В то время как многие советские дети мечтали стать космонавтами, Галя Щёголева с упоением помогала маме раскладывать бумаги по стопочкам и полочкам. Мама Гали работала в отделе кадров на одном из сотен предприятий-передовиков в одном из красивейших провинциальных городков. Собственно на этом предприятии трудился практически весь городок. Для Гали было настоящим праздником, когда мама брала её с собой на работу. Девочка чувствовала себя очень важной и значимой, когда ей доверяли рассортировать карточки с данными сотрудников по алфавиту или помочь расставить папки в шкафу. А ещё она обожала писать письма.
Как-то по путёвке от предприятия мама отправила её в детский лагерь. Не Артек, конечно, но тоже хороший, с речкой неподалёку, лесом, зарницей – в общем, со всеми полагающимися атрибутами. Там Галя познакомилась с Таней. Таня приехала из далёкого города за Уралом. Девочки подружились и очень часто отправляли друг другу длинные письма и открытки к праздникам, которые Галя бережно хранила в специальной коробке из-под туфелек. Кстати, туфли Галя очень быстро сносила, так как любила не только бумагу, но и долгие пешие прогулки. Несколько раз Таня и Галя виделись во время учёбы обеих в Москве.
А ещё Галя много и с упоением читала. Всё, что попадалось под руку: газетные статьи, журналы, книги из домашней и школьной библиотек.
За любовь к бумаге, документам и книгочейству девочку прозвали «бумажным червячком» и «архивариусом». Когда пришлось определяться с профессией, домашние долго смеялись над выбором, сделанным Галей. А она однозначно и бесповоротно решила – Историко-архивный, Москва...
Чудны дела твои, Господи...
Как-то с проходной позвонили. Галина Вадимовна Щёголева взяла трубку:
– Галина Вадимовна, подойдите, пожалуйста, на проходную, вас тут спрашивают, – раздался голос дежурного охранника.
«Кто бы это мог быть?» – подумала женщина, а звонившему ответила:
– Сейчас подойду.
На проходной металлургического завода Галину Щёголеву ожидала другая женщина.
Из-под выбившейся белёсой пряди волос на Галину смотрели когда-то ярко-голубые глаза в обрамлении из лёгкой паутинки морщин.
– Здравствуйте, вы меня не знаете, но мы с вами знакомы, я – Евдокия, Дуня. По моей просьбе Сергей В. обращался к вам, чтобы найти личное дело моего брата, Фёдора М., у вас в архиве, – женщина тщательно выговаривала каждое слово, сжимая под мышкой небольшой свёрток.
– Да, конечно, я помню вас, вернее, ваше обращение. Что-то случилось? Нужна ещё информация?
– Нет, ничего не нужно, спасибо вам большое, вы не представляете, как вы помогли мне! Я хотела вас хоть как-то отблагодарить, – сказала Евдокия и протянула свёрток.
– Ну что вы! Не стоит, – смутилась Галина.
– Это всего лишь конфеты. Я когда-то работала на кондитерской фабрике, сейчас на пенсии, но по старой памяти общаюсь с девочками из цеха... Вот они расстарались, конфетки свежие, только сегодня с ленты. Возьмите, пожалуйста, – Евдокия продолжила протягивать свёрток.
– За конфеты спасибо вам большое. Слушайте, Дуня, у меня сейчас как раз обед, а тут за углом хорошая кулинария есть, там можно чаю попить. Не составите мне компанию? Мне было бы интересно узнать вашу историю подробнее, – предложила Галина.
Витрина кулинарии отражала двух женщин. Мечта одной из них, той, что помоложе, сбылась, она связала свою жизнь с бумагами, документами и неожиданно сыграла важную роль в жизни другой, много лет отработавшей на кондитерской фабрике и узнавшей однажды, что такое горечь по-настоящему.
Дуня с братом Федей родились накануне Великой Отечественной войны с разницей в несколько лет. Отец с фронта не вернулся. Мать с детьми из разрушенного рабочего посёлка перебралась в столицу. Герою Социалистического Труда, труженице тыла, вдове фронтовика, ей с детьми выделили квартиру на Кутузовском проспекте. Никто тогда и не предполагал, что впоследствии он станет настолько лакшери местом.
Евдокия окончила техникум, Фёдор тоже.
Она вышла замуж, он женился. Но однажды, как в плохом анекдоте, Евдокия застала мужа в постели с другой, и не просто с другой, а с женой Фёдора. Брат развёлся сразу, а она не захотела возиться документами. Просто собрала вещи и уехала к матери. С мужем её больше ничто не связывало, он остался жить в своей квартире, куда так и не прописал Дуню.
Вернулся к матери и Фёдор. Вскоре брат с сестрой окончательно осиротели. Некоторое время они жили вдвоём на Кутузовском. Детей ни у Евдокии, ни у Фёдора не было. А за несколько лет до упомянутого обеда в кулинарии Фёдора не стало. Правду говорят: пришла беда – открывай ворота. Фамилия у Дуни осталась по мужу. Её свидетельство о рождении не сохранилось – в войну себя бы спасти, о документах тогда и не думали. В итоге сложилось так, что женщину выселили из квартиры на Кутузовском. Мол, кто вы, почему тут проживаете? Кем приходитесь покойным? Такие вопросы задавали в управе, прокуратуре. Евдокии выделили комнату в коммуналке на окраине Москвы. Она почти сдалась. Но один адвокат посоветовал поискать информацию на металлургическом заводе, где не очень долго проработал Фёдор и где трудилась Галина Щёголева. Дуня позвонила приятелю покойного брата, Сергею В., с которым тот вместе отливал металл. Оказалось, что Сергей по-прежнему работает на заводе. Сергей обратился в архив к Галине Вадимовне. И – о чудо! – нашлась анкета Фёдора, а в ней брат указал фамилию сестры и в девичестве, и в замужестве!
– Теперь вы понимаете, что вы для меня сделали, – отхлебнув чай и отставив чашку, сказала Евдокия.
– Знаете, Дуня, меня всегда воспринимали как работника какого-то пыльного чулана с никому не нужным хламом, а вот ведь получается, зачем всё это было – бумаги, архив. Оказывается, мой труд важен в чьей-то жизни, – улыбнулась «бумажный червячок».
