, да я его в Кишинёве на костюм Гамлета выменял», - посетует Насчастливцев. И Аксюше станет рассказывать: «Я нищий, жалкий бродяга, а на сцене я принц. Живу его жизнью, мучусь его думами, плачу его слезами над бедною Офелией и люблю ее, как сорок тысяч братьев любить не могут». А Громилов несколько раз скажет Негиной: «Офелия, удались от людей», «Офелия! о нимфа! помяни меня в твоих святых молитвах» (в экранизации 1973 года эта фраза удивительно проникновенно прозвучит при прощании).
Оба, видимо, принадлежат к тому поколению артистов, которое играло ещё по старым канонам. Всегда вспоминаю строки Н.А.Некрасова про то, как
…главою помавал,
Как некий древний магик,
И диким зверем завывал
Широкоплечий трагик.
Аркашка пренебрежительно скажет о Несчастливцеве: «Я ещё на провинции-то получше его считаюсь, нынче оралы-то не в моде». Оставим это высказывание на его совести. Во всяком случае, полагаю, успехом Громилов пользуется. Думаю, что такой диалог говорит сам за себя:
«Великатов. Сколько может получить бенефициант, если театр полон и цены большие? Ведь брал же кто-нибудь очень хорошие бенефисы?
Трагик (ударяя кулаком по столу). Я.
Вася. Мы с ним в начале ярмарки триста пятьдесят рублей взяли» (и, судя по следующим репликам, это много).
И антрепренёр Мигаев трагиком явно дорожит. Он будет жаловаться князю: «А у меня горе, ваше сиятельство… Трагик запил. Вон он бродит по саду». Однако о расторжении с ним контракта речи не идёт (значит, сборы трагик делает, а потому нужен), не решается антрепренёр даже только «пугнуть: что, мол, по этапу на место жительства»: «Душа у них очень широка, ваше сиятельство. Мне, говорит, хоть в Камчатку, а ты — мерзавец! Да так он это слово, ваше сиятельство, выразительно выговорит, что не до разговоров, а только подумываешь, как бы ноги унести» (ну не могу не привести ещё раз эту цитату!)
«Трагик запил»… И снова, увы, параллель с Несчастливцевым. Можно, конечно, пренебречь словами Аркашки («Я говорю только, что мы с ним равные, оба актеры, он — Несчастливцев, я — Счастливцев, и оба пьяницы»), но ведь и сам Геннадий Демьяныч скажет о «кабачном геройстве» и воскликнет: «Плачь, пьяница, плачь!» И признается: «А ты мне не откажи в пятачке медном, когда я постучусь под твоим окном и попрошу опохмелиться. Мне пятачок, пятачок!»
И очень интересно ещё одно заявление Мигаева: «Я скорей соглашусь ко льву подойти, чем к трагику, когда он не в духе или пьян», - особенно если сопоставить его со словами самого трагика «Ах, как я благороден! Одно, брат Мартын, обидно, что благороден-то я только в пьяном виде…» И снова – перекличка с Несчастливцевым: «Нет, мы артисты, благородные артисты, а комедианты — вы. Мы коли любим, так уж любим; коли не любим, так ссоримся или дерёмся; коли помогаем, так уж последним трудовым грошом».
Своё благородство Громилов ценит весьма высоко. Он с гордостью скажет Мелузову: «Я сам тоже учитель, да, учитель. Что ты на меня смотришь? Я учу богатого купца… Благородству». Конечно, это «обучение» сводится в основном к совместному распитию:
«Вася (трагику, наливая рюмку вина). Покорнейше прошу, пожалуйте!
Трагик. Не проси, и так выпью. К чему много слов: "Покорнейше прошу, пожалуйте!" Скажи: пей! Видишь, как просто — всего только одно слово; а какая мысль глубокая». Или великолепный диалог: «Чего мы, братец, с тобой сегодня не пили?» - «Чего? Да уж, кажется, всё, окромя купоросу».
Однако придя вместе с Васей после спектакля на квартиру к Негиной, они будут вести себя куда благороднее поклонников-дворян. Обещание Васи «Мы честно, благородно, со всем нашим уважением! Никакого безобразия, помилуйте!» выполнено полностью: трагик (не преминувший добавить: «Ещё бы! Коли я тут»), хоть и картинно «падая на колени», но «неволить не станет, будет просить»: «Саша, Александра! Ты смотри, кто тебя просит! Смотри, кто у ног твоих! Громилов, сам Ераст Громилов!» А упросив немного выпить и поздравив, приятели мирно удалятся: «Прощенья просим! Пожалуйте ручку-с! Извините за невежество-с. Спасибо этому дому, теперь пойдём к другому».
Трагик готов среагировать на несправедливость; услышав от Нарокова, что «какая-то гнусная, дьявольская интрига затевается» против Негиной, он готов действовать: «Кто он? Где он? Скажи ему от меня, что он со мной будет иметь дело, с Ерастом Громиловым!» Но, как сказал поэт, «суждены вам благие порывы, но свершить ничего не дано». Это прекрасно понимает Нароков: «Ничего ты не сделаешь. Замолчи! Не раздражай меня!.. Мука мне с вами! У всех у вас и много лишнего, и многого не хватает. Я измаялся, глядя на вас. У комиков много лишнего комизма, а у тебя много лишнего трагизма; а не хватает у вас грации… грации, меры. А мера-то и есть искусство…» И трагику нечего возразить: «Нет, Мартын, я благороден…» И тут же, добавив про благородство «в пьяном виде», «опускает голову и трагически рыдает».
Так что же – согласиться с Нароковым, сказавшим: «Вы не актёры, вы шуты гороховые!»? Думаю, всё же нет.
Островский артистов любил (не случайно же это «мы артисты, благородные артисты»). Он показывал их, не идеализируя, но и не окарикатуривая. Конечно, Некрасов, на которого я сеодня уже не раз ссылалась, был совершенно прав, когда писал об артистах:
Прелестны грации кулис -
Покуда на эстраде,
Там вся поэзия души,
Там места нет для прозы.
А дома сплетни, барыши,
Упреки, зависть, слёзы.
Но с другой стороны… Мне почему-то вспоминаются размышления Н.Г.Чернышевского о «реальной грязи» («все элементы, из которых она состоит, сами по себе здоровы»), в которой зачастую живут люди, испытывающие «реальные горести и радости», и «фантастической» («элементы этой грязи находятся в нездоровом состоянии»), на которой выросли те, кто обременён «заботами об излишнем, мыслями о ненужном».
Артисты, без всякого сомнения, живут в этой самой «реальной грязи». Вспомним снова Несчастливцева: «Мы коли любим, так уж любим; коли не любим, так ссоримся или дерёмся; коли помогаем, так уж последним трудовым грошом. А вы? Вы всю жизнь толкуете о благе общества, о любви к человечеству. А что вы сделали? Кого накормили? Кого утешили? Вы тешите только самих себя, самих себя забавляете».
Выводя в своих пьесах людей, подобных Дулебову и Бакину, Островский ясно даёт понять, что пьяница-трагик Громилов стоит неизмеримо выше этих господ.
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Навигатор по всему каналу здесь
"Путеводитель" по пьесам Островского - здесь