По очерку Алексея Вениаминовича Кубинцева "О суевериях"
"Русские - суевернейший народ на свете", - говорит венецианец Казанова в своих записках от 1765-66 годов.
Державин, посланный для поимки Пугачева, остановился со своими товарищами переночевать в одной крестьянской избе. Тут, рассказывает он, привиделось ему на баснь похожее видение, которого он тогда никому не объявлял, дабы не привести более в робость (сопутствовавших ему).
А именно: когда он (Державин) разговаривал, стоя среди покоя в квартире своей, с бригадиром Лодыженским (Николай Алексеевич), да с секретарем Петром Ивановичем Новосильцевым, то, взглянув нечаянно в боковое, маленькое, крестьянское окно, увидел из него выставившуюся голову скелета, белую, подобно как бы из тумана составленную, которая, вытараща глаза, казалось, хлопала зубами. Cie хотя он в мыслях своих принял за худое предвещание, но, однако же, в предпринятый свой путь без всякого отлагательства поехал.
Между дворянами екатерининского времени переходило из уст в уста предание, будто императрица Анна Ивановна перед смертью видела тень свою на троне, испугавшись, пригласила гренадер и велела стрелять в нее из ружей, - тень пропала; но на другой день императрицы не стало.
"Одна княгиня слышала во сне чей-то голос, повелевавший ей послать мужу, воевавшему с пруссаками, икону с изображениями с одной стороны Николая Чудотворца, а с другой - Живоносного Источника. Она исполнила повеление".
Болотов (Андрей Тимофеевич) рассказывает, что он перед своей женитьбой видел во сне не один раз свою невесту, которой он прежде не знал. Приняв сновидение за таинственные указания, он женился на ней, ничуть не сомневаясь, в счастливом выборе жены.
Верившие в необыкновенные пророчества снов иногда впадали в мрачное настроение, теряли обычную "веселость", когда сновидение казалось им дурным предзнаменованием. Александр Ильич Давыдов видел себя во сне дьяконом, служащим с архиереем; пред началом пения "верую" он заметил, что волосы с его головы упали к его ногам, и что на плечах его мертвая голова. Приняв этот сон за предзнаменование своей скорой смерти, он лишился своей прежней веселости.
Северное сияние казалось многим особым небесным знамением. Так многие думали о северном сиянии, бывшем в 1770 г. Простой народ видел в нем предсказание сильной кровавой войны. Комета 1744 года с длинным хвостом и шестью загнутыми лучами волновала суеверным страхом городских и сельских жителей.
Во время народных бедствий в народе появлялись сновидцы, которые, в предотвращение бед, призывали народ к служению молебнов с возжжением свеч пред той или другой иконой в ожидании от нее чудесных исцелений.
В Москве священник "Всех Святых, что на Кулишках", объявил во время чумы в 1770 г. икону "Боголюбской Богоматери на Варварских воротах" чудотворной. Напрасно правительство во время московской чумы прибегало к санитарным мероприятиям в видах сохранения общественного здоровья. Религиозное суеверие оказывалось сильнее здравого смысла, и тем легче первое брало перевес над последним, так, например, Чичагов (Павел Васильевич) чародейственным "узелкам" приписывал одинаковую спасительную силу с иконами Николая Чудотворца и Иоанна Войственника.
Библия обращалась иногда в средство для гадания. Болотов прибегал к гаданию по ней в тех случаях, когда затруднялся решиться на то или другое дело; для этого он открывал с "молитвенным вздохом" Библию и прочитывал первые попавшиеся на глаза строки; мысль, найденная им в прочтенных строках, решала занимавший его вопрос. В этом отношении он называл Библию наилучшим "советодателем".
Родители, у которых рождавшиеся дети умирали, прибегали к следующим средствам, чтобы дети их жили: они писали образ по мерке с рождённого, изображали четыре рождества на одной иконе, а также заставляли крестить новорождённого первых встретившихся мужчин и женщин.
Когда же эти средства не помогали, то в отцы и матери крестные отыскивали таких людей, которые бы точно таких имен были, как отец и мать родные, и точно тех ангелов.
Народ во время московской чумы бросал по дорогами, во избежание чумы, шляпы, палки, либо другие какие вещи из одежды, принадлежавшей зачумленным: ибо черный народ, говорит он, выбрал тогда самое адское суеверие и предрассудок пагубный, если хотят, чтобы чума где пресеклась, то надобно что-нибудь зачумленное кинуть на дорогу, и тогда, если кто поднимет и принесет (брошенное) домой, то там сделается чума, а в прежнем месте пресечется.
Во время падежей скота народу казалось, что причина мора "коровья смерть": какой деревней или селом она пробежит, там и мор. Некоторые ее видели: она вся от ног до головы белая, бегает очень быстро; ноги коровьи, голова бычачья. Изловить ее очень трудно, пропадает; для этого одно средство: вырыть глубокий ров, поставить туда корову, а сверху, по бокам рва, натыкать пик. Идя к корове, смерть наткнется на пики и умрет.
В записках Болотова рассказывается, что в селе Болотовке у одного из двоих священников о. Иллариона сгорел дом; погоревший никак не хотел строиться вновь, и особенно на новом месте, из опасения, чтобы сослуживец его о. Иван чего не "наворожил" на новом месте. В подтверждение своего, якобы справедливого, подозрения на отца Ивана, он рассказал Болотову следующую историю, когда этот советовал отцу Иллариону заняться постройкой дома.
"Случилось мне однажды, говорил он, новые ворота ставить. Выкопав под вереи ямы, не успели мы в тот день оные поставить и отложили дело cie до другого дня. Но между тем люди добрые сыграли над воротами моими штуку. Не успели мы на другой день вереи поставить, ямы закопать и ворота отделать, как вдруг не хотела в оные идти ни одна скотина: бегали кругом, ревели, и в ворота вогнать никоими образом ни одну было невозможно.
Сколько мы ни дивились, скотина не шла, и мы не знали, что делать. Наконец один усердствующий мне бобыль вывел дело наружу и сказал мне, чтобы я, выкопав вереи, посмотрел, что под ними закопано. Сделал по его совету. И что ж мы нашли под ними? Зарытую человеческую кость, которая, по мнению отца Иллариона, была положена отцом Иваном. Кость вынули, вереи опять поставили и зарыли, и скотина пошла как следует.
Уверяя Болотова в действительности этого происшествия, о. Илларион присовокупил, что он того самого опасается и ныне на новом месте строиться; ибо слышал, что товарищ его посылал к какой-то ведьме и что будто не одну ночь собаки его мечутся к тому месту, где он строиться был намерен".
В 1795 году аткарский священники Прохоров увидел в церкви на крестовом гайтане (шнурке) посадского человека Ивана Полякова узелок, в котором было что-то зашито. Это обстоятельство послужило священнику поводом преследовать Полякова судебным порядком, обвиняя его в занятии колдовством.
(Если мы встречаемся с укоренившимися в духовенстве суевериями, то в этом ничего нет странного. В первой половине XVIII в. воспитанники Московской академии выносили твердое убеждение в возможность колдовства, чародейные порчи и т. п. из находившегося в догматическом богословии трактата "De contractibus diabolicis".
Феофилакт (Лопатинский) представляет следующее определение и деление этого понятия: Колдуны, говорит он, рукою вырывают с корнем крепчайшее дерево; целые поля с засевами переставляют с места на место, обращаются в невидимок, изменяют фигуру человека.
Особый род колдовства есть порча, maleficium. Против сего зла советуется сжигать повязки, пряди волос, узлы и т. и. знаки порчи, брить волосы на голове колдуна прежде, нежели начнут его пытать, потому что в них, может быть, скрывается сила, делающая его нечувствительным к пыткам). Дети родителей, почерпнувших из догматики учение о колдовстве, естественно должны были проникнуться этими суеверными понятиями и перенести их во вторую половину XVIII века.
От данного времени остались записанными приметы и гадания. Так получить, в самый день рождения дитяти или на другой день, какой-нибудь подарок значило, что новорожденный будет любим всеми, его знающими.
Если при выезде со двора за каким-нибудь делом, снесет ветром с головы шапку, то думали, что в предприятии не будет успеха. Во избежание этого нужно было воротиться на час домой. Крик сверчка в комнате предвещал дурное тому, кто входил в комнату из посторонних; чтобы избежать дурных последствий, нужно было пройти в другую комнату.
Просыпанная соль, 13 человек за столом, вытье и рытье земли собакой, карканье вороны над домом - дурные приметы, снесенное петухом яйцо (?), пенье курицы петухом, найденная иголка без ушка, булавка без головки, положенные накрест нож и вилка - все это тоже не к хорошему.
Если сговоренная девушка "не выла", то думали, что житье ее будет дурно. "Коли не поплачешь за столом, говорили матери и бабушки своим сговоренным дочерям и внучкам, так наплачешься за столбом". За ужином накануне венчания, жених должен был в продолжение стола держать невесту за руку, не опуская ее ни на минуту, потому что от опущения ее, думали, случается великое несогласие между мужем и женой.
Заключалась некоторая задача и в предосторожности, чтоб невеста за ужином не брала в руки вилку, а принимала кушанье из жениховых рук устами.
... Веру в существование заколдованных кладов и в возможность добывания их, при соблюдении обрядов, разделяли даже такие люди, как могилевский губернатор Энгельгардт (Николай Богданович). Поверив народной молве, что в верстах 40 от Москвы, на кладбище, находится богатый клад, он послал прокурора губернского магистрата Полтавцева для открытия сокровища. Полтавцев пригласил до 40 человек лопатников, взрыл кладбище, но клад "не дался".
Люди корыстолюбивые, желавшие обогатиться во что бы то ни стало посредством добывания кладов, иногда решались на преступление, убийство, если только этого требовал, по их мнению, клад. Так в Сибири во 2-ой половине XVIII в. существовало всеобщее убеждение, что недалеко от Кяхты скрывается богатейший клад. Многие хотели овладеть этим кладом, но безуспешно.
Наконец двое братьев (кяхтинские мещане) решились во что бы то ни стало добыть таинственный клад. Они изрыли все те места, где, по их соображению, находился клад; но все напрасно; служили молебны, постились, а клад не давался.
Выведенные из терпения неудачей, они решились прибегнуть к мудрости шамана, который жил где-то недалеко от Кяхты и славился по всей окрестности дивными чудесами. Запасшись подарками, братья отправились к шаману. Шаман отвечал им, что с просьбами подобного рода он никогда не обращался к духам, а потому не знает, благоволят ли они удостоить его ответом. Братья с почтением поднесли шаману подарки: плитку кирпичного чаю и пачку табаку, обещая сверх того жирного барана, в случае успеха.
Шаман решился испросить волю духов относительно клада; облекся в свой наряд, взял бубен. Долго кричал и кривлялся шаман, наконец, он растянулся и пророческим голосом проговорил: "принесите духу в жертву человека и сокровище ваше!" По долгом размышлении об этом ответе, братья решились принести в жертву духу свою больную сестру.
Прибыв на место кладорытия с сестрой, они разожгли костер, связали сестру и лишь только хотели совершить жертвоприношение, как на них наехали сторожевые казаки, которые и избавили жертву от смерти.
В то время верили, как и теперь еще верят, что клады по временам показываются то каким-нибудь зверьком с белой шерстью, то птицею такого же цвета, иногда над кладом видится огонек необыкновенного цвета. Если какой смельчак будет приближаться к этому огоньку, он начнет удаляться и заведет неопытного человека в болото.
Верили, что призраки кладов являются только людям чистым, и чтобы воспользоваться кладом, нужно ударить призрак наотмашь, и сказать следующее: "Аминь, аминь, рассыпься“!
Остатки языческой древности выразились и в веровании в оборотней. Лекарь шацкой провинции Ралтау доносил шацкой провинциальной канцелярии об открытых им оборотнях. Он писал: "По прибытности моей сюда, в шацкую провинцию, приходит ко мне много из деревенских обывателей мужеска и женска полу, объявляя о себе внутренние порчи, но токмо какие оные порчи - в медицине и науке признать невозможно, ибо уповательно как - чрез еретичество.
Нынешнего года февраля, во второй день, призван я был в. город Темников, в дом воеводский, для пользования у жены его перста; и, будучи в тракте стал ночевать в деревне Будных Майданах у крестьянина Алексея Иванова.
Оного Иванова мать стала мне жалобы приносить, что сноха ее, Алексеева жена Алена, уже двадцать лет с мужем живет, а детей не родит и все сохнет, которая ей признавается в порче. Того ж вечера, после свекрови пустила (в избу?) помянутая Алена трех видов овец и спустила к ним из коробья одного ягненка и загасила огонь, в которых овец, погодя через час, стал великий стук, и с хозяйкою стали человеческим голосом сквернословить, тихо говорить более двух часов, которых я признаваю - едино еретичество; отчего я, от великого страху и ужасти, принужден из избы выбежать и разбудить имеющегося при мне города Темникова солдата Петра Жаветина, который спал в возке моем для аптеки, я велел ему огонь вздуть и послал за старостой Федором Слезкиным.
И промеж того время, при огне стали те овцы паче человеческим голосом репортировать с тех слов, что без огня говорили. И по приходе старосты, объявил я ему оные беспорядки, чтобы он тех овец держал, и в деревне осмотрелся, кого в той деревне в домах крестьян не имеется. Но токмо оный староста с великим страхом ответствовал мне: "этаких овец у нас много, и они надобны, ты не фискалом ли сюда приехал?"
А когда он услышал о моем имени, откуда я, то он стал покорен и просил, чтобы я это дело уничтожил, и за то хотел, с народом собравшимся, мне поклон отдать, на что я ему сказал, что ни его поклон, ни тысяча мне не надобны, а присяги своей не нарушу.
И староста пошел; а овцы паки, при помянутом солдате человеческим голосом говорят, меня по имени, отечеству и фамилии называют, также и о себе имена человеческие сказывают; один из них Федор, и двое Гаврилы, и называющийся Федором показался с затылку в виде дьявольском; весь чёрного лица, из левого уха высунул большой красный язык.
Также много крат при оном солдате мое имя, отечество и прозвание называли и просили: "выпусти нас!“ Напротив того я говорил: староста отступился; как хочет хозяйка, а я вас не выпущу! Объявил я этой хозяйке: "егда ты их хочешь?" А хозяйка мне объявила: "как мне соседов не знать!“ По которому ее ответу овцы начали многократно при солдате человеческим голосом говорить: "Алена, выпусти нас!" И тогда она, хозяйка, про прежнюю свою утайку и стыда ради, вся в лице покраснела и зачала плакать".
В одной собственноручной записке Императрицы Екатерины II к князю Вяземскому (Иван Андреевич, года и числа не показано) видно, что в Яранске было возбуждено судебное преследование колдунов и что дело это, дошедшее до Сената, рассматривалось самой Императрицей, которая предписала "послать в Яранск кого ни есть нарочно, чтобы все точно по сенатскому приговору было исполнено".
Колдунам и колдуньям приписывались разного рода вредительные действия. Не только простой народ, но и дворяне были искренно убеждены, что колдуны и колдуньи посредством своих чар похищают у матерей, в момент рождения, детей, наводя на рождающую и всех ее окружающих глубокий сон. Болотов передает относительно этого предмета следующий любопытный рассказ знакомой ему госпожи Темирязевой:
"У одного, неподалеку от Тулы жившего помещика пропало семь ребенков. Не успеет жена его собраться родить, как все заснут, и сама она заснет также сном крепчайшими. И в самое то время она родит, и ребенок пропадет и куда денется, никто не знает. Сей помещик, видя такое несчастье, не знал наконец, что думать, ибо все о сем разное говорили и толковали; но как все почти единогласно утверждали, что происходит это от какого-нибудь волшебства, то положил он искать против того помощи от таких же колдунов.
В близости той деревни, где жила госпожа Темирязева, жил на мельнице мельник, весьма своим волшебством славившийся. Все почитали его наивеличайшим докою. К сему-то мельнику предпринял помещик свое прибежище в то время как жена его восьмого ребенка родить сбиралась.
Он приехал к нему сам и убедил его ехать к себе и быть при родах. Однако сей мужик не стал дожидаться родов, несмотря на сильные просьбы остаться; он сказал, что ему быть не для чего, а довольно, если исполнено будет всё, что он прикажет. Сие приказание его, данное им самому господину в тайне, состояли только в том, чтобы самому ему не отлучаться ни на пядень в то время, когда жена его рождать станет; что увидит он вышедшую в то время из-под кровати черную большую собаку, у которой бы он, поймав, обрубил обе передние лапы, и тогда всё будет благополучно.
Что мужик говорил, то и сделалось. Как скоро госпожа собралась родить, то все разошлись и напал на всех сон. Муж наблюдал уже cie время и не отходил от жены ни пядь. Наконец, заснула и сама жена его. И в то самое время видит он превеликую черную собаку, вышедшую из-под кровати и прямо к нему идущую. Затрепетал он тогда от ужаса и не знали, что делать. Однако, собравшись с духом, бросился он на нее, схватил и обрубил обе лапы и потом выбросил собаку в окно.
Не успел он сего сделать, как жена его очнулась и тотчас родила благополучно сына. Радость была тогда неописанная у сего дворянина; он тотчас разбудили всех, созвали людей и крестьян и рассказал им всё происхождение, показали им лапы, который он отрубили у собаки. Примечания достойно было при том, что все люди пришли, и не было одной только старухи-мамы.
Господа спрашивали о ней, куда она давалась, но никто того не знал, и даже самые сыновья ее не видали, но cie так до утра и оставили! Поутру нужно было смотреть за окном собаку, но как все удивились, когда, пришед на то место, никакой собаки не нашли, но только одно окровавленное место; однако был кровавый след, по сему следу пошли её искать, след шел прямо к рубке сына мамина.
Но какое было всех, бывших при том, удивление, когда и в поле, и в клети, вместо мнимой собаки нашли саму маму с обрубленными руками".
Таким образом, открылось, что все прежние пропажи младенцев происходили от нее. Она сама в том призналась и сыскали всех семерых, которые были у ней высушены и спрятаны в коробке. Как всё cie было весьма особливое дело, то тотчас донесено было о том в город; дело было исследовано, и сия старуха казнена в Туле, обыкновенной того времени наимучительнейшею смертью: она была сперва колесована, а потом ее четвертовали".