Экспедицией в Средиземное море в биографии Ушакова и в боевой истории России открылась новая славная страница.
Это было огромное военно-политическое предприятие, поставившее перед вождем его самые разнообразные задачи – военные, дипломатические, политические. И если военное дело было занятием привычным, то дипломатические и политические вопросы, требующие безотлагательного решения, были для адмирала делом совершенно новым. Что делать? По каждому вопросу запрашивать Коллегию иностранных дел в Петербурге? Конечно! Но ответ на запрос приходил через месяц, а то и полтора. За это время много воды успевало утечь. Приходилось принимать решения на свой страх и риск.
«Его (Ушакова) проницательность, тонкость ума, понимание окружающих, искусно скрытая, но несомненная недоверчивость не только к врагам, но и к «союзникам», и даже главным образом к союзникам, – все это позволило ему совершенно, по существу, самостоятельно вести русскую политику и делать большое русское дело на Средиземном море в течение двух тревожных и критических лет европейской политики одновременно с Суворовым.
Ушаков проявил себя как умнейший, тонкий и осторожный дипломат и вместе с тем, как человек широкого государственного кругозора».
Активность Франции в Средиземном море волновала российского императора по двум причинам:
во-первых, укрепление французов в восточной части моря грозило полным превращением Турции во французского вассала и появлением французского флота в Черном море, то есть уничтожением всего того, что было достигнуто Россией в результате двух тяжелейших войн с Турцией и закреплено Кючук-Кайнарджийским и Ясским мирными договорами;
и во-вторых, Павел видел себя «последним рыцарем» Европы, паладином монархического принципа, спасителем народов, тронов и алтарей от революционной «гидры», для чего был готов, в отличие от своей прагматичной матушки, которая громче всех в Европе кричала о необходимости сокрушить силой «парижских чудовищ», но за всем тем не послала против Франции ни одного русского солдата, послать против «гидры» не только русских солдат, но и русских моряков.
Во главе русских солдат пошел в Европу Суворов, а во главе русских моряков – Ушаков. Возможно, никогда больше не было в истории нашего Отечества такой благоприятной для нее ситуации, когда ее престиж на суше был в руках гениального полководца, а на море – в руках гениального флотоводца. Наверное, и не будет.
Отрезвление, правда, для императора наступило довольно быстро: из поведения союзников, Англии и Австрии, стало понятно, что русские солдаты и моряки кладут свои головы исключительно за престиж, который является субстанцией эфимерной и недолговечной, а материальными результатами их героизма пользуются англичане и австрийцы. Кажется, это отрезвление-прозрение и сделало его жизнь и, соответственно, пребывание на троне столь непродолжительным.
В соединенной русско-турецкой эскадре на момент выхода из Дарданелл под флагом адмирала Ушакова насчитывалось: десять линейных кораблей, тринадцать фрегатов и корветов, семь малых судов. Курс был взят на Ионические острова, являющиеся самой важной французской стратегической базой на востоке и в центральной части Средиземного моря.
Французы захватили Ионические острова в 1797 г. и за год своего владычества успели восстановить против себя все население островов без исключения; недовольных без колебаний вразумляли картечью, а дома их предавали огню, как это произошло с взбунтовавшимися жителями города Мандухио на о. Корфу. Таким образом французы собственноручно подготовили благоприятную почву для русских успехов. Сыграло свою роль, конечно, и комплиментарное отношение православного греческого населения островов к русским единоверцам.
28 сентября 1798 г. Ушаков подошел к о. Цериго, самому восточному острову Ионической группы. В тот же день был высажен десант, а 1 октября крепость, в которой укрылся французский гарнизон, подверглась комбинированной атаке десантом со стороны суши и артиллерией со стороны моря. Подавленный мощью артиллерийского огня с моря и стремительностью атаки с суши, гарнизон через несколько часов выкинул белый флаг. По словам автора «французы сопротивлялись упорно, но недолго». Условия сдачи были более, чем гуманные: французов отпускали к соотечественникам с миром под честное слово не сражаться в эту войну (!) против России.
Население острова встретило русских с необычайным радушием, которое усилилось до состояния восторга, когда Ушаков своим первым же распоряжением установил на о. Цериго самоуправление, возложив бремя власти на лиц «из выборных обществом дворян и из лучших обывателей и граждан, общими голосами признанных способными к управлению народом».
«Конечно, это самоуправление было подчинено верховной власти адмирала Ушакова, но, по обстоятельствам времени и места, самоуправление с правом поддерживать порядок своими силами, с правом иметь собственную полицию, с охраной личности и собственности от возможного в военное время произвола привело в восхищение островитян».
Весть об этой политике мгновенно распространилась по всем островам и не будет преувеличением сказать, что она гарантировала лояльность со стороны местного населения по отношению к русскому присутствию, которое и само по себе сильно отличалось от суровой военной диктатуры, установленной французскими завоевателями.
13 октября 1798 г. соединенный флот подошел к о. Занте и высадил десант.Береговые батареи противника были сбиты огнем с кораблей, гарнизон укрылся в крепости, до которой корабельная артиллерия не добивала. Ушаков приказал десанту немедленно штурмовать крепость, но не успели штурмующие подойти к крепости на ружейный выстрел, как из крепости вышел парламентер, изъявивший желание договориться с русским командованием о сдаче. Парламентером оказался сам комендант крепости полковник Люкас.
На следующий день 14 октября французский гарнизон, 444 солдата и 46 офицеров, сложив оружие, вышел из крепости, над которой был поднят русский флаг. Пленных пришлось переправить на корабли, чтобы избавить их от расправы разъяренного народа.
15 октября Ушаков, сойдя на берег при звоне церковных колоколов, немедленно собрал «главнейших граждан» к себе на совещание и предложил приступить к учреждению временного правления, по примеру о. Цериго. Каково же было удивление адмирала, когда все приглашенные, поддерживаемые одобрительными криками огромной толпы, собравшейся на площади, решительно отвергли это предложение. «Чего же вы хотите?» – спросил Ушаков. «Хотим быть взятыми в вечное подданство России» – был ответ. Немало трудов стоило адмиралу «отклонить сие общее великодушное усердие зантиотов».
Приблизительно по такому же сценарию были освобождены острова Кефалония и Итака. Причем на Кефалонии русский отряд под командованием капитана 2-го ранга И.С. Поскочина, посланный для освобождения острова, взяв в плен французский гарнизон, вынужден был защищать от разъяренных и вооруженных крестьян, нагрянувших в город Ликсури, не только французских оккупантов, прославившихся грабежами и безобразными насилиями над местным населением, но и зажиточных горожан, бывших в глазах ограбленных крестьян пособниками французов. Возможно, здесь имело место и невинное желание со стороны крестьян, воспользовавшись суматохой, ограбить дома, которые побогаче. Вразумлять крестьянство пришлось холостыми выстрелами из корабельных орудий. Для восстановления порядка на улицах были расставлены пикеты.
Не могу не привести весьма характерный штрих. Когда 23 октября остров посетил адмирал Ушаков, комендант французского гарнизона Ройе выразил ему сердечную благодарность за избавление от разъяренной толпы кефалонитов, пожаловавшись при этом на грубое обхождение со стороны греков еще до прибытия русской эскадры: «Если бы не усилия великодушного сего офицера (Поскочина), подверглись бы мы, конечно, неминуемой и поносной смерти…»
Ушаков отвечал: «Вы называете себя образованными людьми, но деяния ваши не таковы… Вы сами виновники ваших бед…» Он намекал на грабежи и насилия французских оккупантов над жителями островов, возбудившие такую ненависть к французам. Очень характерно, что Ушаков укорял Ройе не за то, что тот служит «безбожной республике», а за то, что он очень плохо ей служит.
«Я вел себя, как следует исправному французскому офицеру», – сказал Ройе.
«А я Вам докажу, что нет, – возразил Ушаков. – Вы поздно взялись укреплять вверенный Вам остров, Вы не сделали нам никакого сопротивления, не выстрелили ни из одного орудия, не заклепали ни одной пушки».