(«Таланты и поклонники»)
Нина Васильевна Смельская («актриса, постарше Негиной») – одна из «талантов», заявленных в пьесе. Мне всегда было интересно амплуа этой актрисы.
Из диалога Негиной с князем мы узнаём, что Саша «в последний раз играла» в «Уриеле Акосте» К.Гуцкова. В экранизации пьесы обычно вводят сцены из спектаклей, где она участвует. В фильме 1955 года Негина играет в «Гамлете», в фильме 1973 года – в «Уриэле Акосте» (в полном соответствии с Островским) и «Эмилии Галотти». Исходя из всего этого, можно предположить, что Негина была в театре на амплуа молодой героини.
А что Смельская? Из многочисленных пьес, составлявших тогда репертуар театров, Островский называет ещё одну.
В экранизации 1973 года есть сцена, где Смельская (её, по-моему, блистательно играет Н.Н.Терентьева, которую, кстати, я на сцене видела и в роли Коринкиной) выступает в каким-то водевиле. Канкан исполняет и Т.И.Алёшина в более раннем фильме. Но водевильная ли актриса Смельская? Негина пожалуется, что антрепренёр «назначает "Фру-фру" со Смельской». Звучит, конечно, очень по-водевильному (кто-то, возможно, ещё вспомнит несчастную лошадь Вронского), но попробуем разобраться.
Саму пьесу я найти не смогла, почерпнула лишь кое-какие сведения. Пьеса «Фру-Фру» («Frou-Frou») написала А.Мельяком и Л.Галеви, больше известными как либреттисты (им принадлежат, в частности, либретто «Кармен» Ж.Бизе и многих оперетт Ж.Оффенбаха). Из Википедии, которой не очень доверяю (но что делать, если других источников нет?), узнала, что это «серьёзная комедия» о светской женщине, изменяющей мужу и умирающей в финале. Приведены там и слова Э.Золя: «Пьеса представляла собой пленительную картинку одного из уголков нашего общества; в особенности первые акты содержали точно наблюдённые, правдивые детали; конец мне меньше понравился — он отдавал слезливостью. Бедная Фру-фру терпела чересчур уж суровое наказание, — у зрителя слишком горестно сжималось сердце; цикл жизненно достоверных парижских эпизодов завершался банальной картинкой, призванной исторгнуть слёзы у чувствительной публики». Нашлось, кстати, и толкование названия пьесы: «Французское frou – frou - это нечто непереводимое, шуршание и шелест на ходу нижнего белья и юбок из тафты... Шла элегантная дама, а её юбки издали (фру-фру, фру-фру) извещали об её приближении… "Фру-фру" назывался стиль в дамской одежде во второй половине XIX века».
Так что, скорее всего, Смельская – не водевильная артистка, а то, что в те годы называлось «гранд-кокет». Играет и имеет успех у публики, во всяком случае, Негина скажет: «Устраивают ей овации накануне моего бенефиса, подносят букеты».
А что же она за человек? Я бы сказала, что на фоне, например, той же Коринкиной очень даже неплохой. Судя по указанным пьесам, с Негиной они в разных амплуа, а потому не соперничают (скажет же она: «Да, Саша, твое положение очень неприятное; я понимаю; только я тут ни в чём не виновата»). Более того, в какой-то момент Смельская даже помогает Саше: приезжает к ней, чтобы дать совет о нужном для бенефиса платье, а обсуждает, видимо, не только наряд. Во всяком случае, мне кажется, что их «разговор шёпотом», прерываемый отдельными репликами («Вот что, Нина…» - «Неужели?» - «Да. Не знаю, что и делать». – «Как же быть-то? Да ты бы…»), - о приезде и изгнании князя. А затем, вынеся окончательное решение о платье («Всё это, душа моя, не годится»), Смельская уедет, но вернётся с подарком Великатова: «Вот, Саша, на! Это Иван Семеныч купил нам по платью. Это тебе, а это мне». А услышав: «Именно то, что мне нужно, Нина. Ах, как мило!» - с гордостью скажет: «Ведь я выбирала; уж я знаю, что тебе требуется».
Сейчас Смельская пользуется расположением Великатова. Его лошади, которыми она пользуется, вызывают восхищение Негиной («Как покатили! Что за прелесть! Счастливая эта Нина; вот характер завидный») – не случайно после этого объятья Мелузова ей покажутся «медвежьими». При этом Нина Васильевна уверена в себе: «Вы не ревновать ли вздумали? Так успокойтесь, он через день уезжает, да и я не уступлю его Саше». Это заявление вызовет оторопь Мелузова: «"Не уступлю". Вы меня извините, я таких отношений между мужчинами и женщинами не понимаю». И последует отповедь: «Да где же ещё вам понимать! Ведь вы жизни совсем не знаете. А вот поживите между нами, так научитесь всё понимать».
Да, она и «пожила», и «поняла»… Сначала и сама будет «в большом затруднении», выбирая между поклонниками: «За мной очень ухаживает князь… но мне и Великатова не хочется упустить». Но ей, возможно, первой станет понятно, кого выбрал Великатов. Она сначала будет иронизировать, хотя и слегка: «Предлагаете коляску и себя, конечно, в провожатые?» И, думаю, сразу увидит истинное положение вещей, а потому… Недаром же она резко отреагировала на предложение посоветоваться с Мелузовым о своём «затруднении»: «Он будет городить свою философию; нужно очень… Философия-то хороша в книжках; а он поживи-ка попробуй на нашем месте! Уж есть ли что хуже нашего женского положения!» Она достаточно твёрдо стоит на ногах, а потому сразу же попытается заполучить другого почитателя:
«Негина (Великатову). Вы такой благородный человек, такой деликатный… Я вам так благодарна, я не знаю, как и выразить… Я вас поцелую завтра.
Великатов. Очень буду счастлив.
Смельская. Завтра? Это долго ждать. (Дулебову.) Князь, а я вас поцелую сегодня, сейчас.
Дулебов. Готов служить, моя прелесть. Распоряжайтесь мной как угодно!»
Да, конечно, Великатов ей «гораздо больше нравится», но делать трагедии из случившегося она не будет.
Она придёт провожать Негину, станет расспрашивать:
«Смельская. Как ты скоро собралась, Саша, и никому ничего не сказала.
Негина. Когда же мне было! Я сегодня получила телеграмму и сейчас же стала собираться.
Смельская. Если б мы с князем не заехали на вокзал, так бы ты и уехала, не простясь.
Негина. Мне некогда было: я ни с кем не простилась, я собралась вдруг и хотела написать вам из Москвы.
Смельская. Так ты в Москву едешь?
Негина. Да.
Смельская. На каких условиях?
Негина. Предлагают очень хорошие, но я ещё не решилась, я тебе оттуда напишу».
Отметим это «мы с князем»: она уже нашла себе покровителя, поэтому уже и не слишком завидует… Поинтересуется, кстати, и Мелузовым: «А как же Петр Егорыч?.. Ты ему сказала?»
Она, в отличие от других, не станет злословить во время тоста Нарокова и комментировать его речь. А когда выяснится, что уехала Негина с Великатовым, позлословит, конечно: «Это очень заметно было; я сейчас догадалась. Разве Негина может ехать в семейном вагоне? Из каких доходов? Ей с маменькой место в третьем классе, прижавшись в уголку», - однако не уподобится брызгающему злобой Бакину и даже разъяснит ему, почему всё до последнего мгновения держалось в тайне: «Чтоб избежать разговоров; скажи он, что едет вместе с ними, сейчас бы пошли насмешки, остроты; да вы первые бы начали. А он стыдится, что ли, или просто не любит таких разговоров, я уж не знаю. Он сделал очень умно».
Ей не приходится особенно расстраиваться: в театре она осталась, видимо, единственной примой - «выпишет» ли князь обещанную артистку, ещё никому не ведомо, возможно, и не нужно это ему, раз Смельская позволяет свою нежность проявлять. А то, что князь стар… Можно найти и кого-то ещё, недаром же она уже готова «строить глазки» Мелузову: «Ах, какой милый! (Посылает рукой поцелуй)». Если не он (трудно представить себе, чтобы он так быстро забыл о Саше), то и другой может подвернуться…
«Тебе так легко, хорошо живётся на свете», - скажет ей Негина. Да, действительно, «характер завидный» помогает ей одолевать всё. Долго ли будет так? Кто знает…
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Навигатор по всему каналу здесь
"Путеводитель" по пьесам Островского - здесь