Пётр
За окном начинало темнеть, поэтому Илья Семёнович попросил помогавшего ему солдата зажечь свечи и укрепить их за широким деревянным стулом, возле которого стояла переносная бормашина.
Эту бормашину придумал и собрал Гриша Колодкин в начале лета, когда у него самого разболелись зубы, и Илья Семёнович предложил удалить два из них, так как без бормашины, по его словам, сделать что-либо было невозможно. Зубная дрель получилась славная: система больших и малых шестерён, упакованная в плоскую металлическую коробку, с помощью динамо-машины или велосипедных педалей приводила в движение ременную передачу, которая сообщала буру весьма приличную скорость вращения, почти соответствующую, как утверждал тот же Илья Семёнович, требованиям Минздрава РФ.
Сейчас возле бормашины, пока Илья Семёнович подготавливал рабочий стол, на корточках лазал, пытаясь понять её устройство и схему работы, царь всея Руси Пётр Алексеевич Романов.
– И ты что же, – спрашивал он снизу Илью Семёновича, – знал, что ли, что у меня зуб разболится? Вон сколько инструмента разного понатащил! Я такого и не видел ни у кого. Заморский, видать?
– Нет, отечественный! – отвечал доктор, занятый дозировкой лекарств.
– Какой?
– Ну… я говорю – сами делаем!
– Вона как! Надо же – блестят как, а вроде и не серебро…. Да и серебро так не блестит…. Шлифовка?
– Нет, хромирование!
– Хроми… чего?
– Ваше величество, я в металлах плохо разбираюсь, вам об этом лучше Колодкин Гриша расскажет. Вы зуб лечить-то будете?
– Буду!
Пётр обошёл доктора, сел на стул и стал пристраивать голову на импровизированном подголовнике. Но вдруг резко выпрямился и показал пальцем на технологические стёклышки, на которые Лейкам сыпал белый порошок их бумажных пакетиков деревянной ложечкой:
– Это что – отрава? – Голос Петра стал резким, высоким и неприятным.
Илья Семёнович удивлённо и испуганно посмотрел на царя, потом туда, куда показывал его палец, и понял, что ему не понравилось.
– Что вы, ваше величество! Это лекарство для зуба и цемент. Вот смотрите!
С этими словами доктор взял по щепотке порошка с каждого стёклышка, ссыпал его в приготовленную кружку с водой, размешал деревяшкой и выпил.
– На вкус, конечно, ваше величество, это дрянь редкостная, но не опасная. – Передёрнув плечами, Илья Семёнович надел на голову резиновый обруч со светоотражателем, взял в руки своё кривое шильце и зеркальце и развернулся всем корпусом к Петру. – А сейчас, ваше величество, откроем ротик и посмотрим, что у нас там делается… Так-так… пошире, пошире… хорошо…. Та-ак… всё ясненько…. У врача давно не были? Ах, да… что это я… Ну, ничего, ничего…. Зубки у нас крепенькие, хорошенькие…. Хотя, конечно, санация нужна, нужна санация… Вот этот давно болел?
Илья Семёнович постучал зеркалом по нижнему коренному зубу. После одного из ударов Пётр аж подпрыгнул на стуле и замычал, не закрывая, однако, рта. Солдат, сидевший на скамейке в готовности к велогонке, вскочил и вытянул руки по швам.
Илья Семёнович вынул инструменты из высочайшего зева, сложил руки на коленях и вопросительно посмотрел на царя.
Пётр еще больше округлил глаза и грозно посмотрел на своего мучителя:
– Ты что ж это делаешь, коновал?! Ты мне здоровые зубы в больные превратишь!
Илья Семёнович снисходительно, как капризному ребёнку, улыбнулся и ласково проговорил с лёгкой укоризной:
– Ва-аше величество! А как бы я, по-вашему, узнал, какой зуб у вас больной, а какой – нет?
– Как, как! Спроси!
– Вот я и спрашиваю: давно этот зуб болел?
Пётр остыл и через щёку потрогал зуб, по которому доктор ударил зеркалом.
– Хм…. Болел… когда-то…. Не помню уже…. Перед Нарвой, кажись….
– Вот видите – болел! И ещё будет болеть, если его не вылечить! И ещё два зубика у вас таких же: вот-вот заболят….
– Так и что ж с ними делать? Выдрать загодя?
– Ну, что вы, ваше величество! Зачем так мрачно? Мы их все вылечим, но позже. А сегодня давайте займёмся тем, что вам выспаться не даёт!
– Ну, давай! – Пётр снова устроился на стуле и открыл рот, опасливо поглядывая на зеркало в руках доктора.
Илья Семёнович сунул ватку царю за щеку и продолжал ворковать:
– Вот и хорошо, вот и славно…. Сейчас мы сделаем укольчик… самую малость будет больно, зато потом мы ничего не почувствуем… Вот так! Тихо, тихо, тихо… Это комарик прилетел, укусил и улетел, только и всего… А теперь мы посмотрим, что делается в этой нехорошей дырочке…. Ага, вот что тут делается! Ой, что тут делается! Ай-ай-ай! Это, оказывается, и не дырочка вовсе, и даже не дырка…. У нас тут дырища целая! Ну, ничего, ничего! Мы с ней справимся!.. Так не больно, ваше величество? Нет? А так?.. Вот и славненько! – Илья Семёнович кивнул солдату и взял в руки сверло. – Крути, давай, дружок, да не останавливайся, пока не скажу!
Когда бормашина зажужжала, Петр насторожился. Когда же сверло коснулось зуба, и оттуда полетела мельчайшая пыль, он схватил доктора за руку и выдернул её изо рта.
– Ты что делаешь, вражина! Там и так дыра, зачем её ещё боле делаешь?!
Под воздействием новокаина щека и часть языка онемели, и у Петра получилось: «Ты хто делаех, вгагына? Там и так дыга, захем её ехо боле деаишь?
Илья Семёнович осторожно высвободил свою руку и снова терпеливо улыбнулся:
– Ваше величество! Давайте условимся: я знаю, что делаю, а вы мне верите и терпите. Если будет очень больно – скажите! А если терпимо – сидите и не рыпайтесь, вы же не маленький ребёнок! Вы что, хотите, чтобы я испугался, и чтобы у меня руки дрожали? Не дождётесь; зуб я вам всё равно сегодня вылечу!
Пётр ошарашено выпучил глаза и от неожиданности послушно и быстро принял нужную позу, промычав что-то похожее на «Ну и ну!».
Слышал бы в этот момент добрейшего и тишайшего доктора Маковей, он тоже несказанно удивился бы.
– Вот так-то лучше! – удовлетворённо сообщил Илья Семёнович и поменял ватку. – Знаете, ваше величество, что случится, если пироги возьмётся печь сапожник, а сапоги тачать – пирожник?
Пётр замотал головой, но доктор удержал его за подбородок.
– Очень просто: получатся пироги, как из кожи и сапоги, как из теста!
Пётр хотел засмеяться, но тут у него во рту снова зажужжала дрель, и он закрыл глаза.
Вместо обещанных 30 минут у Ильи Семёновича на всё про всё ушёл час.
Заканчивая, он предупредил пациента, как это делал всегда:
– Два часа не кушать, не пить горячего и холодного…
– Как? – заорал Пётр. – Мои мучения досель не кончились?! Да я жрать хочу, яко медведь весной!
Илья Семёнович оставался невозмутим. Перетирая и собирая инструменты, он спокойно спросил:
– А знаете, ваше величество, почему вы «жрать» хотите?
– Ну?!
– Потому что у вас зуб не болит. Болел бы – вы бы ещё сутки о еде не вспоминали!
Пётр осторожно прикоснулся пальцами к больной щеке, потом потрогал пломбу языком, с опаской клацнул два раза челюстью и сказал, словно удивляясь:
– Хы-ы… Не болит… Правда – не болит! Но два часа! Это почему же?
– Вот представьте: не сегодня-завтра Москва-река покрылась льдом. Вы побежите с утра на тот берег по льду?
– Вот ещё! Постоит пущай, лёд-то… неделю, а то и две…
– Вот именно: пусть окрепнет! Так и пломба в вашем зубе. Но ведь не недельку, а всего два часа! Ну, хорошо, хорошо! Час! Но только – без горячего.
Пётр был почти счастлив.
В залу доктор и царь вошли в обнимку. Все, кроме Ромодановского, встали.
– Дядя! – весело сказал с порога Пётр. – Скока у тебя зубов осталось?
– Я их чаво, считал, что ль? – буркнул князь-кесарь. – Хошь – полюбуйся! – и оттянул согнутым указательным пальцем подбородок вниз.
Все увидели, что у всемогущего князя-кесаря посередине нижней челюсти по-детски торчал единственный зуб.
– Во! – обрадовался Пётр, как будто увидел эту картину впервые. – Илья, сделаешь ему новые зубы, он тебя отблагодарит. Но бойся его – он не спустит того, что я тебе нынче спустил: враз голову отхватит остатним зубом! Ха-ха-ха ха! Не трусь, Илья, я за тебя заступлюсь… Если успею. Ха-ха-ха ха!
Отпустив Илью Семёновича и усадив его за стол на свободное место, Пётр прошёл и сел в своё кресло подле князя-кесаря.
– Я придумал! – объявил Пётр Маковею, когда уселся и налил себе водки. – Лекаря у себя оставляю. Недельки на три–четыре. У меня вся родня зубами мается, вот пусть и пособит им да ближним боярам! А то эти чертовы немцы только и знают – дёргать зубы да травами поить до коликов! Цену ему положу – рупь за зуб. Богатеем к тебе вернётся! – Царь наклонился к столу, чтобы разглядеть доктора. – Лекарь, водку-то можно пить?
Забирая с собой в Москву зубного врача со всеми его причиндалами, Маковей, конечно же, рассчитывал на то, что с его помощью удастся завоевать симпатии царя или его приближённых. Но вот оставлять город без стоматолога он не планировал. Девчушку – зубного техника, четверокурсницу медтехникума и медсестру-старшеклассницу Илья Семёнович, само собой, чему-то научил за полгода совместной работы, но до классных специалистов им было ещё далеко. Да и бормашина была всего одна. Это были минусы. Плюсом было то, что под фразой царя «Богатеем к тебе вернётся!» следовало понимать, что он уже принял решение, во-первых – отпустить путников с миром восвояси, во-вторых – как минимум, не снижать статус нового поселения и его руководства.
Прокрутив всё это в голове в несколько секунд, Маковей встал и поклонился царю.
– Ваше величество, мы все, а особенно, я думаю, Илья Семёнович, будем безмерно счастливы оттого, что нам удалось оказать вам хотя бы эту, столь незначительную, услугу!
Пётр со стуком поставил свою стопку на стол:
– Ха! «Незначительную» – ничего не значащую, что ли? Сядь, я не привык снизу вверх глядеть! Да знаешь ли ты, что говорят в Европе, почему под Нарвой конфузия вышла? Будто потому, что у меня зуб разболелся! Правда, говорят, что от страха, но ты не верь! Готовы мы были – ни к чёрту! Посему и вышло так.
Пётр погрустнел и взялся за рюмку.
– Ваше величество! – Маковей снова встал. – Именно так мы и оцениваем ноябрьские события позапрошлого года и уверены, так же, как и вы, в том, что причины для печали нет! По этому поводу разрешите преподнести вам напиток, который называется «коньяк», и который вам наверняка понравится!
За окном совсем стемнело, но свечей не добавляли, очевидно, зная привычки царя. Шесть восковых «кадушечек» горели уже больше часа на расставленных вокруг стола треногах высотой не более полутора метров.
Пётр, не видя лица собеседника, опять сказал раздражённо:
– Сядь! И не вставай, за одним столом со мною сидя, доколь не велю!
Посмотрев подозрительно Владимиру Михайловичу в лицо, спросил:
– Что за напиток такой? И где он у тебя?
Маковей хотел встать, чтобы ответить, но, вспомнив, что нельзя, наклонился к царю через стол:
– Ваше величество! Нам нет резона вас изводить! Наоборот, мы нуждаемся в вашей защите, и горе нам, если вас вдруг не станет! Да и как бы мы вас отравили, унеся свои головы отсюда на тех же плечах?
– Ха! – сказал царь, откидываясь в кресле. – Слыхал, дядя, как складно глаголет?
Князь-кесарь, делающий вид, что дремлет в глубине своего кресла, но незаметно освободивший левое ухо от воротника, чтобы ничего не пропустить, издал что-то похожее на «хрю!» и сказал, зевнув:
– Предерзок непомерно! Дыба по нём плачет.
– Ха-ха! – снова хохотнул Пётр. – Ну так, где ж твой напиток?
Федя Костров уже поставил оба ящика на край стола и доставал оттуда бутылки вина и коньяка с предусмотрительно отодранными наклейками.
Взяв коньяк, Владимир Михайлович ввинтил в пробку поданный батюшкой штопор и вынул её из бутылки с лёгким хлопком.
---------------------------------------------
Подписывайтесь, друзья, – и тогда узнаете, с чего всё началось! Подписался сам - подпиши товарища: ему без разницы, а мне приятно! Не подпишетесь – всё равно, откликайтесь!
-------------------------------------------