Когда я читала в первый раз «Педагогическую поэму», я следила за сюжетом, а образ автора для меня остался где-то на заднем фоне. Теперь же я услышала этого человека, и он меня впечатлил.
Во-первых, Макаренко начал организовывать колонию с нуля с завхозом Калиной Ивановичем, человеком малограмотным и в возрасте. То, что им досталось, имело нежилой, разрушенный вид: стекол не было, мебели тоже. Макаренко сам искал преподавательский персонал, понимая, что мало кто захочет жить в глуши, деля жизнь с правонарушителями. Но нашел. Появились и первые правонарушители: парни 17 лет, уже практически взрослые, повидавшие жизнь, непуганые, совершенно не желающие ни работать, ни тем более учиться.
Макаренко признавался, что в первые месяцы изучил столько педагогической литературы, сколько за всю жизнь не прочитал. Но «педагогическое» дело не шло. Ребята уходили в ночь, воровали в городе, грабили на дорогах, возвращались – их тут кормили, они могли поспать, но ничего делать не хотели. Заставить педагоги их не могли, ребята первоначально смотрели на них, как на мебель.
Первым прорывом в «педагогике» стала практически драка Макаренко с Задоровым, физически крепким парнем. Но этот «педагогический» прием изменил весь ход событий. Конечно, демонстрация силы и злости – это не педагогично, но очень человечно и отличный посыл: мы здесь люди, ты и я, мы живем вместе и жизнь сейчас у нас одна. После этого отношения с поступившими правонарушителями начали налаживаться. Водворился какой-то порядок. Правда, до образцовой дисциплины было очень и очень далеко. Ребята часто срывались: избивали евреев, выбивали карточные долги, воровали на хуторах, было время – пили, пока сами не провели изъятие самогона у хуторян.
В таких условиях ни раз и ни два опустятся руки, но, во-вторых, Макаренко не опускал рук и поддерживал свой небольшой педагогический коллектив.
Он раздумывал, что могло дисциплинировать этих ребят. Владел некоторыми строевыми приемами и начал их внедрять. Ребята восприняли их хорошо, ведь в этом есть элемент игры. Но надо было что-то есть и это что-то надо было добывать самим. Страшное время было 20-е годы, повсюду голод, даже на Украине, везде множество различных бандформирований – опасно жить.
Постепенно колонисты создавали сами своими руками свою новую жизнь: появлялись кузня, конюшня, мастерские, гораздо позже создалось целое хозяйство: свинарник, коровник, мельница была, лошади, которые работали на полях. Но от зари до зари трудились сами колонисты и педагоги. Побудка в 4 утра, работа в две смены утреннюю и вечернюю, и учебу никто не отменял.
Произведение называется поэма, хочется думать, что это что-то очень светлое. И ведь написана она легко, легко передаются события того времени. А уж юмор автора – выше всяких похвал. Такие сочетания он подбирал для описаний мальчишек, происходящих событий.
В молодости многое легко, а если это сопровождается шутками вообще прекрасно. Пока воспитанники жили в небольшом здании, собирались по вечерам, читали, играли в игры, разговаривали. Когда переехали в бывшее имение, стало по-другому: уже жили небольшими группами, создавали сводные отряды для работы. И большим их делом был театр: участвовали практически все: кто играл, кто доставал атрибуты, хотели, чтобы выглядело правдоподобно. На спектакли колонистов приезжали из соседних сел, городов, места были по билетам, их не хватало.
Ребята строили свою жизнь. Не все было гладко, Макаренко потерял несколько человек, они не ужились в колонии, ушли. Но само дело укрепилось и развилось. О колонии имени Горького говорили, колонисты переписывались с писателем, чем очень гордились. Гордились они своим строем, своими умениями. Им не было легко, но они не сдавались: не пищать! – девиз той молодежи.
Жизнью колонии руководил совет командиров – коллективный орган. Того, что добились ребята, мог добиться только настоящий коллектив. Я это понимаю, смотря на свой рабочий коллектив, который по-настоящему коллективом так и не становится. И вроде трудимся, и цель у нас одна…
Как писал Макаренко, авторитет у этих ребят мог заработать только профессионал своего дела, у которого не расходится слово и дело, справедливый и человечный. Таким был сам Макаренко.
Книга эта для меня – ностальгия по единому порыву, пониманию общей цели, перерождению.