«В начале славных дел». Яуза, Переяславское озеро, Архангельск, Азов, Великое посольство.
В начале своего труда автор, а представлять академика АН СССР и заморских академий, думаю, нет нужды, предусмотрительно, как и положено добросовестному ученому, оговаривается, что не ставил пред собою задачи подробно осветить общую историю флота при Петре. Как добросовестный (и предусмотрительный) компилятор, сделаю эту оговорку и я.
Речь у нас с Евгением Викторовичем пойдет исключительно о влиянии, которое оказал флот на петровскую внешнюю политику, «а также на отношение западноевропейской дипломатии к появлению этого нового фактора русского военного и государственного могущества».
Начинается работа впечатляющим панегириком Преобразователю. Какими только эпитетами не наградил автор своего героя: он наделен разнообразнейшими гениальными способностями; он первоклассный стратег, полководец и флотоводец; он проницательный высокоталантливый дипломат; он замечательный законодатель и администратор.
Трудно не согласиться: всеми этими качествами Петр был наделен в полной мере, что объективно подтверждается результатами его деятельности.
Нам, правда, известно, что обладал Петр Алексеевич и многими другими свойствами, менее приятными для окружающих его лиц, и менее полезными для государства. Но раз уж академик воздержался от критики, воздержусь и я.
Известно, что Петр любил море и флот и пронес эту любовь через всю свою жизнь. Одному Единому Богу известно, откуда взялась эта страсть у московского подростка, русского царевича, которому, казалось бы, на роду написано сидеть в Грановитой палате с бояры и думу думати, как отцы и деды делывали? Которые отцы, равно и деды, и моря-то не видали, и голова у них о том море не болела.
Пересказывать исторические анекдоты про астролябию и ботик не стану, но, возможно, они и сыграли роль той бабочки, взмах крыльев которой вызвал землетрясение.
Факт состоит в том, что 16-и лет от роду, походив под парусом по Яузе и Просяному пруду, Петр отпросился у матушки «на богомолье» в Троицкий монастырь. Истинной целью богомолья было обширное Переяславское озеро, где Петр приобрел первый опыт постройки судов своего будущего флота.
Следующим этапом в ознакомлении Петра с корабельным делом была поездка на Белое море летом 1693 года. Здесь, в Архангельске, он впервые в жизни увидел море и настоящие морские суда и даже совершил небольшое 6-и дневное путешествие по Белому морю на яхте «Св. Петр».
Можно предположить, что действительность настолько заворожила Петра, настолько совпала с его мечтой, если не превзошла ее, что он укрепился в своей страсти к морю и положил себе во что бы-то ни стало, как можно скорее, не считаясь ни с какими жертвами и препятствиями, сделать абсолютно все, что в человеческих силах, для создания торгового и военного флота.
На следующий год Петр, похоронив мать, опять в Архангельске. У него уже три судна – почти эскадра! Совершено плавание к Соловецким островам, во время которого путешественники испытали на себе нрав сурового северного моря; затем в составе англо-голландского торгового каравана со своими темя судами Петр дошел до выхода из Белого моря, после чего вернулся в Архангельск.
Очевидно, именно в это время, познакомившись поближе с морем и моряками, Петр осознал грандиозность поставленной пред собой задачи: нет ни портов, ни кораблей, ни моряков, ни корабельных мастеров, ни строительных материалов. По большому счету и моря-то нет: единственные морские ворота – Архангельск, до которого месяц лесами скакать.
«Из второго путешествия к Белому морю Петр вернулся в Москву с твердой мыслью о необходимости создания флота. Если для 16-летнего юноши Яуза уже оказалась недостаточной, если для 20-летнего Петра оказались слишком «узки воды» в Переяславском озере, то 22-летний царь, побывав на море, навсегда бросил свой «игрушечный» переяславский флот и с той поры ни о чем, кроме моря, не мог думать, мечтая о кораблестроении».
Надо было с чего-то начинать. Выбор был не велик: Балтика или Азово-Черноморский бассейн, север или юг. Балтийское море было полностью подконтрольно Швеции, старинному неприятелю и агрессору. Вступать в борьбу с сильной Швецией, обладательницей первоклассного флота и мощной армии, прославленной европейскими победами Густава Адольфа, царь совершенно основательно счел преждевременным. Казалось, что с турками будет справиться легче; тем более, что у России имелись союзники: Польша, Австрия и Венеция, которые воевали с турками в Европе и отвлекали на себя главные силы Порты. В 1695 году Петр двинул войска под Азов.
Первый поход был неудачен: не было флота и не было прервано сообщение осажденного гарнизона с морем, которым доставлялись необходимые резервы, боеприпасы, вооружения и провиант.
Зимой 1695/96 гг. в Преображенском и в Воронеже был построен военный флот и транспортная флотилия, в основном галеры и струги. В конце мая флот спустился в устье Дона и пресек турецкие коммуникации: ни войск, ни боеприпасов, ни провианта не поступало более осажденным.
Более того, турецкая флотилия в составе 6-и кораблей и 17-и галер, на которых было 4 тысячи войска, шедшая из Константинополя на помощь Азову, не решилась пробиваться к осажденным и ушла без боя обратно. Уже 19 июля 1696 г. турецкий гарнизон открыл ворота. Роль флота в этой победе была так очевидна, что вопрос об обширной судостроительной программе естественным образом встал бы в повестку дня, даже если бы Петр до азовских походов и не думал об этом так настойчиво.
После взятия Азова предстала воочию вся половинчатость этого предприятия: без завоевания Крыма оно очень мало приближало Россию к свободному выходу в Черное море. Для того, чтобы продолжать борьбу с Турцией за черноморские берега (а со Швецией – за балтийские) необходимо было создать сильный флот. Или даже два.
20 октября 19696 года боярской Думой по указанию царя были приняты «Статьи удобные…» и проч. с постановлением: «Морским судам быть…»
«Таково было прямое законодательное последствие азовских походов. Это принятое Думой постановление сделало дату 20 октября 1696 года днем рождения русского регулярного военно-морского флота, покрывшего себя славой от первых же лет своего существования».
Началось строительство флота, сперва военно-морского, как наиболее насущного, а затем и торгового. Сопровождалось оно огромными трудностями, истощением страны, насилиями с одной стороны, отлыниваниями с другой, бунтами, разорениями, наказаниями и поощрениями. Но в конце концов царь добился своего и получил в свои руки мощный флот, этот великолепный и эффективный инструмент военного и дипломатического давления, сумел им воспользоваться и добиться выгодного мира, чего не смогла дать и Полтавская победа.
Думой была введена специальная, весьма чувствительная, повинность для скорейшего осуществления уже известного нам постановления. Вся тяжесть его легла на землевладельцев, монастыри и купечество (то есть, в сущности, на крестьянство и рабочий люд), которые были поверстаны в «кумпанства». Участие в них было, конечно, обязательным.
Землевладельцы строили один корабль с 10000 принадлежащих им крестьянских дворов, монастыри – с 8000 дворов, купечество обязалось совокупно построить 20 кораблей.
Работа, как говорится, закипела.
Надо отдавать себе отчет, что отделаться просто финансированием, даже при наличии средств, совершенно не представлялось возможным. Необходимо было собственное активное участие «кумпанейцев» в процессе, ибо не было готовых ни плотников, ни корабельных мастеров, ни материалов, то есть вообще мало что было в наличии. А царь требовал кораблей. Тут «в нетях» не скажешься, могут и поместье отобрать.
Хорошо хоть на какое-то время роздых был – унесло «чертушку» в Европу: поехал на людей посмотреть, себя показать. Себя показал – в Саардаме и Амстердаме за ним ходили толпы зевак, дивились на русского царя-плотника. Царь не поленился и в Англию съездить для изучения «архитектуры и управления корабельного», ибо голландцы больше на практику нажимали, а ему хотелось и теорию познать. За четыре месяца оную науку (теорию) окончил.
Планировал царь добраться и до Венеции, чтобы познакомиться с тамошним судостроением, где корабли по слухам строили иначе, чем в Голландии и Англии, но не доехал – случился стрелецкий бунт, пришлось из Вены возвращаться прямо домой.
Бунт не является предметом нашего скромного обозрения. Всех интересующихся отсылаю к картине Василия Сурикова «Утро стрелецкой казни». Сильная вещь.