Главная беда срочной службы девяностых – отсутствие сладкого. Сахара организмы требовали, сахара прямо просили и гренки из белого хлеба с маслом и посыпанные сахаром казались блюдом от шефа-кондитера.
Где в армии находился сахар? Правильно, на ПХД.
Пункт хозяйственного довольствия? Не знаю, за всю службу не раскрыл секрет страшной аббревиатуры, да и ладно. Все и так всё понимали – на ПХД можно пожрать. А по духанке это жесть как актуально, если честно. Возможно - сейчас мир стал лучше, военные честнее, а пункты довольствия чище, вкуснее и разнообразнее, возможно.
- Там дают колбасу, сок, яйца каждый день, - говорили деды перед отправкой нас на выезд.
Сечка, перловка, пустые типа щи, гречка-размазня, килька, ещё килька, ещё больше кильки Богу кильки, ёлы-палы. Где-то на второй недели овса вперемежку с макаронами, сваренными как каша и гороховым пюре, сваренным как суп, мы с пацанами скоммуниздили большую банку томатной пасты. Кондовой советской пасты, по ГОСТ, сладковато-солёной, сделанной из томатов с яблоками, лучком и прочими полезными элементами питания. На кой ляд нам потребовалось уворовывать с ПХД жестянку в пару-тройку килограмм весом и прятать её в распалаге?
Да всё, как водится, было просто: с ней оказалось тупо вкуснее. Кружка с красным пюре ложилась в чей-то карман, чаем с её хозяином делился весь наш призыв и мы шли в столовку куда бодрее обычного. Да, перловка, сечка, овёс и даже горох на вкус были как кетчуп, но кетчуп есть куда вкуснее того жёма, бурды, варева для свиней, выдаваемых нам в бачках
Через пару дней деды, черпаки и редкие слоны переняли наш опыт и где-то к концу месяца томатную пасту охраняли на ПХД чуть ли не как магазины для АК в карауле.
- Поехали они чтоль совсем, бойцы эти?! – злился прапорщик как-то его там с грузинской фамилией, командовавший ПХД, - на кой ляд они её жрут со всем?! Захожу в палатку, у всех красные тарелки, мать твою полковницу! И паста пропадает и пропадает!
Он делился своим справедливым расстройством с командиром АГС на ПХД, в маленькой палатке, где мужики жарили себе картошку на ужин, мешая её с яйцами и копчёной колбасой. И на койшиш нам была нужна томатная паста, верно?
Волчок уволился, вместе с ним пропали всякие ништяки с балабасами, пусть и до поры до времени. Мы были духами и многого не понимали, особенно неясно было с нежеланием дембелей есть обычную еду. Кто-то, ясен пень, выделывался, мол – неположняк дедушке общую пайку жрать, заберите доставшее масло духи, жертвую с барского плеча. Кто-то, на полном серьёзе, устал от тошноты выдаваемого дерьма. Кто-то чуханил, просто и незамысловато, прикрываясь какими-то дембельскими принципами и оставаясь теми самыми чуханами, которыми быть западло. В общем – девяностые превращали обычных людей в монстров, мыслящих совершенно непонятными на гражданке категориями.
А, да – балабас – нечто вкусное и, чаще всего, не из довольствия.
Через год с небольшим меня занесёт в полк. В полк – это штаб, саперы, кинологи, связисты, РМО, ядро артдивизиона и пара рот с батальонов на охранение. Меня занесёт на полторы недели, оттуда уеду к Гусю, а на полковом ПХД пацаны-повара будут смотреть на меня глазами щенков, встретивших забредшего уличного хулигана. Я упру с собой сколько-то «докторской» для комполка и спокойно, с чувством, с толком, с расстановкой, попью чайку, сделав себе и санинструктору по два бутерброда. Всё это будет потом, всё это будет, включая «нескафе», галеты и, лениво и неохотно, сыр с тушёнкой под самое увольнение.
А пока…
- Пацаны, есть что сладкое?
Пацаны, прибиравшие власть вместо Волчка, показали на мешок с сахаром. Дают - бери и не корчь из себя сноба. Кружка спала в котелке, и, став тяжёлой от белого кристаллического песка, перекочевала в карман бушлата.
Я стоял на своей любимой «кукушке», стоял и смотрел на засыпающее Первомайское, на совершенно незаметный Кавказский хребет, на светящиеся огни в горах, на начавшую успокаиваться заставу. Смотрел и медленно, ложкой, ел долбаный сахар-песок. Ел, запивал водой с фляги и думал обо всём на свете.
Было вкусно.