Пять, четыре, три, два — и вот последняя залипка двадцать четвёртого, предпоследнего шока этого года. Вся природа затихла, и жители спрятались в страхе перед началом двадцать пятого. Каждый раз в этот период неизвестно, что ожидать. Всё что угодно может произойти, нас может откинуть на другую сторону от видимых планет.
Для тех, кто оказался на улице, эта залипка может стать последней в потере. И я одна из них. Мы, скорее всего, не переживём промежуточный шок, не узнаем, сколько дней он длился, и не увидим Новый год.
***
Меня зовут Сама́, ударение на четвёртую букву.
Родилась я примерно в 376 году от падения с межцветия Залуние на планете Розафон.
Розафонцев предупреждали, что катастрофа может произойти, но они не восприняли это всерьёз. При очередном потрясении планеты для очистки от мусора, наш лепесток отвалился, и вот мы здесь, в неизвестности...
Мама говорила, я родилась очень шустрой: уже в первый шок потери отказывалась от помощи. А первое слово было «сама», как вы, наверное, догадались. Я задавала много вопросов, была сообразительной не по годам. Сейчас мне 18 лет, и я достаточно потерялась. Максимум, что меня может ещё ждать, если сегодня ничего не произойдёт, это два года в современных реалиях. Из моих одногодков уже никого нет. Перед лицом неизвестности время идёт медленно, издевается и давит на нервы. А я использую это с выгодой — ускорю речь, чтобы рассказать вам всё о Чуде и нашей планете до того как, возможно, моя последняя залипка закончится.
Кстати, а откуда вы глядите на меня? Я слышала, что каждый год при переходе в двадцать пятый шок кто-то с других планет может увидеть нашу потерю. Историй об этом мало, потому что у тех, кто остался на улице, как я сейчас, больше шансов исчезнуть навсегда, чем потеряться до следующего года. Но такое бывает. Если я переживу этот шок, то расскажу всем о нашей встрече, хотя вряд ли мне поверят, всё-таки уже восемнадцать. В моём возрасте, как говорят врачи, уже и память подводит, и реальность кажется другой, но у меня с этим всё в порядке, я много учусь и пишу.
Так откуда вы? С Земли? Надо же! Я много о вас читала. Я слышала от мамы, что ваше летоисчисление похоже на наше, которое было, когда мы были частью планеты. То есть мне… чуть больше 90 лет, по-вашему, я долгожитель. Да, коэффициент пять с небольшим. Вам, наверное, меня трудно понимать, сейчас перестроюсь, хотя наши языки похожи. Но, если будет что-то проскальзывать, извините. За свою последнюю минуту жизни я расскажу вам, что прочитала в летописях розафонцев, и какие легенды ходят в нашем народе.
Про Залуние расскажу, вдруг вы там будете, тогда от нас им весточку передадите, что мы их помним и надеемся на встречу. А если нас не переместит в этом месяце далеко, то, может быть, вы передадите им наше местонахождение. Хочется верить, что они нас ждут и ищут. Если вы будете где-то рядом, чтобы увидеть наш путь... Хотя, извините, это опасно — вы можете попасть в вихрь времени и потеряться вместе с нами. Поэтому в конце этой залипки… минуты, улетайте.
Залуние объединяет в себе несколько планет похожих на цветы, которые располагаются, как диадема. А по центру находятся Кристаллы, похожие на ваши снежинки. Когда приходило время потрясения планет, то звучала необычная мелодия, всё перестраивалось в новый порядок, кроме Кристаллов. В этот момент они поглощали весь мусор с цветов: на краях лепестков были контейнеры, куда можно утилизировать всё, что мешает видеть прекрасное и радоваться. Да, ещё у них каждая искорка служила средством передвижения для путешествий по межцветию. Многие старались приобрести билеты на искорки заранее, чтобы наблюдать танец перестроения планет. А ещё на Кристаллах была станция, которая обеспечивала связь между всеми планетами Залуния. Назову самые крупные: Сакуролия, Тюльпения, Лотософин, Жасминия, Астрагол, Бегонилия и наша планета Розафон.
Она, как вы догадались, похожа на бутон Розы. На каждом лепестке, в зависимости от размера, находился город или несколько. На другие лепестки розафонцы перемещались по чудесным ароматным светящимся дорожкам. Никто не сидел в замкнутом пространстве. Основная цель была делиться собой, своими искрами как пыльцой и приносить свет из других городов и планет в свои города, чтобы они крепли. Когда наступало время для закрытия лепестков — все возвращались в ошибки, извините, в дома. Днём их не было видно, только вечером под каждую семью создавалось пространство с нужным микроклиматом. Розафон менял свой цвет и аромат после каждого потрясения, и у всех жителей обновлялся дом. Это легенда…
***
Проблемы начались, когда на юбилейный год розафонцы нашего лепестка получили особенно украшенные дома и захотели похвастаться ими. Они укрепляли стены, делали дополнительные смотровые площадки около своих жилищ и прятали свои истинные мотивы за словами: «Это для привлечения туристов, мы думаем о благополучии всей планеты!» И чем больше становилось таких добродетелей, тем больше страдали световые дорожки — листьям труднее было открываться, закрываться и восстанавливаться, потому что розафонцы перестали путешествовать. Кое-где стали появляться трещины, и не только на поверхности, но и у основания лепестка. Он наклонялся и отдалялся от всех остальных, терял связь с планетой, свет дорожек становился рыхлым — стали думать, как спасти ситуацию.
Время от времени были слышны звуки учебной тревоги, чтобы быстро найти безопасное место, спрятаться в домах и уйти с исчезающих дорожек. Кто-то переехал на другие лепестки из страха, кто-то из желания помочь — облегчить лепесток. Те, кто остался, пренебрегали сообщениями и совершали неразумные поступки: продолжали возвышать стены, любоваться своими ошибками, вместо того, чтобы вынести мусор и разобраться с гордостью. Наступил момент, когда, лепесток погрузился во тьму. Он не закрылся, лишённый силы света розафонцев.
А потом лепесток оторвало от любимой планеты, как мусор. Розафонцы из окон своих ошибок в последний раз видели её, красивую, манящую своей любовью. В последний раз чувствовали нежный, ни на что не похожий аромат дома. Светящиеся дорожки других лепестков протянули к нему свои лучи, но удержать не смогли. В этом яростном танце всё исчезло. Поэтому слово «жизнь» заменили на слово «потеря». Выжившие и некоторым другим словам изменили имена, чтобы сохранить память о сделанных глупостях…
Все, кто оказался на улице в ту злополучную залипку — исчезли. Кто прислушался к сигналу тревоги и был в своих домах — выжили… всего двадцать взрослых розафонцев и десять детей. Они долго не могли прийти к соглашению, что делать. Первое разумное решение, которое было принято, это собрать запасы искорок в одном месте. Второе — жить на центре лепестка и постепенно, набираясь сил, осваивать лепесток. Спустя какое-то время стали вычислять новый ход суток. Сразу не удалось прийти к единой системе, поэтому рождённые после падения с Залуния не уверены в точной дате своего появления на свет.
Есть несколько версий, почему у двадцать пятого шока неизвестное количество дней. Официальное объяснение: нас выбросило в другую Галактику и здесь всё по-другому. Главное, чтобы год начинался в один и тот же климатический период. Но популярностью пользуется другая: мы теперь не целая планета, а неравномерный осколок и вращаемся не как обычно и кого-то устраивает, что все в стрессе. Это больше похоже на правду.
Взрослые восстанавливали города, путешествовали, чтобы поддерживать жизнь на лепестке — разносить искры. Что их ждало на заброшенных территориях, они не знали, поэтому не могли брать детей с собой. Для просмотра за ними, решили внедрить оборудование: в каждый дом установили звуковое наблюдение, которое раньше использовалось для связи с Кристаллами.
Первое время после того как нас оторвало, никто ничего не писал, потому что все приспосабливались к новым условиям жизни. Когда поколение, жившее ещё в нашем созвездии, стало уходить, розафонцы поняли, что теряют историю, тогда собрали всех и записали воспоминания. Все говорили по-разному, и это не удивительно, ведь им на время катастрофы было мало лет, а детские воспоминания, сами знаете, они яркие, но не всегда правдоподобные. Пришлось выделить в летописи только общие моменты, а остальное стало легендами.
Очень много лет страх перед неизвестностью мешал жить — все винили друг друга в случившемся. Теперь не было рядом Кристаллов, чтобы избавить от всего лишнего, и Розафонцам приходилось закрывать рот руками, чтобы не сказать чего-то лишнего и, чтобы плохие мысли не убили надежду на лучшее — так появились маски. К сожалению, спрятаться легче, чем измениться. Они становились плотнее, шире, с ароматом и декором — это помогало скрыть истинные запахи эмоций и способностей. Появилась группа розафонцев, которые взяли на себя управление выжившими. Постепенно они стали злоупотреблять своей властью и неугодных системе жителей оставлять на улице в двадцать пятый месяц. И все молчали.
Почему мы делали эту глупость? Нам говорили, что если всё будет идеально, и не только всё, но все и везде, то быстрее сможем найти путь назад. Мы тогда ещё не знали, что нас просто… ну, вы сами поняли. Вот и стали избавляться от помех. Совсем не до чувств. Всё, что мы узнаём, чему учимся, этим нельзя делиться — устранят, как конкурента и выкинут на улицу. Розафонцы старательно делали вид, что им нет никакого дела ни до работы, ни до тех, кто там рядом. В двадцать пятый шок у нас меняются цвет и запах, и приходится из-за этого быстро менять работу, потому что получается несоответствие должности. Так вот, кто умнее, у того аромат устойчивее, богаче и больше выбора, куда пойти, но, как у всех, одна попытка. А если показать свои способности заранее и сказать о выбранном пути, то кто-то может искусственно залить в себя концентрат знаний, лишь бы занять твоё место. Работодатель узнает об этом, когда эффект ложного аромата пройдёт, но всё уже будет решено: обманщик работает, а пострадавший на улице. Так слово «шок» стало заменой месяца. Многие его испытывают и теряют жизнь.
***
А потом кто-то воспротивился, и на лепесток обрушилась волна негодования — розафонцы захотели жить... Но появились провокаторы, сменившие направление гнева, и стали подстрекать уничтожить все летописи. «Всё надо сжечь и строить историю заново! Всё это сказки о какой-то там планете, нам пускали пыль в глаза! Жить надо здесь и сейчас!» Эмоции, которые так долго сдерживались за монотонной работой и желанием «достичь желаемого», вышли наружу — многое уничтожили. Врывались в дома и крушили библиотеки. Мои прародители были очень мудрыми, они хранили свои записи без публичной огласки и передавали только в кругу семьи за чашкой кофе. Да и пробиться сквозь их густой запах бунтари не смогли бы. Таких семей было несколько.
Я как раз родилась в такой смелой семье в начале года, и до двадцать пятого шока у меня было много времени, чтобы чему-то научиться, по вашим меркам, примерно пять лет. Мама с папой пытались усмирить мой характер, вы же помните моё первое слово! Я их очень любила и при них вела себя хорошо, но, когда оставалась одна, наступало время вседозволенности.
Однажды родители вернулись домой раньше и увидели меня с книгой. Папа забрал её и запер меня в комнате. Я громко кричала, чтобы выпустили, но родители тихо о чём-то разговаривали. Когда дверь открылась, мама пошла на кухню готовить есть и очень громко пела. Голос у неё был волшебный — пропадало всякое желание прислушиваться к происходящему в доме, даже при открытых окнах.
Пока мама занималась делами, привлекая внимание к себе, папа посадил меня к себе на колени и начал разговор.
— Сама́, ты уже многое умеешь, и это здорово, что ты сама научилась читать, но в силу возраста многое можешь не понимать. Раз ты освоила науку букв, то мы с мамой решили, что можем доверить тебе тайну нашей семьи. Как думаешь, сохранишь её?
— Папа, это новая игра?
— Если это игра, то с нашей потерей.
— Папа, ты меня пугаешь.
— Сама́, я не хотел этого. Главное, чтобы ты ни с кем об этом не говорила. И с нами только по очереди — кто-то в этот момент должен заниматься делами, как сейчас мама. Ты сможешь молчать?
— Угу.
Папа пошёл стучать молотком.
Мама достала из древнего чемодана толстую, распухшую от времени и постоянного чтения рукопись, и дала мне только один лист.
— Доченька, когда прочитаешь и будут вопросы, скажи, что хочешь кофе.
— Мама, но мне же нельзя кофе!
— Знаю. Это наша тайная фраза, как подсказка, что ты хочешь поговорить или получить следующий лист. И я скажу, когда мы сможем это сделать, например, через пять лет.
— А-а-а! Поняла! Значит, через пять минут. Я догадалась?
Так началось моё тайное путешествие в историю планеты. Мне повезло, всегда рядом были мама, папа и чашечка кофе. Я часто просила у них загадочный напиток, который попробовала только много лет спустя. А ещё они везде ходили без масок. Их запах был очень нежный.
Знаете, я видела изменения нашего города и многое записала. Думаю, есть все шансы, что Чудо увидят мои если уж не дети, то внуки точно. Оказывается, о нём мечтают все розафонцы, но узнала я об этом только недавно.
В последнее время тех, кто выживает в двадцать пятом шоке, становится больше. Они говорят, что видели дорожки, а это значит — наш лепесток приобретает силу. В них было что-то знакомое, но невозможно точно описать, что это. Многие жители замечают трещины в стенах домов — они того и гляди рухнут. Розафонцы освобождаются от лишнего, снимают маски, чтобы лепестку было легче. Мы последние пять лет всем семейством переписывали летописи, и делились с нашими дорогими соседями.
Я верю в Чудо. Оно обязательно произойдёт, и в этот раз мы воссоединимся со своей планетой… они вернутся домой. В это время на улицах никого нет, кроме нас, специально покинувших дома. Мы сознательно сделали это. Это не гуманизм и не жертвенность, это другое. Я не знаю точно, как любовь выражается у вас, на Земле, но думаю, что также. Когда кого-то очень любишь, готов отдать свою жизнь — поэтому я здесь. Когда мы уйдём — лепестку будет легче.
Ох, как быстро пролетело время. Последняя залипка заканчивается, осталось несколько секунд. Приятно было провести время в вашей компании, даже и не мечтала о таком. Берегите Землю, она красивая. Вам пора удаляться, мало ли что. Что вы говорите? Ко мне кто-то бежит?
— Сама́, Сама́! Вот ты где!
***
— Бабушка, а это и правда всё так было?
— Да, моя искорка. Навстречу мне бежали твои родители и любимые соседи с листами летописей и все без масок. Мы встретились на самом центре неожиданно появившейся широкой светящейся дорожки и увидели, что каждая искорка на ней, это те, кто ушли раньше — их руки и розовый аромат держали нас. Мы прокричали «Спасибо!», протянули руки вниз и стали единым целым с ними. Лепесток содрогнулся. Стены домов рассыпались искрами. Всё вокруг наполнилось елейным запахом и озарилось перетекающим по гамме светом! Это Чудо, вернее, первый шаг к нему.
Земляне отлетели чуть дальше, чтобы со стороны наблюдать за изменениями. Лепесток сделал из нас сверкающие дорожки и устремился в неизвестность. Мы держались за руки и пели. Мне показалось, что уже через мгновение лепесток вошёл в созвездие Залуние. Там было раннее утро, утро потрясения планет. Дорожки Розафона заискрились и притянули нас к себе. Какое нежное воссоединение! Фейерверк ароматных брызг, свет между планетами, радость и ликование на всех смотровых площадках. Чудо! Мечта, которая передавалась из поколения в поколение — состоялась.
Земляне провели на каждой из планет Залуния по месяцу: Сакуролия, Тюльпения, Лотософин, Жасминия, Астрагол, Бегонилия, у нас и на всех Кристаллах — им хотелось изучить всё изнутри, подробнее, чем это возможно в условиях земных лабораторий. А потом, после того, как они участвовали во втором потрясении планет, они улетели домой.
— Бабушка, напиши об этом, чтобы в нашей летописи была твоя история.
— Так я же уже писала!
— Это было тогда. А уже мно-о-го поменялось за эти пять лет. У тебя ещё трое внуков появилось, и ты уже пра-пра-прабабушкой стала — маленькая розафоночка заговорщически зашептала. — И тебе уже не восемнадцать.
— Хорошо. Уговорила. Начну я её тогда так:
Я, Сама́, живу на планете Розафон, созвездие Залуние, не теряю свои залипки и с радостью провожу каждый месяц своего двадцать третьего года, по старому стилю, в кругу семьи и готовлюсь увидеть очередное потрясение планет… без маски, как и все жители. Но этого могло и не быть, если бы не вера в Чудо.
Автор: Марина Еремина
Больше рассказов в группе БОЛЬШОЙ ПРОИГРЫВАТЕЛЬ