- Может пока не стоит его будить, мы готовы подождать… - далекий женский голос проник в глубину сознания Сергея и прервал какое-то яркое сновидение.
- Ему все равно уже пора вставать, сон-час заканчивается, - прозвучал ответ дежурного врача по хирургическому отделению, и Сергей ощутил осторожное прикосновение к своему правому плечу, как всегда, он спал на левом боку, лицом к стене.
- Капитан Романов, просыпайтесь, к вам пришли гости.
Прогоняя остатки сна, Сергей расслабленно повернулся с еще закрытыми глазами и тотчас же услышал оторопелый женский вскрик:
- О, Боже! Папа, посмотри!
- Да, я вижу… - произнес мужской голос, в нем тоже просквозило изумление.
Сергей заторможено поднял веки, всмотрелся. В полутонах уплывающего сна медленно прорисовался силуэт женщины, черты ее лица в обрамлении вьющихся золотистых волос показались почему-то знакомыми, уже где-то виденными. И вдруг, жгучий импульс, мгновенное озарение и острый укол осознания - этого не может быть, это не явь, это всего лишь продолжения сна! Зрелище было настолько нереальным, настолько фантастическим, что мозг отказывался верить. Сергею даже захотелось ущипнуть себя: да проснулся ли он?! Но факт оставался фактом и от него было некуда деться – перед ним находилась Ольга Гончарова! И будто бы подтверждая это невероятное видение, раздался ее до боли знакомый и такой родной, переполненный слезами голос:
- Ты узнаёшь меня, Сергей?
Он остолбенело смотрел на бывшую жену, стоявшую возле его кровати и так же, как много лет назад в аэропорту Горноозерска, вдруг ощутил, как болезненно сдвоило сердце, когда здесь, в Московском госпитале, вновь увидел родинку на ее высокой шее, незабываемую и такую заветную.
Сергей оторвал взгляд от Ольги, глянул на ее спутника, чья массивная фигура высилась рядом с ней. Из-под наброшенного на плечи белого халата гостя поблескивало золоченое шитье дубовых генеральских ветвей на воротнике его кителя. И уже полностью ошарашенный, Сергей узнал своего бывшего тестя, генерал-майора Гончарова. Впрочем, это была ошибочная, инертная реакция памяти, автоматически зафиксировавшая устаревшие данные. В настоящее время перед Сергеем находился уже генерал-лейтенант Гончаров, легкое полотно медицинского халата не могло скрыть выпуклости двух крупных звезд на каждом погоне.
- Здравствуйте, Сергей Александрович, - произнес он, его моложавое, привычно-строгое лицо осветлилось чуть приметной суровой улыбкой. Он мало изменился за эти годы, лишь голова покрылась густой сединой.
- Здравия желаю, товарищ генерал, - Сергей начинал медленно приходить в себя. Перевел глаза на Ольгу. - Ты… Вы мне можете объяснить все это? - он повел взглядом по палате, задержал его на лице проснувшегося капитана Малышева, который с не меньшим недоумением созерцал происходящее.
- Могу… Недавно мне… - Ольга сбилась, но быстро овладела собой. – Недавно мне сообщили, что в Московском госпитале МВД находится офицер, который был ранен в Чечне и что у него обнаружен медальон с личным номером майора Корсакова. А этот майор - мой, без вести пропавший муж…
- Что ты сказала?! – у Сергея был вид человека, получившего тяжелый удар по голове. – Что ты сказала? Твой муж? Тот самый, который… Старший лейтенант… Тогда в кафе?
- Да, все именно так, Дмитрий Корсаков – мой муж! - Ольга достала платок, промокнула глаза. – Но то, что его сослуживцем окажешься ты, это мне и в голову не могло прийти… - ее голос сорвался на полушепот. - Когда начальник госпиталя назвал фамилию офицера, я почти не обратила на это внимания, однофамилец, не более того.
- Это война, уважаемая, и на ней может случиться всё что угодно… - неожиданно и хрипло изрек капитан Малышев.
Ольга и генерал Гончаров одновременно повернулись на его голос.
- А с вами что случилось, товарищ офицер? – спросил генерал, окидывая раненого изучающим взглядом.
- Мне «лепесток»[1] полголени оттяпал, вот что со мной случилось! - с нескрываемой злостью и раздражением выкрикнул Малышев и весь ощетинился, словно барс, было понятно, что ему хочется выплеснуть накопившуюся ярость. – Вы, господа генералы, сидите в своих Генеральных штабах, разрабатываете заведомо провальные операции, а мы, младшее офицерьё и солдатня, исполняем вашу блажь. Это нам, а не вам «духи» отрывают руки, ноги, выбивают глаза! Это нас потом вышвыривают из армии, как отработанный материал! А когда мы приходим в военкоматы, чтобы оформить пенсию по инвалидности, то какая-то тыловая сволочь, говорит, что ни в Афган, ни в Чечню лично он нас не посылал и выталкивает из кабинета взашей!
- Ваше звание и фамилия? – негромко спросил Гончаров.
- Капитан Малышев! – безбоязненно и презрительно усмехнулся тот и с еще большей желчью добавил. – Стращать, небось, будете, меры дисциплинарного воздействия применять. Так знайте, я свое давно отбоялся.
- Не собираюсь этого делать, - спокойно возразил генерал. – Лишь одно вам скажу, я не только в штабах находился, но и в Афганистане, и в Чечне побывал не один раз, так что под пулями походить довелось не только вам.
- Под пулями, ишь ты! - скривился в издевательской усмешке Малышев и, будто бы закрываясь от чего-то, натянул до подбородка одеяло, уставился в потолок злым острым взглядом.
- Да, именно так, капитан Малышев, под пулями и снарядами, - твердо повторил генерал. – А что касается вашего возмущения, то я с вами во многом согласен… Только хотел бы внести одну существенную поправку: войны начинают не генералы, а политики, а расхлебывать приходится нам, людям в погонах.
- Тогда что же вы, люди с большими погонами, не хотите, как положено воевать, раз уж довелось? И нам не даете… Сколько раз мы прижимали «духов» к горам, окружали, и готовы были их добить, но нам запрещали это делать! Кругом измена, в правительстве сидят приглашенные Ельциным американские советники, половина из которых - работники ЦРУ. Что путёвого они могут насоветовать, в кои веки было возможно такое предательство, когда Россией правят наши извечные враги!? Армию разворовали и тоже предали, народ стал презирать людей в военной форме! А этот ваш «Паша-мерседес», «лучший министр обороны всех времен», как его окрестил все тот же президент-алкаш Ельцин, боевикам горы оружия оставил, когда драпал из Чечни перед войной, и теперь из этого оружия нас убивают!
Задыхаясь от неистовой злобы, Малышев на миг прервался, затем еще более возмущенно и ядовито продолжил, почти дословно воспроизводя знаменитую речь генерала армии Грачева:
«Мне нужно два парашютно-десантных полка и два часа времени, чтобы вопрос о восстановлении конституционного порядка в Чечне был снят с повестки дня!»
- И что, вопрос снят с повестки дня? Хрена с два! Уже шесть лет безграмотные пастухи бьют нам морду, и конца этому нет. Генералы-стратеги, мать вашу! Сказано ведь, что вы побеждаете только в прошедших и в будущих войнах!
- Возьми себя в руки, капитан! – требовательно сказал Сергей, но это еще больше распалило Малышева. Отшвырнув одеяло, он неловко и кособоко сел на кровати, выставил перебинтованный обрубок ноги, выбросил перед собой руки, выкрикнул возмущенно, почти истерично. – Я смотрю, тебе всё по колено, Романов! Не встревай, я хочу знать, как теперь жить тысячам искалеченных в этой бойне? У всех жены, дети, старики-родители… Кому нужен, например, я, тридцатилетний урод, со своей культёй и с негнущейся второй ногой? Какую работу смогу выполнять? Ответьте, товарищ генерал-лейтенант?
- Давайте, я отвечу, вместо отца, - неожиданно сказала Ольга.
- Да что вы, генеральская доченька, оранжерейный цветок, можете мне ответить? – бешено взорвался капитан. – Что?!
- И все же я попробую… Вот вы лежите здесь, обозленный на весь мир и ищете виновных… Да, вы тяжело ранены, но вы – живы. Вам подберут протез, и вы сможете полноценно жить. А мой муж погиб и больше никогда не вернется… - Ольга осеклась, горестно потупила взор, потом, совладав с собой, закончила дрогнувшим голосом. – Да если бы он… если бы он вообще без обеих рук или без обеих ног, то я бы и тогда благодарила Бога, что остался в живых...
Давящая тишина воцарилась в госпитальной палате. Четверо людей молчали, каждый думая о своем. Генерал Гончаров встал, осторожно тронул дочь за поникшую спину.
- Я должен идти, Оля, время… Вечером расскажешь нам все, что узнаешь.
- Хорошо, папа, - едва слышно проронила она.
Генерал пожал руку Сергею, затем шагнул к кровати Малышева, протянул руку и ему. Чуть помедлив, капитан высвободил из-под одеяла ладонь, пряча глаза, неохотно ответил на рукопожатие.
- Прощайте, товарищи офицеры, желаю вам скорейшего выздоровления.
- Прощайте, товарищ генерал, - сказал Сергей, Малышев же предпочел отмолчаться.
Когда за отцом затворилась дверь, Ольга просительно глянула на Сергея:
- Мне сказали, что тебе уже разрешены прогулки, давай пройдемся, нам нужно поговорить.
- Ну пошли, раз так…
В обширном госпитальном парке прижилась ранняя ласковая осень. В лучезарной синеве неба плавало солнце, золотило ярким светом деревья, под ногами шуршали первые опавшие листья, было тихо и тепло. Сергей и Ольга неспешно пошли по аллее, углубились в заросли. Идя на полшага сзади, Сергей украдкой оглядывал бывшую жену и был вынужден признаться себе, что Ольга стала еще прекраснее за время, прожитое ими порознь.
… В своей жизни женщина расцветает дважды. Отгорит, словно пламя костра, незрелая девичья красота и вскоре погаснет. И только спустя время, познав настоящую любовь, постигнув тайну страсти, замужество, материнство, женщина расцветет той проникновенной и глубокой красотой, которая будет сопровождать ее долгие-долгие годы.
Так было и сейчас: и без того броская красота Ольги словно бы усовершенствовалась с возрастом, она дышала строгой зрелостью, неотразимой женственностью и влекущей загадочностью. И как будто не было никакого расставания – рядом с Сергеем шла его жена, все тот же родной и близкий человек – он отчетливо поймал себя на этом внезапном ощущении.
Когда поравнялись с небольшой уютной беседкой, повитой увядающим плющом, Сергей вдруг спросил:
- Тебе это ничего не напоминает?
- Напоминает… - медленно проронила Ольга и, потеплев глазами, посмотрела вокруг. - Только тогда шел дождь, было пасмурно и холодно…
- Да, шел дождь, было пасмурно и холодно, - словно эхо задумчиво повторил он.
- А еще был мальчик-первокурсник, который беззастенчиво врал, что уже летает…
- И была девочка, которую тот врун самонадеянно обещал увезти в Забайкалье… - с грустной полуулыбкой дополнил Сергей.
- Да, все было именно так и очень-очень давно… - Ольга остановилась у скамьи с удобно изогнутой спинкой и предложила. – Присядем?
- Давай, - согласно кивнул он. Устроившись на скамье, они довольно долго молчали, погрузившись в размышления.
- Скажи, ты хоть иногда вспоминала обо мне? – спросил Сергей.
- Мне это было незачем, - помедлив, ответила Ольга. – Я тебя никогда не забывала, жила с Дмитрием, а всегда думала о тебе.
- Почему? – искренне удивился он.
- Наверное, потому что сильно любила и что слишком многое связывает меня с тобой – этого из памяти не выбросишь.
- Понятно… - сказал Сергей. А Ольга произнесла обескураженно и даже как-то растерянно:
- Знаешь, я думала, что меня уже невозможно чем-либо удивить, но то, что произошло сегодня, выходит за рамки моего понимания жизни… Всё это просто немыслимо.
- Имеешь ввиду нашу случайную встречу?
- Да.
- Согласен, здесь много странного, - кивнул он. – Мы с тобой постоянно расстаемся и вновь встречаемся… И в этом есть какая-то закономерность, Божий промысел, я бы сказал…
- Хочешь сказать, что это кому-то нужно? – уточнила Ольга.
- Именно это я и хочу сказать, - раздумчиво подтвердил Сергей. – Согласно диалектике, случайность, это неосознанная необходимость.
- Ты мне это уже говорил, тогда, в Горноозерском аэропорту, помнишь?
- Нет, не припоминаю… - откровенно признался он. – Значит, старею.
- А вот я помню абсолютно всё, до каждой буквы, до каждого прикосновения… - медленно произнесла Ольга и недоуменно покачав головой, спросила. - Скажи, как могло случиться, что ты, пилот Гражданской авиации, попал на войну, да еще и воевал вместе с моим мужем?
Сергей помолчал, собираясь с мыслями, потом сказал:
- Дело в том, что я теперь не гражданский пилот, а военный летчик, именно поэтому угодил в Чечню… А что касается твоего мужа, то я никогда не воевал совместно с ним.
- Как не воевал? – ее длинные ресницы взлетели от неподдельного удивления.
- Тут явно произошла ошибка, Оля, - досадливо поморщился Сергей и, нагнувшись, сорвал какой-то увядающий стебелек, прикусил его зубами, затем продолжил. – Да, с твоим мужем я не воевал, лишь совершенно случайно обнаружил его в степи и забрал жетон с личным номером.
- Это непостижимо… - потрясенно вымолвила она, ее узкие длинные пальцы нервно перебирали влажный носовой платок. – Скажи, как он погиб?
- Как герой! - крутые желваки на скулах Сергея вспухли и опали, он долго сидел как каменный, перед глазами стояла картина, которую было невозможно забыть: изорванное осколками тело рослого человека, у которого практически отсутствовало лицо, рядом раскуроченный взрывом ручной пулемет с опустошенным магазином. – Он погиб как герой, - медленно и раздельно повторил Сергей, - ты можешь гордиться своим мужем.
- Рассказывай всё, я тебя слушаю, - в короткое слово «всё» она вложила какой-то особый смысл, ее немигающие глаза смотрели выжидательно и напряженно. Сергей выдержал этот, переполненный горем и слезами взгляд, судорожно вздохнул.
- Судя по всему, он был последний, кто остался в живых из его разведгруппы и вел бой в одиночку. Потом, у него закончились патроны, и он подорвал себя гранатой. Мог, конечно, сдаться в плен и вымаливать пощаду, но не стал этого делать. Впрочем, это было бесполезно, арабы-моджахеды из формирования полевого командира Абу Кутейба Джамаля никогда и никого не щадят.
- Как выглядел мой муж? – губы Ольги мелко подрагивали. – Говори, как есть, не щади, я ведь все-таки хирург и повидала всякое…
- Но ты не видела человека, погибшего от разрыва гранаты… - трудно выговорил Сергей. – Поэтому не хочу вдаваться в подробности, уж извини.
- Тогда лишь одно скажи, его можно было опознать?
- Нет, - еще более сурово произнес он. – Иначе я бы его узнал, мы же виделись, и я навсегда запомнил лицо человека, отнявшего у меня… - Сергей недоговорил, а Ольга, словно не услышав его, произнесла горестно:
- Дима, Дима… Как он успокаивал меня, когда уезжал, говорил, что все будет хорошо… Звонил почти каждый день, и вдруг перестал. А потом приехал его сослуживец и сообщил, что рекогносцировочный отряд майора Корсакова не вернулся с задания… - сидя на скамье, Ольга медленно и монотонно раскачивалась всем телом. Вдруг оторвала платок от лица и спросила, судорожно выталкивая слова. – Скажи, а ты… ты-то как в том месте оказался?
- Это долгий рассказ, Оля, - неохотно проронил Сергей.
- И все-таки?
- Что ж, слушай, раз так настаиваешь… Все началось с того, что меня отправили во Владикавказ, чтобы перегнать на базу самолет Ан-26…
***
- Вот и вся история, - нахмурившись, Сергей отрешенно смотрел перед собой, длительное и горькое повествование словно опустошило его.
- История… - трудно выговорила она и после долгой паузы спросила. - Ну, а до войны у тебя как все было, расскажи?
- Как было… - он попытался пожать плечами, бинты все еще мешали это делать. - Жил, работал, долго не мог привыкнуть к тому, что тебя нет рядом. А потом у меня появилась женщина...
-Ты женат? – в ее вопросе прозвучало исконно женское любопытство, неистребимое в любой жизненной ситуации.
- Я мог быть женат, но этого не случилось, моя невеста погибла…
- Как, погибла? – резко вскинулась Ольга.
- Это еще более длинная история, - угрюмо произнес Сергей. – Лишь одно могу сказать: то, что я сейчас сижу рядом с тобой, так это благодаря моей невесте Ларисе.
- И все же, в нескольких словах! - почти умоляюще попросила Ольга.
- Ну, если в двух словах, то все очень просто: террористы, чеченские кстати, пытались угнать самолет, а бортпроводник Денисенко помешала им это сделать. Ценой своей жизни помешала, предупредив мой экипаж. Если бы мы поднялись на борт, то, повторяю, меня бы уже не было, это - без вариантов!
- Теперь мне понятно, зачем ты поехал в Чечню, тебя туда привела месть, ведь так?
- О мести думал меньше всего, я летчик транспортной авиации, убивать людей, не моё ремесло, воевать пришлось совершенно случайно, - медленно произнес он и через вздох добавил, понурившись. – А у Ларисы маленький сын остался, его воспитывает бабушка.
- Почему же всё так: смерть в мирной жизни, смерть на никому не нужной войне… - близкие слезы вновь зазвучали в голосе Ольги. – Что за времена наступили, ты можешь объяснить, Сережа?
- Не могу… Я много думаю об этом, но ответа нет… - отрицательно качнул он головой. - Слушай, давай сменим тему, а то сердце идет на разрыв.
- Давай, - согласилась она. А Сергей, поколебавшись с минуту, спросил, потускнев лицом:
- Надеюсь, ты понимаешь, что наша неожиданная встреча - последняя?
- Понимаю, - едва слышно проронила Ольга. – Что ты хочешь этим сказать?
- А то, что если уж Богу было угодно устроить нам ее, то хочу наконец узнать, почему ты бросила меня? В прощальном письме написала, что из-за Инги Поповой, но я ведь понимал, что причина была не в этом… Поверь, ничего не хотел скрывать от тебя, рано или поздно все равно рассказал бы про Ингу. Поэтому скажи, что произошло? Это – твой Корсаков, так?
- Нет, - твердо сказала она. – О нем я тогда вообще не думала.
- Но что же все-таки случилось, черт побери? – возмущенно выкрикнул Сергей. – Ответь мне в конце концов!
Ольга долго молчала, формируя как видно ответ, потом решилась:
- Моя история тоже длинная, так что тебе придется набраться терпения.
- У меня его на семерых хватит – госпиталь приучил.
- Я не уверена, что сейчас поступаю правильно… - великое сомнение звучало в голосе Ольги, - но раз уж тебе так хочется, то изволь: ты прав, я действительно покинула тебя не из-за Инги, она была лишь оправданием моего решения… Достаточно нечестным оправданием, уж прости. Причина в другом, Сережа, я забеременела и другого выхода, кроме как исчезнуть у меня не оставалось…
- Ты была беременна? – изумленно воскликнул он. – Тогда я вообще ничего не понимаю, ведь мы так долго ждали ребенка! Значит, теперь он у нас есть?
- Не у нас, а у меня… - ее голос сорвался. – Ты не имеешь к нему никакого отношения…
- Как я должен это понимать? - Сергей почувствовал, как мертвеет лицо.
- А так и понимай - я была беременна не от тебя…
- Не от меня? – он медленно поднялся со скамьи, ошеломленно всмотрелся в глаза бывшей жены. – Значит, ты мне изменила? Изменила с этим… с Корсаковым?
- Повторяю, Корсаков здесь ни причем, - она выдержала его полусумасшедший взгляд, глядела прямо и безбоязненно, Сергей видел, каких усилий ей это стоило. – Я забеременела от другого человека, так уж вышло…
- Ты отдалась какому-то мужчине и называешь это – «так уж вышло?!» - гневно вскричал он.
- Никому я не отдавалась, - опустошенно выдохнула Ольга. - Он меня изнасиловал.
- Изнасиловал?! – Сергей вдруг ощутил, что земля уходит из-под ног. – Кто посмел изнасиловать мою жену? Что ты молчишь, говори, я уничтожу этого урода!
- Именно поэтому и уехала… - словно бы оправдывая свое давнее решение, и убеждая в этом саму себя, ответила Ольга. – Не сделай я этого, ты бы однозначно получил судимость, попал в тюрьму и, соответственно, потерял летную работу, а значит, и сам смысл жизни.
- Всё, что ты сейчас говоришь, полная чушь и твоя больная фантазия! - призвав на помощь все самообладание, Сергей старался держать себя в руках. - Понимаю, ты потеряла мужа и твоя голова в тумане. Из-за этого и несешь подобную бредятину. Я даже представить не могу, что кто-то посмел посягнуть на мою жену, зная меня…
- Но, тем не менее, такой человек нашелся… - Ольга горько и откровенно усмехнулась.
- И кто же он такой, этот потенциальный мертвец? Я ведь разорву его на две штанины, хоть и прошло немалое время! – бешено оскалился Сергей.
- Это Герман Юдин, твой однокашник по училищу и по летному отряду.
- Юди-и-ин?!- из Сергея будто сердце вынули, точно такое же ощущение он испытал, когда из него извлекали зазубренные гранатные осколки. Тогда, казалось, что дикую боль не могло приглушить полубессознательное состояние и даже наркоз. - Тебя изнасиловал Юдин?!
- Да, это сделал он, - подтвердила Ольга, не оставляя больше никаких шансов расценивать происходящее как ее болезненный бред. – Всё произошло по моей вине, когда ты был в Узбекистане. Сначала он пригласил меня в ресторан, и я почему-то согласилась на это, потом выкрал ключ от нашей квартиры, заманил переночевать к себе, там все и случилось… С непривычки я опьянела, и Юдин воспользовался этим. Поверь, я сопротивлялась до последнего, но силы были неравны… А еще он записал на магнитофон все события того вечера и угрожал мне шантажом, если не соглашусь стать его любовницей. Собирался прокрутить пленку тебе, тем самым спровоцировать на мордобой при свидетелях и подать заявление в суд.
- Ах ты ж, сволота! - Сергей с усилием шевельнул чугунеющими губами, едва превозмогая приступ дикой ярости уточнил. - И сколько раз вы… так… общались?
- Всего лишь один, но этого оказалось достаточно, вскоре я узнала, что беременна. Ощущала себя полным ничтожеством, все было ужасно, мой мир рухнул в бездонную пропасть. Спасение я видела только в прерывании беременности, но при этом отчетливо понимала, что убийство ребенка еще сильнее ухудшит ситуацию, и мне потом будет сложнее жить с этим, чем с любыми трудностями после его рождения.
- О каких трудностях ты ведешь речь? – неприязненно и как-то даже брезгливо поинтересовался Сергей.
- Об элементарных, чисто женских, мужчине это понять сложно… Когда ты одинока, а у тебя растет живот и это обсуждают за твоей спиной, а на еще не родившемся ребенке висит ярлык безотцовщины – все это невыносимо… – она приложила платок к губам и сидела так очень долго, горестно глядя в одну точку. Потом повернулась к Сергею. – Ты помнишь, как сначала мы не спешили с рождением ребенка, всё обустраивали жизнь, создавали карьеру, а потом, когда спохватились, у нас ничего не получалось…
- Конечно, помню, - удрученно кивнул он.
- И вот, когда у меня, наконец, появилась возможность родить, то я уже не думала про изнасилование, а просто решила перешагнуть через это. Вдруг почувствовала, что добро должно победить зло, что ребенок, это то, единственно-положительное, что можно извлечь из создавшейся ситуации. И потом, - возраст, мне ведь уже было за тридцать, и я отдавала себе отчет, что возможность стать матерью становится все иллюзорнее… А когда ребенок появился на свет и я в первый раз взяла его на руки, то осознала до конца, что приняла абсолютно верное решение. Это был самый прекрасный момент в моей жизни, хотя долгое время для меня было проблемой, что у него глаза точь-в-точь как у отца…
- Точь-в-точь как у отца… - повторил ее слова Сергей, и почувствовал, как тело оделось холодом.
- Скажи, ты презираешь меня? - Ольга всё не отводила взгляд. – Я ведь воспитываю ребенка твоего вечного врага.
- А можно, я не буду отвечать на этот вопрос?
- Можно, тем более, что в нем уже есть ответ… - горько усмехнулась она. - А что касается ребенка, то он ни в чем не виноват, я могу ненавидеть насильника, но относиться так же к этому крошечному невинному созданию – не имею права, он единственный и самый любимый для меня.
- Ну, а что ты рассказала родителям? – холодно поинтересовался Сергей.
- Их я в подробности не посвящала, лишь сказала, что мы с тобой не сошлись характерами, поэтому развелись. А вскоре волею судьбы, у меня появился муж и все сложилось вполне пристойно – я могла жить, не оглядываясь и не пряча глаз.
- Так скажи, наконец, кого ты родила?
- Девочку.
- Как ее назвала?
- Лиза, - взгляд Ольги просветлел, на губах появилась тонкая нежная улыбка. – Помнишь, мы с тобой всё решали: если родится сын, дадим ему имя Николай, а если девочка, то она будет Лизой.
- Конечно… - сиплым от глубочайшего потрясения голосом подтвердил Сергей и стиснул ладонями гудящую голову – в висках больно и часто кололо.
Долго сидели молча в глубокой тиши огромного парка, которую нарушал лишь неторопливый перестук пестрого дятла.
- Напомни, какое сегодня число? – неожиданно спросил Сергей.
- Восемнадцатое сентября, - ответила Ольга в крайнем удивлении. Она ожидала чего угодно: пощечины, оскорбления, остервенелого психоза, но только не этого вопроса, заданного подчеркнуто-будничным голосом.
- До последней минуты на этом свете, сегодняшний день будет самым проклятым днем в моей жизни, - процедил Сергей сквозь зубы и снова застыл как изваяние, отрешенно глядя себе под ноги. Затем, словно очнувшись, спросил. – А ты хоть знаешь, что было потом?
- Знаю, именно поэтому рассказала свою историю – ведь мстить тебе больше некому… Людмила Тарасова, единственная подруга в гарнизоне, написала, что в летном отряде произошло ЧП – Юдин разбил самолет и изувечил своего второго пилота - у парня сорокапроцентный ожег кожи, остался калекой на всю жизнь.
- Да, это именно так, Юдин гонял оленей и врезался самолетом в берег озера, всё белого сокжоя хотел добыть, урод!
- А зачем ему был, тот олень? - недоуменно поинтересовалась Ольга.
- Как зачем? – презрительно усмехнулся Сергей. - Шкура белого северного оленя на стене или на полу — это ведь так престижно и колоритно. Юдинское столичное окружение было бы в полном ублюдочном восторге, многие облезли бы от зависти!
Какое-то время Ольга хранила молчание, потом задумчиво обронила:
- В этой жизни у каждого свой Белый олень… - в слово «свой» она вложила какой-то особый смысл, и Сергей отчетливо распознал это. Глухо спросил:
- Что произошло в дальнейшем, тебе тоже известно?
- Да, Юдин получил пять лет строгого режима. А через год его не стало, подробностей я не знаю, мне это неинтересно.
- Этого мерзавца убили на зоне, - мрачно сообщил Сергей. – Пакостил по своему обыкновению, стучал начальству на зэков, а у них разговор короткий – спихнули со строительных лесов, разбился в лепешку, туда ему и дорога! Про таких говорят: «Жил грешно и подох смешно!»
Ольга напряженно молчала, потом трудно произнесла:
- Отчетливо понимаю, как ты отнесешься сейчас к моим словам, но мне этого субъекта как-то даже жаль, хотя в ту проклятую ночь, именно я предрекла ему подобный итог…
- Я не ослышался, ты жалеешь насильника?! – с гневным изумлением воззрился на нее Сергей. - Он изувечил твою жизнь, развалил нашу семью?! Уж не тронулась ли ты умом, дорогуша?
- Отнюдь, с головой у меня пока все в порядке, - тихо, но твердо возразила Ольга. – А то, что Герман был таким, это не его вина, это его беда… Родиться монстром не мог, кто-то очень поспособствовал тому, чтобы он им стал… Я много думала об этом и пришла к выводу, что Юдин был глубоко несчастным человеком. За его показушной бравадой скрывалось бездонное одиночество, не имел ни жены, ни детей, никого и никогда не любил, и его не любили… Ему ничего не давали добровольно, и он привык всё брать силой… Юдину никто не был нужен, и в нем никто не нуждался, прозябал как изгнанный со двора старый пёс. Итог драматичный – жизнь оборвалась в самом ее расцвете.
- Итог не драматичный, а закономерный, - нервно кривясь ртом, сказал Сергей. – Прости, но твои аргументы – полная чушь! Всё человеческое, что могло быть у Юдина, ампутировано во время родов вместе с пуповиной. Быть отпетым негодяем - главная составляющая его ДНК… Об одном жалею, что не я с ним разобрался, жил бы сейчас с осознанием того, что избавил общество от такой мрази! Только за одного Павлика Боровика его следовало грохнуть, про всё остальное я уже не говорю…
- А ты стал жестоким, Сергей, - как-то обреченно констатировала Ольга.
- Это жизнь жестока, не я… Но вернемся к нашей теме, вы, Ольга Борисовна зря поспешили уехать… - сам не зная почему, он вдруг перешел на «вы». – Юдина арестовали за месяц до моего возвращения из Азии, так что бояться вам было нечего, я бы никогда не узнал о том, что произошло.
- Да, ты мог ничего не узнать. Считал бы, что это твой ребенок, восьмимесячная беременность не такая уж большая редкость. Женщины идут и не на такие ухищрения, чтобы сохранить семью… Но с Юдиным тогда еще ничего не случилось, он жил рядом, и видя меня в «положении», мог легко высчитать истинные сроки зачатия, доказать тебе что Лиза - его дочь, прокрутить ту проклятую запись и тем самым развалить нашу семью. Но даже если бы так не произошло, жить с этой тайной, как с камнем на шее, я не смогла бы, - она близко и строго посмотрела Сергею в глаза. - Я поступила так, как поступила и не жалею о принятом решении.
- Ну, а как все развивалось дальше, уж рассказывай теперь до конца… – жестко потребовал он.
- А что дальше… – пожала она плечами. – Вернулась в Омск, снова поселилась у родителей, устроилась на работу. Вскоре меня отыскал Дмитрий Корсаков, сделал предложение, и я приняла его из чисто женских умозаключений - понимала, что вряд ли кому-то буду нужна с ребенком… Но прежде, чем дать согласие, рассказала ему свою грязную историю. Он отнесся к этому с пониманием, сказал, что в жизни случается всякое, главное, что он меня любит. Так что из роддома он встречал уже жену и дочь. В ее свидетельстве о рождении записано: Елизавета Дмитриевна Корсакова.
- Вот значит, как… - недоговорил потрясенный Сергей и лишь спустя время, обронил. - Выходит, он действительно тебя любил, твой Корсаков.
- Да, это правда… - подтвердила Ольга. – Далеко не каждый мужчина может взять в жены женщину с такой биографией и не упрекать ее впоследствии. А он ни разу не напомнил мне ни о чем. Постепенно всё как-то утряслось. Так и жили… И неплохо, в общем-то, жили, меня Дмитрий любил, а я его так и не смогла полюбить, но всегда уважала, он оказался порядочным человеком, к Лизе относился как к родной дочери. Потом папу перевели в Москву на повышение и служебный рост моего мужа тут же застопорился - генеральских зятьев не любят в армии. Замерз на майорском звании и отслужил почти два срока. Но вот, война и вскоре его отправили в Чечню. Все шутил: раз не дают «по'дпола» здесь, заработаю его на поле боя… - Ольга поникла головой и лишь через несколько томительных минут, продолжила:
- Я долго ждала известий из Чечни, и отец держал вопрос на контроле – все безрезультатно, ответ один: группа майора Корсакова не вернулась с задания! Но надежда умирает последней, и я все надеялась, что муж вот-вот объявится. Был в окружении, в плену, скрывался где-нибудь раненый или еще что-то… Гнала плохое прочь, заставляла себя верить в благополучный исход. А потом нашелся раненый офицер, воевавший вместе с моим мужем - об этом мне сообщил папа. Он был в кратковременном отъезде и по возвращении собирался встретиться с тем капитаном, чтобы во всем разобраться и сообщить мне результат. Но я не смогла ждать, сердце подсказало, что должна встретиться с ним сама…Только сама! Взяла отпуск на неделю, купила билет на ближайший авиарейс. И уже здесь, в Москве, окончательно поняла, что больше не жена… Вдова.
- И эту весть принес тебе твой бывший муж, - угрюмо дополнил Сергей.
- Что поделаешь, это всё проклятая война, твой сосед по палате совершенно прав… - Ольга пересилено и как-то разбито поднялась, повесила на плечо ремешок сумки. – Ну, давай прощаться, Сергей, мне надо возвращаться в Омск, готовиться к траурным делам, из Чечни сообщили, что по твоим географическим ориентировкам нашли останки моего мужа и его солдат. Как сказал сослуживец Дмитрия: «Оцинкуют и отправят по домашнему адресу - жди»… - Ольга скорбно помолчала, затем спросила. - Ну а ты как думаешь жить дальше, Сережа, скажи напоследок?
- А как может жить такой человек? – вопросом ответил он. – С летной работы меня однозначно спишут, со службы уволят. Моя вторая война длилась всего неделю, а угробила на всю оставшуюся жизнь. Здоровье полному восстановлению не подлежит, все-таки два ранения в голову, контузия и семь проникающих в шею и грудь.
- Да, печально все это.
- Поздно мне печалиться, знал, на что шел…
- Но в любом случае все будет хорошо, Сережа, - чуть поколебавшись, Ольга дружески положила руку на его плечо. - Ты обязательно справишься и все постепенно наладится, вот увидишь.
- Жизнь покажет… - тускло произнес он, потом добавил уже более оптимистично. - Аэрофлотовскую пенсию я заработал[2], еще буду получать доплату за ранение во время боевых действий и за утрату профессии, так что с этим все нормально. Двухкомнатную квартиру мне в конце концов дали, жить есть где. Приду в себя, осмотрюсь, потом найду какую-нибудь работу…
Она все держала ладонь на его плече, и он вдруг ощутил непреодолимую потребность прижать Ольгу к груди и поцеловать. Это желание, кажется, родилось не в нем, а проистекло из ее ладони, такой родной и знакомой, тепло которой, ощущалось даже через коричневую фланель госпитальной пижамы. Она, кажется, уловила этот его душевный порыв и, будто опомнившись, сняла руку, отшагнула назад.
- Что ж, давай прощаться, Сергей, - произнесла Ольга, придав голосу решительность и некую отчужденность, тепла в нем он не распознал и отчетливо понимал, почему она ведет себя так – это помогало легче расставаться навсегда. Заданный ей тон воздвигал незримый, но вполне ощутимый барьер, не позволяющий проявить слабость. Но она все же проявилась, эта слабость, Ольга вдруг сказала:
- Я предала тебя, Сергей, это так… Поэтому хочу задать последний вопрос: ты смог бы простить меня, после того, что узнал?
Он долго и сосредоточенно молчал, потом заговорил, старательно подбирая слова:
- А какой в этом смысл? Ведь больше мы никогда не увидимся, у тебя и у меня своя жизнь…
- И, тем не менее? – еще настойчивее попросила Ольга. – Это очень важно для меня.
Сергей зверовато насупил брови:
- Насчет «простить» так думаю: простить, это значит – понять… А я не могу тебя понять, Оля… Как можно понять то, что ты пошла в ресторан с подонком, который обозвал тебя шлюхой на том курсантском банкете, спровоцировал драку и меня едва на выгнали из училища… Который оболгал мой экипаж, когда мы сели в тайгу за парашютистами и я был снят с лётной работы… Который постоянно пакостил и подсиживал меня… - Серей перевел возбужденное дыхание, грудь полыхала под бинтами, заживающие раны болезненно саднили. – Лишь одно я могу понять, что тебе было не справиться со стокилограммовым хряком и все произошло так, как он спланировал…
- И значит? – напряженным голосом спросила Ольга, Сергей видел, как ей трудно владеть собой.
- И значит, не считаю произошедшее изменой и не осуждаю, это действительно было самое обыкновенное изнасилование, шансов избежать его у тебя не было.
- Да, всё так… - как-то даже удовлетворенно проронила Ольга. – Спасибо, что не осуждаешь меня, и это – главное, остальное действительно не имеет никакого значения… А теперь, прощай, Сергей, мне пора.
- Прощай, - он неотрывно глядел в ее заплаканные, переполненные болью глаза. И с оборвавшимся сердцем, как в бездонную пропасть бросился, вдруг зачем-то повторил. – Прощай, дорогая…
Последнее слово Ольга скорее всего не услышала, повернувшись, она быстрым шагом уходила прочь, направляясь к госпитальным воротам. И вскоре ее высокая стройная фигура исчезла за деревьями.
[1] «Лепесток» - ПФМ-1 – противопехотная фугасная мина нажимного действия.
[2] Пенсия лётного состава ГА оформляется без учета возраста, а ее уровень зависит лишь от налёта часов и занимаемой должности в том или ином виде деятельности: транспортная и санитарная авиация, авиация специального применения и т. д.
Продолжение
