Мне часто приходилось по роду службы бывать в разных местах нашей страны. Добирался когда самолетом, когда поездом, когда на машинах, иногда и на судах. Почти каждый раз в попутчики попадались интересные люди. А сколько баек было выслушано! И про рыбалку, и про охоту, и просто жизненные случаи. И подумалось мне, а зачем пропадать таким рассказам, пускай и другие почитают, послушают…
Сом
Вот удили мы щук в Астраханской области, в плавнях, и решили попробовать поймать сома, чем черт не шутит. Было нас трое на двух резиновых лодках. Георгий Константинович, Василий-штурман и ваш покорный слуга.
Василий-штурман привел нас на небольшой островок в плавнях, уже обжитый рыбаками, установил палатки и все остальное. Ну, значит, закинули приманку на сома, привязали к лодке, где сидел Константиныч и начали спиннинговать. Щуки брали очень-очень редко, видно, не наш был день.
И таким вот неспешным образом мы рыбачили до вечера. Только-только начало смеркаться, со стороны Константиныча послышался его растерянный голос:
– Ребята, а меня кто-то тащит…
Гребем к нему, а он навстречу плывет, веслами не машет. Нос одноместной лодки зарылся вниз и как мощный линкор рассекает воду.
– Ребята, ребята! Сом, зараза, попался. Помогайте, а то уволочёт меня этот гад неизвестно куда, да и утопит.
И это говорил боевой офицер – полковник ВВС, не раз смотревший блондинке с косой в глаза!
Правим нашу лодку к Константинычу, цепляем и, что есть силы, гребем к острову.
Я, как самый молодой пенсионер, выпрыгиваю на берег и начинаю тянуть обе лодки. Вслед за мной выскакивает Василий и берётся мне помогать, приговаривая:
– Лишь бы только не порвало, лишь бы только не порвало, лишь бы только лодку не порезало.
Короче, вытянули мы обе лодки на берег и взялись за леску, даже не леску, а капроновую веревку. И, как в сказке, тянем-потянем – вытянуть не можем. Вроде уже подтянули, а сом как дернет, как мотанет, мы втроем не удержались и упали. В воду! Эх, ведро-мочало – начинай сначала.
И таким вот макаром мы мучились около часа.
Каких только слов не наговорили! Если бы кто посторонний услышал, уши бы завяли – это точно.
В общем, то ли сом устал, то ли наши слова помогли, но вытащили мы его на берег. И смотрим на эту замшелую колоду: что же делать с этаким монстром…
Сами мокрые, грязные, у меня и у Константиныча руки в крови, порезались о капронку.
Думали, думали, чесали в голове и вот подходит Василий к сому, пинает его в бок и говорит:
– Вот возьмем мы тебя на буксир, отволокем на базу и сделают из тебя котлетки да шашлык – вкусные будут блюда.
Это предложение сому явно не понравилось, он изловчился, да как даст хвостом по Василию. Да. Если черт тебя дернул за язык – значит не за что было больше дернуть: метра два полёт Васи-штурмана был нормальный, но посадка как у курсанта-первогодки – носом в грязь и руки в стороны.
И предстал перед нами Василий почище лешака болотного, весь в траве, грязи, только глаза сверкают.
А сом? Что сом, приволокли его на базу, измерили, взвесили. Два с лишним метра и около пятидесяти кило весом.
Вот так.
Петрович
– В огороде бузина, а в Киеве дядька! Я за то тебя люблю, что в среду праздник! Это к чему я, а, Шурка? А, точно, вспомнил! Вот ты скажем мне, мил друг Санек, почему все так получается? Одним все, другим дулю с касторкой, хотя животы надрывали с малолетства?
– Дед, что это тебя в философию ударило? Или вино зашумело?
– Нет, Санек, вон ты умный, грамотный, академии заканчивал, жизнь, страны другие повидал, а у меня – аз да буки, вот и все науки. Четыре класса, восемь коридоров, а остальное образование – колхозные поля, болеть некогда было. И что нажил? Мозоли на руках, трещины на локтях да пиджак с чужого плеча. Детей растил-растил, а они и глаз не кажут. Пришлют открытку – и ладно. Хоть бы внучата приехали на радость нам с бабкой. Ведь без корня-то и полынь не растет.
И такую боль услышал я в голосе деда, что аж у самого защемило в груди.
– Ну что сказать тебе, Петрович?.. Не один ты такой, хоть и не добавит тебе это утешения. Видимо, так в жизни судьба распоряжается нами, что одним пирожки и пышки, а другим синяки и шишки.
– И то, твоя правда. Рассупонился я что-то, расчувствовался. Поди-ка глянь на донки, может, кто и попался.
– Лады, дед!
И я пошел по тропинке к тому месту, где мы закинули донки.
Тропинка шла, бежала, подгоняла меня – быстрей, быстрей, а в мозгу сидели горькие слова Петровича.
Стоп! Вот ведь как искал он, да и нашел меня – столбняк. Столбняк в виде красивейшей черной гадюки Никольского, лежащей поперек тропы. Змеюка пеклась под лучами солнца, никого не видела, никого не слышала. Обходить лень, а и тревожить как-то не с руки, но идти-то надо. Подумал, подумал и топнул ногой.
Топнул… Эх, что тут началось. Приподняв голову, гадюка увидела меня и начала выделывать па, как танцовщица, исполняющая танец соблазна.
Приподнявшись на треть своей длины, она стала извиваться, крутиться… Танец завораживал, гипнотизировал, затягивал в трясину.
Так, где сотовый, заснять такую красоту. Но закон подлости есть закон подлости. Оставил в куртке на привале! Артистка закончила свое выступление, посмотрела в мою сторону, ожидая похвалы и аплодисментов, и получила их сполна.
Ну, когда еще увидишь танец змеи для одного зрителя!
Представление окончилось, иду дальше, все еще находясь под впечатлением от феерического зрелища.
Вот и донка. Дерг одну – пусто, дерг другую – ого, есть что-то хрупкое. Оп, оп, оп – лещ. Хорош родимый, самый, что ни есть на жирную уху. На следующей донке – не понятно, то ли сидело что-то, то ли не сидело. Тяну не торопясь, подтягиваю.
О-ля-ля-ля – Ерш Ершович, да такой крупный и не буйный.
Все – уха будет на зависть всем, ведь дед Петрович – великий специалист в области приготовления ушицы.
Мысли о предстоящем пиршестве, с парной рыбой, свежим лучком, укропчиком, картошкой, лаврушкой, ароматом дыма. И правду говорят: «У голодного коня и шаг шире». Спешу к Петровичу.
Дедок сидел на том же месте с видом Роденовского мыслителя, хотя в сетке рыбы прибавилось. Настроение у деда было явно философское.
– О чем мыслишь, Петрович?
– Вот ведь, Шурка, лес слушаю, наслаждаюсь. А ты сам послушай, послушай-ка! Вона дуб кому-то величаво выговаривает – ни дать, ни взять начальник. А вон рябинка что-то шепчет ласково, нежно – словно полюбовника обхаживает. Эх, березки-то, березки все вдруг хороводом зашумели. Ни дать ни взять Уральский хор песни и пляски.
– Дед, а осины о чем говорят?
– Да жалуются они, Шурка, жалуются на судьбу свою злосчастную. Иль вон ивушка плакучая. Склонила свои веточки к воде, плачет – некому их причесати, заплести.
– А остальные тоже что-то говорят?
– Говорят, скрипят иногда и криком кричат, только слышим мы их плохо. Хм-м… Криком кричат! Ха-ха-ха-ох-хо-хо.
– Что с тобой, Петрович? Смешинка в рот попала?
– Да приснился мне давеча, Шурка, сон. Вот какой – послушай. Рыбачу, значит, я рыбачу, вроде даже и рыбку таскаю. Смотрю, а поплавок вдруг задергался, задергался, то под воду уйдет, то вынырнет и в сторону бежит. Подсекаю, тащу. Голавль, граммов на четыреста. Беру его в руки, а он как заверещит бабкиным голосом, что я аж на кровати подскочил. «Что такое? Где пожар?» Ан нет пожара – это бабка моя блажит! «Ты что это, старая, верещишь, будто тебе кто за зад щиплет?» А она, выпучив глаза, губами что-то шевелит, слов не слышно и указывает перстом на дверной косяк. Фу ты, ну ты – ножки гнуты, ручки перепутаны! Ну и чего там, ну крыска маленькая сидит. Серенькая, брюшко беленькое и глазки-бусинки умные-умные, ни дать, ни взять продавщица, только из магазина. А бабка моя за сердце хватается и рукой машет – мол, гони ее, гони. И так чего ее гнать, она сама тебя перепугалась до полусмерти, того и гляди кондратий хватит…
– Дальше то, что было?
– Да чего! Это мы на муху с топором, а на комара с обухом, а мышка сама хвостом махнет и в норку спрячется. Ух, заболтались мы с тобой, Шурок, а уж вечерять ставить надо.
– Балагур ты, дед!
– Что есть, то есть – не отнимешь, ведь – смех не грех, а с шуткой и жить веселее.
Солнышко, словно устав от целого для работы, тихонько, как живое существо, медленно поднималось от земли, заползая во все низины, овраги, гася последний свет в щели.
И лишь обломки скал на другом берегу пытались помешать наступающей темноте тусклым блеском позолоченных боков.
Ресторанный день
Сидит внутри нас этакий змей-искуситель: ну, подумай сам – погода мерзопакостная, морось, серость и дышать не очень… Может, лучше на диване, дома, да по телевизору рыбалку смотреть – чай, пиво потягивать. А?!
Нет! Ведь по нашему календарю клев будет просто шикарный. Рука устанет рыбу таскать. Да и плевать на погоду, помнится и не в такие дни рыбачили, не сахарные, не растаем.
Эх! Как в омут с головой – едем!
Перестук колес электрички Уфа – Инзер: тук-тук, тук-тук. То сомнения, то надежду отстукивают.
Тш-ш-ш! Станция Дема! И самые заядлые рыбаки заползают в вагон – Гордеич, Филиппыч и хитрый Мидхат:
– О-о-о! Наш полк не убывает! Привет, Санек! Как делишки, куда сегодня, на какой километр?
– Гордеич, вопросов много – путь один – на речку за баклей.
– Ох, и шутник ты, Санек!
– Присесть-то рядом разрешаешь?
– А то как же, с удовольствием. Посидим рядком, поговорим ладком, последние рыбацкие новости узнаем.
Гордеич и Филиппыч садятся рядом, разложив свои вещи на полке, а Мидхат идет по вагону дальше.
– Чего это он? – спрашиваю у Гордеича. – Опять не сошлись в размерах рыбы?
– А, да ну его! Вечно хитрит. Говорит, что сюда идет, а сам в другое место. – И на весь вагон:
– Эй, Федул, чего губы надул?
– Да кафтан прожег.
– Зашить можно?
– Да иглы нет.
– А велика ли дыра?
– Да один ворот остался…
– Гордеич, Гордеич, ты чего кричишь? Мидхат все равно не слышит – слуховой аппарат дома забыл. Ну, рассказывай, где был, сколько и чего наловил?
– Я-то что, как обычно на Раве, да на самом Инзере маленько поудил. Наловил так, что нам с котом хватило на два дня. Хотя могу и похвалиться – хариусов надергал несколько штук, окушат неплохих, а вы где были?
– Да на озере под Чишмами. Карасиков захотелось в сметане, третьего дня ездили.
– И как?
– Сметана есть, а карасей-то тю-тю. Сорожка, правда, жирная попалась.
– Так ведь, Саня, не в рыбе дело, а в самом процессе рыбалки. В удовольствии подготовки, в самой поездке и в том, как поплавок нырнет, когда тащишь рыбешку.
И вот за такими задушевными рыбацкими разговорами проехали Карламан.
Неожиданно среди гомона едущих садоводов и простых пассажиров раздался звонкий детский голос:
– Мама, мама, – лебеди, лебеди!
И все головы дружно повернулись в левые окна вагона. В небольшом озере гордо плавали шесть лебедей. Белоснежные, красивые птицы, знающие себе цену. А вдоль берега, словно на смотре, стояли цапли, штук двенадцать.
– Вот ты глянь, как на плацу. Показ выросших птенцов.
– Красота…
И весь вагон притих, осмысливая увиденное. Где еще можно встретить вживую лебедей и цапель вместе.
– Ладно, Саня, вечером похвастаемся – у чьего улова глаза больше. Мы – на сорок четвертом сходим, а ты поди к себе на шестидесятый.
– Точно.
День прошел практически незаметно, даже дождевые облака не смогли помешать наслаждаться красотою и свежестью окружающей меня природы.
Но время, время – электричка уже на подходе, поспешали.
На сорок четвертом километре вновь встречаю компанию дедов-рыбаков.
Первый же вопрос с моей и с их стороны: «Ну как? Поймал? Поймали?»
И пошло-поехало, наперебой.
Гордеич:
– Вот сегодня удалось душу ублажить – поймал ельцов, сорожку и двух подлещиков грамм на 300 каждого, как говорится. Рыба худа – не навариста уха, рыба жирна – янтарная уха.
И у Филлипыча улов – килограмма два ельцов.
– А где Мидхат?
– Да вон ползет, опять убежал от нас и где-то в одиночестве удил.
– Мидхат, тащи ведро, показывай улов.
И Мидхат горделиво подносит ведерко, наполовину забитое приличным ельцом.
– Молодец, хорошо надергал.
– А у тебя, Саня, как?
– Да никак. Ресторанный день был.
– Как, как?
– Ну, это так. Взял с собой гастрономических червей, а рыбы от них морду воротят.
– Каких червей?
– Гастрономических. Я так называю червей, купленных в магазине «Рыболов». На опарыш только мелкие аквариумные рыбы клюют. Пришлось в огороде местных червей накопать и рыбачить на них. Закинешь удочку – и ждешь. Дерг, дерг, дерг – мелочь. И вдруг – хлоп, ушел под воду поплавок. Тащишь, а там только голый крючок. И так целый день. И ощущение такое, что ты официант, а рыбы – посетители: «Эй, официант, закуска кончилась, а выпить – целая река».
– Хо-хо-хо, ха-ха-ха – официант! А ведь верно ты назвал – официанты.
– «Принеси, подай, сиди, жди и не мешай».
И продолжались бы такие разговоры хоть до полуночи, но, увы, станция Дема, вылезай.
– Ну, Саня, пока! День был хороший, а завтра будет еще лучше, хоть ты и оказался провидцем. Затяжная весна плавно переходит в осень.ъ
Оригинал публикации находится на сайте журнала "Бельские просторы"
Автор: Александр Конов
Журнал "Бельские просторы" приглашает посетить наш сайт, где Вы найдете много интересного и нового, а также хорошо забытого старого.
