Не вся ль Европа тут была?
И чья звезда ее вела! ...
Но стали ж мы пятою твердой
И грудью приняли напор
Племен, послушных воле гордой,
И равен был неравный спор.
И что ж? Свой бедственный побег,
Кичась, они забыли ныне;
Забыли русской штык и снег,
Погребший славу их в пустыне.
Знакомый пир их мάнит вновь –
Хмельна для них славянов кровь!
Но тяжко будет им похмелье;
Но долог будет сон гостей
На тесном, хладном новоселье,
Под злаком северных полей!
(А.С. Пушкин «Бородинская годовщина»).
Доброго времени суток,
уважаемые читатели и соотечественники!
Салам, дорогие мои Шурави!
В моих запасниках за эти годы собралось несколько произведений о ратной доблести наших предков (да простят меня читатели за этот эпохальный стиль). Это крупицы нашей истории, которыми следует гордиться и передавать по наследству детям и внукам. Если они кому-то понравятся, буду рад, ибо своими словами пытаюсь напомнить своим слушателям о том, что своей свободой, да и самой жизнью мы обязаны тысячам русских ратников, стрельцов, гренадёров, ополченцев, гусаров, моряков, красноармейцев из славных ратей и полков земли нашей. Народ жив памятью, героикой пращуров. И этот «ручей доблести, самопожертвования, твёрдости духа» иссякнуть не должен. Иначе будущего не будет.
Приятного прочтения!
Сказ о ратной доблести
---------------------------------------
Поведал старик своим внукам ту байку,
Что слышал от дедушки в детстве своём,
Как русский мужик шёл зимой на рыбалку,
Морозным и снежным, глухим январём.
Он третьего дня «зарядил» поставýхи,
Рыбёшкой видать разговеться решил,
Запряг по привычке он в сани Рыжуху,
Лошадке во след в зипуне семенил.
Денёк был хорош, солнце ярко сияло,
И снег под ногами морозно скрипел,
Он землю покрыл словно пух-одеяло,
Повсюду, как в сказке, искрился, белел.
Был воздух прозрачен и вольно дышалось,
В оврагах звериные всюду следы,
И солнце местами во льду отражалось,
Слепило слегка, не мешало идти.
До места рыбалки идти надо ходко,
Холопам боярин дал волю ловить
Лишь только на дальнем углу околотка,
При этом оброком недельным платить.
Стегнул мужичок для острастки конягу:
«Поддай, лихоманка!» - кормилицу взгрел.
Хлестнул он по-доброму, знал работягу,
Вечόр ей сенца он подкинет в удел.
Тянулась в снегу за санями дорожка,
Чуть-чуть и излучина блеском мелькнёт,
Уж чудится пахарю лунка, рыбёшка,
Вот дело он сделает и отдохнёт.
В санях пахнет сеном, душистым и терпким,
Смеркаются веки от тихой езды,
Как-будто накрыло дымком очи едким,
И руки ослабли, не держат узды.
Он в сон провалился глубокий и томный,
Который продлился, как вспышка, как миг.
Седок испугался, вокруг снег был чёрный,
И глаз всюду видел пожарища лик.
Не понял мужик, очи вытер ладонью,
Но явь неизменна и ýгли вокруг.
Наполнен был воздух и гарью, и вонью,
Как-будто сожгли десять тысяч дерюг.
Остатки пожарищ на ближнем кургане,
И крик воронья, вой голодных волков,
Мужик как-то сник, голова, как в дурмане,
За что ему всё, ведь не делал грехов.
И вот из-за взгорка на взмыленных конях,
Из дыма пожарищ с хоругвью в руках,
В шелόмах, с мечами и кожаных брόнях,
Дружинники – сάжень косая в плечах.
Средь них выделялся могучий и статный,
С густой бородою боярин лихой,
Во взгляде огонь бушевал благодатный,
Подъехал и зычно спросил: «Кто такой?»
Мужик наш сробел: «Ды-к, я с Выселок рόдом,
От тут от Рязани недάле совсем».
«Поганый спалил град наш вместе с народом»,
Изрёк воевода, поправив свой шлем.
«С сынами Чернигова мчались бессонно
К Рязани, совсем не жалея коней.
Но вот опоздали, и клятвуем кровно,
Увидел Батыгу – настигни, убей».
Уж тут осмелел мужичок, спрос затеял:
«А год-то на улице, друже, какой?»
«Шесть тысяч семьсот сорок шόстый, как вроде»,
Ответил боярин и тронул долόй.
И тут озарило крестьянина вроде,
Что чёрт перепутал во времени том,
Что батюшка сказывал им в прошлом годе,
Как рýсичи раньше сражались с врагом.
А тут разлился над пожарищем звоном,
Призыв колокольный ко всем, кто живой,
Пришёл кто-то бодро, а кто-то со стоном,
Боярин отдал всем поклон им земной.
«Простите живые и павшие тоже,
Что наши мечи не смогли вас сберечь».
И после добавил, чуть тише, но строже:
«Зову вас всех, братья, с собою на сечь».
«Поганый Батыга привёл войск несметно,
Изводит он русичей всех от мала,
И если оставим его безответно,
Сожжёт нас вчистую, собака, дотла».
Кто выжил, недолго о выборе думал,
К Евпάтию – звали боярина так –
В дружину шли бодро, с одною лишь думой,
До смерти рубиться. Инάче никак.
И наш рыбачок не отстал от рязанцев,
Судьбой не обижен и в силе пока.
Десятники стали учить новобранцев,
Как всадника спѐшить копьём без крюка.
Но ратному делу не долго старались,
Вернулись лазутчики, тάтя найдя.
И двинулись сотни, с родными прощаясь,
Со всех сторон света врага обходя.
То был арьергардный отряд Бату-хана,
И били рязанцы его в пух и прах.
Из снежного вдруг возникали бурана,
Рубили монголов на всех рубежах.
С Евпатием рядом мужик наш старался,
Наотмашь монголов рубил топором,
С таким упоеньем с врагами сражался,
Что прозван Рубάлой он был земляком.
Но враг был велик и числом необъятен,
На тысячу смелых Поганый послал
Два грозных тумѐна. Он был кровожаден.
И всех уничтожить Батый приказал.
Рязанцы крестили степных топорами,
Черниговцы – пикой, секирой, мечом,
Но гибли они, покрывались снегами,
Не дрогнул никто в смертной битве с врагом.
Добротно монголов они потрепали,
И родич Батыев, нойόн Хостоврýл,
Другие от длани Евпатия пали,
Их тысячи смерти удел не минýл.
Дружина Евпатия билась на славу,
Но таяли силы, ряды у неё.
Орда объявила на смелых облаву,
В кольцо взяли горстку, и к горлу – копьё.
Оставшимся всем предложили склониться,
К ногам победителя рабски припасть.
А русичи Богу лишь стали молиться,
«Мы шли сюда биться, посечь вас иль пасть».
Ответ воеводы Батыя озлобил,
Машины осадные в стан подогнал.
В открытом бою много войск он угробил,
Каменьями рýсов забить приказал.
И витязи твердью железною встали,
На взгорке, сомкнув боевые ряды,
Под градом камней, сотен стрел умирали,
Поправ своей смертью всесилье Орды.
Один за другим уходили герои,
Евпатий с Рубалой остались одни.
«Не зря в этом поле мы головы сложим,
А душу для Бога свою распахни».
Изрёк воевода, лишь брови нахмурил,
И глыбу гранита на грудь он принял,
Слегка только голову буйну понурил,
Упал словно дуб, крепко землю обнял.
Рубала сражён был стрелою калёной,
С Евпатием рядом он небо обнял,
Лишь слышал слова как из теми бездонной,
«Со мной коли был, я б у сердца держал».
Слова эти сказаны были Батыем,
Сражён он был доблестью русских дружин.
Здесь пали герои – младые, седые,
Средь снежных рязанских полей и равнин.
И тут яркий свет словно молния вспыхнул,
Мужик приподнялся, вокруг посмотрел,
Повсюду в полях снег тут белый и рыхлый,
Вокруг ни души, он себя оглядел.
Всё было, как рάне, Рыжуха в упряже,
Излучина речки под солнцем блестит,
И сани стоят возле леса на кряже,
Снежок мелким пухом по полю кружѝт.
Что ж, значит приснилась ему эта сеча,
Монгольские кони, мечи, топоры,
С Евпатием смелым привиделась встреча,
И гибель Рязани от полчищ Орды.
Выходит рассказ стариков о бывалом,
Так крепко втемяшился в душу к нему,
Что даже во сне стало ярким сигналом,
Прожить будто в жизни, почти наяву.
И в сонном сознании в нашем народе,
Живёт ратной доблести, святости дух,
Всё в русском характере, в нашей породе,
Подумал мужик и поправил треух.
Припомнив о цели приезда на реку,
Он думы о прошлом с трудом отогнал,
Обученным взглядом сыскал кол-засѐку,
Топор и пешню из-под сена достал.
Приметил он ряд поставýх вдоль по речке,
Решил их проверить, с саней прыгнул в снег,
И боль ощутил, прильнул будто к печке,
В том месте, где мамин висит оберѐг.
Мужик распахнул свой зипун лёгким взмахом,
Рубаху исподнюю поднял к лицу,
Не верит глазам, а ведь там, под рубахой,
Рубец от стрелы, видно даже слепцу.
Что было потом наш Сказитель не знает,
Лишь только о том, что мужик воспитал
Потомков, что доблесть его почитают,
Чтоб каждый любовью к Отчизне пылал.
Азовское сидение
(1637 – 1642)
-----------------------------------
Обильно русской кровушкой полита
Державная российская земля,
В веках об этом память на забыта,
Всё помнят приазовские поля.
Вблизи морского синего раздолья
Дон-батюшка вливается в простор,
Царит тут Дух Свободы, свѐтит Воля,
Ведут волна и берег разговор.
Высокий холм венчает устье Дона,
Он память всенародную хранит,
Как средь огня, мечей кровавых звона,
Стоял в бою казάк здесь, как гранит.
Твердыней от османов стал наш предок,
Пять долгих лет в осаде воевал,
Рубил с плеча, палѝл из пушек метко,
Сам погибал, но землю не сдавал.
Тут, с древних пор господствуя над гладью,
Как страж прохода в дальние моря,
Большая крепость радует глаз статью,
От эллинов историю ведя.
В веках сменилось много поколений,
Окрýгой правил Киев и Орда,
Пришёл осман и массой укреплений
Решил обосноваться навсегда.
Где промышляли мирною торговлей
Седые греки, русский и степняк,
Везли товар и жили рыбной ловлей,
Злой турок сόздал пушечный кулак.
Для всех не стало мирного прохода,
Азов – синоним смерти, грабежа.
Пристанищем разбойничьего сброда,
Стал град на русских южных рубежах.
Рабов вели валахи, янычары,
Творили зло в соседних городах,
Чужим добром заполнили амбары,
Очаг войны на южных берегах.
Тогда донцы решили общим Крýгом
Смести турецкий вражеский оплот,
Весной пошли по водной глади стрýгом
И на конях по берегу в поход.
Османов крепость плотно осадили,
Под облака стремились три стены,
Из пушек без пощады их крошили,
Вели для мин подземные ходы.
Ведомые бесстрашным атаманом,
Пробили брешь у стен Топрάк-калы,
Взошли на стены грозным ураганом,
Обрушились на тάтей, как орлы.
Три дня казάки крепость воевали,
Освободили множество рабов,
В боях немало смертью храбрых пали
Святого Дона праведных сынов.
Завоевал Татάринов ту крепость,
Геройский, легендарный атаман,
К врагам был беспощадным и свирепым,
В бою не видел кровь и боль от ран.
Затем за год поправили все стены,
Пополнились запасами еды,
Врагу пороховое угощенье
Убрали в арсеналы до нужды.
Под осень крымский хан к Азову грянул,
Но быстро восвояси убежал,
Когда казάк по вражескому стану
Ударил жёстко, в раз и наповал.
И вот настал момент судьбины ратной,
Когда войска и флот Хусейн-пашѝ
Явились, как кулак чумы осадной,
Султан послал взять русских на ножи.
Всё лето пушки крепость донимали,
И днём, и ночью турки штурм вели,
Казάки не сдавались, погибали,
Но верно службу ратную несли.
Не смог султан прельстить их блеском злата,
Не смог их одолеть в кровавый бой,
Ряды их пополняли руки брата,
Что прорывались к страждущим рекой.
Обстрел из пушек, сеча боевая
Косила наших воинов ряды,
На место павших новые вставали,
Крошά полки нагрянувшей орды.
Осман понёс великие потери,
Казάки бились сердцем и душой,
Они рубились, словно песни пели,
За светлый образ Вольности святой.
Вели их в бой два грозных атамана,
Наум Васильев – пламенный герой,
Второй же – Óсип шашкой бил османа,
Казάк Петров рубака был лихой.
Когда уж силы были на исходе,
Защитник весь измотан и устал,
И не было надежды о подмоге,
Осман осаду крепости вдруг снял.
Приход зимы, огромные потери
Отряды повернули турков вспять,
Почувствовал вражина в полной мере,
Как может русский землю защищать.
К Кремлю донцы решили обратиться,
Чтоб он людьми, припасами помог,
Не удалось им помощи добиться,
Вести войну на юге царь не мог.
Пришлось творцам «Азовского сиденья»
Оставить крепость воле вопреки,
Всё уничтожив: рвы и укрепленья,
Ушли казаки просто, по-мужски.
Их подвиг будет знаменем светиться
В истории величия страны,
Он в каждом русском сердце отразится,
Таким примерам нет во век цены.
Велик народ, хранящий память предков,
Несущий Знамя славных ратных дел,
Что меч святой в руках сжимает крепко
И защищает отчий свой надел.
Крепость Корѐла
------------------------------------
У Лάдожской глади, в лесном обрамленьи,
Российский стоит небольшой городок.
Богат тишиной и кустами сирени,
Здесь мирно в листве шелестит ветерок.
Три раза в веках поменял он названье,
Корела, Кексгольм поначалу звучал,
По-фински имел Кякисάлми звучанье,
Советский народ Приозѐрском назвал.
В объятиях спит городок у Вуόксы –
Системы речных рукавов и озёр.
Прохладой вдоль улочек мелких растёкся
Закатный над Ладогой солнца костёр.
В бесчисленных речках, серебряных плёсах
Листва отражается белых берёз.
И стройные сосны в зелёных начёсах
Сверкают потёками смόлистых слёз.
В цветах разнотравья пчелиные всплески,
Стремительный слалом у ярких стрекоз,
Росы изумрудной неясные блёстки,
Гудящий, тяжёлый полёт грозных ос.
Сорвалась с листа мягко божья коровка,
Натружено небо чиркнýл майский жук,
Свой глаз положила сорока-воровка
На яркие вспышки от солнца вокруг.
Певец-соловей растревожил всем душу,
И клёкот раздался в небесной дали,
В болотце змея уцепила квакушу,
А в воздухе скромно гудели шмели.
За дальним оврагом полёвки пищали,
Лисица-огнёвка охоту вела,
Зайчата с острастки по норкам ныряли,
Жизнь ярко сияла, дышала, цвела.
Духмяный ковёр по полям расплескался,
На тонких ветвях слышен птиц перезвон,
Прозрачной слезой воздух чистый плескался,
Вокруг всё баюкает, клонится в сон.
Природа карельской глубинки устало
Расчёт для истории вечной ведёт.
В веках здесь событий промчалось немало,
Листаем и мы древней саги отчёт.
Откроем страницу про крепость Корѐлу,
На острове малом твердыня стоит.
Гласит о народе свободном и смелом,
Здесь каждый венец, переборка, гранит.
Тринадцатый век – новгородская крепость
На месте селений карельских племён.
Три века пытается «свѐевский этнос»
Устроить здесь шведский военный закон.
Но крепкие, толстые, мощные стены,
Которые люд новгородский сложил,
В защите мирян были просто бесценны
Пыл многих врагов здесь у стен охладил.
Три сотни годόв новгородские вόи
Захватчиков шведских рубили, секли.
Они, как былинные чудо-герои
Врагу не отдали ни пяди земли.
Но вот накатила Великая Смýта,
И Шýйский решил крепость шведам отдать.
Настала защитникам злая минута
Решать – крепость сдать или бой в ней держать.
Предательство Центра людей возмутило:
«Не видано то крепостя раздавать!»
С упрёком властям большинство заявило,
Судьбу цитадели все стали решать.
Посольство с приказом о сдаче Корѐлы
Отправили к Шуйскому в пешем строю.
«Свои не сдаём без защиты наделы,» –
Сказали предавшему крепость царю.
У них воевода – Иван, сын Михайлов,
Он предок поэта и Пушкиным был,
Собрал всех служивых открыто, не тайно,
За вотчину драться с врагом предложил.
Его поддержали с малά до велѝка:
«Не будем без боя Корѐлу сдавать».
И в общем порыве – стрелец и калѝка
Дубиной готовились шведа встречать.
На подступах к крепости солнечным летом
Стрельцы дали шведам решительный бой.
С карелами вместе военным дуэтом
Защитники встали гранитной стеной.
Но воинов шведских значительно больше,
Под натиском силы пришлось отступить.
«Здесь сил наберём и с врагами покончим,
И вотчину сможем свою защитить.»
Решили так все и готовиться стали
К осаде гранитной твердыни страны,
Зерно и продукты в подвалы собрали,
Жалеть не должны, коль не мѝнуть войны.
В строю насчитали чуть больше двух тысяч
Мужей бородатых, безусых юнцов,
Безвестных героев не ведом нам список,
На битву все шли не жалеть животов.
По августу свѐи с вождём Делагάрди
Корѐлу российскую взяли в кольцо,
Наставили пушек осадных в азарте
Но в первый же штурм им набили лицо.
Тогда крепость взяли в глухую блокаду,
Семь месяцев шведы стояли у стен.
Отважно Корѐла терпела осаду,
Обстрел из орудий и голода тень.
Герой-гарнизон нёс достойно утраты
От взрыва гранат и нехватки еды.
Один за другим уходили солдаты,
Но люди в решениях были тверды.
На каждый посыл сдаться крепостью шведу
Бойцы отвечали отказом лихим.
Верны молодцы все присяге, обету:
«Погибнем в бою, но земли не сдадим.»
Защитников веры цинга подкосила,
За пару недель сотни жизней взяла.
Была это страшная, подлая сила,
Из выживших только лишь сотня была.
Увидев, что силы защитников тают,
Условия вновь шведы подлые шлют.
Захватчики крепость для сдачи желают,
А люди пусть все на колени падут.
Но малая горстка, болезнью побитых,
Страдающих голодом русских стрельцов,
Припомнив братόв своих, шведом побитых,
Ответили: «Хватит ненужных торгов.
Мы выйдем из крепости с нашим оружьем,
С запасом недельным и скарбом своим.
Погибших у церкви схороним здесь дружно,
И крест им поставим. Так нужно живым.»
Затем воевода добавил для свѐев:
«А если ваш флаг не приемлет сие,
Не будет вам добрых военных трофеев,
Мы крепость взорвём, будет жить здесь зверьё.»
Тогда Делагάрди спросил воеводу:
«А что будет с вами при взрыве вокруг?»
«Ну что ж, обретём в небесах мы свободу
И будем хранить эту местность округ.»
Опешил от слов иноземец суровый,
Чужда ему жертвенность ради земли.
Поднял на защитника взгляд он свинцовый:
«Пусть будет по-твоему, воин. Иди.»
Ушёл небольшой гарнизон из Корѐлы
С почётом, хоругвью и скарбом своим.
Ждала их война за родные уделы,
Чтоб сбросить Лже-Дмитрия польский режим.
Сто лет у Корѐлы был шведский хозяин,
На век выпал край из российской казны.
Царь Пётр добился возврата окраин,
И крепость тогда стала цветом страны.
А подвиг защитников крепости славный
Войдёт для Руси в ратной доблести круг.
Чтоб мужества шаг, их поступок державный
Наполнил отвагой сердца все вокруг.
Чтоб снова зарница востоком сияла,
И крепости наши стояли в веках,
Чтоб слава героев в веках не увяла,
Нам чтить надо предков на всех языках.