…Алена лежала на кровати, укрывшись двумя одеялами, и все равно мерзла. Усыновители привезли ее в какую-то дыру, квартиру со сломанными батареями, без горячей воды, накормили супом из пакетиков и велели идти спать.
Алена встала, укуталась в одеяло и подошла к окну. Звезды, как это всегда бывает на морозе, сияли нестерпимо ярко, переливались и как будто подмигивали девчонке. Все созвездия – как на ладони, протяни руку, встань на мысочки, вытянись, превратившись в тростиночку, и сорвешь с неба нитку со звездным жемчугом… Надень ее на шею, почувствуй обжигающе холодную красоту космических кристаллов, вздохни и забудь всё, что было раньше. Так легче…
— Ладно, проживем как-нибудь! – буркнула Алена. — Надо до совершеннолетия дотянуть, а там… Только и видели меня!..
…Во сне к ней иногда, с каждым месяцем разлуки всё меньше, приходила Софья, протягивала руки, улыбалась, звала играть и кружиться во дворе. Но Алена отмахнулась от бывшей подруги. Та так и не вернулась за своей Аленушкой, значит, предала. Или не предавала, нечего было предавать, не сестра же…
… — Эй, спишь? Вставай, ну вставай же! – мачеха, Фаина, сдернула с Алены одеяло. Та быстро поджала к груди ноги в протертых на пятках вязаных носках. — Пора нам, собирайся. Надень двое штанов, сама у прилавка постоишь, мне по делам нужно уйти будет. И смотри, чтоб ни один товар не пропал! У меня все на пересчёт!
— Я не могу сегодня! – резко сев с закрытыми глазами, Алена передернулась от холода. — У меня школа. Забыла? Я и так столько пропустила, если не приду, хватятся, к тебе и заявятся! Чем крыть будешь? Последний год в школе, выпускной, экзамены! Мне нужно ходить на уроки, а не барахло продавать!
— Придут? Спросят? Ничего, на любой роток найду по размеру платок! Не бойся. Никто к нам не придет, а экзамены… Ну, что они – ума не дадут, только время занимают. Как-нибудь выкарабкаешься. Это еще когда будет, а пить-есть уже сейчас надо. Так что, если не хочешь с голоду помирать, то вставай и собирайся! — Фаина осклабилась, выставляя вперед неухоженные, кривые зубы. — Доченька, ну куда ж я без тебя! – вдруг заголосила она, хватая Алену и стаскивая ее с кровати. — Ты ж помощница, ты кормилица, ты зорюшка наша, давай, родимая, собирайся!
Фаина причитала громко, плаксиво, так, чтобы слышали соседи, а сама пинала полусонную девочку, чтобы та побыстрее шевелилась. Рынок открывается рано, нужно успеть разложить товар, чтобы первые покупатели не прошли мимо твоего лотка, пренебрежительно поджав губы.
Алена натянула колготки, потом рейтузы, ненавистные, колючие, сверху – штаны, что были на два размера больше, и в талии их приходилось подвязывать ремешком.
— Ох, и снизу капуста, и сверху такая же! – сокрушённо покачала девочка головой, но тут уж было не до моды, стоять на морозе целый день, втюхивая покупателям стеклянные сережки и браслетики, нужно уметь…
Натянув на ноги высокие шерстяные носки и валенки, Алена колобком покатилась на улицу, где ее уже ждала мачеха.
Фаина, в отличие от дочери, оделась легко, красиво, даже, на вкус Алены, слишком вызывающе. Красное пальто с щекочущим лицо густым мехом, в тон пальтишку сапоги на высоком каблучке, на лице – боевой раскрас идущей на охоту тигрицы, в руках – дамская сумочка.
— Дополнительный заработок нашла? – процедила сквозь зубы Алена. — Тётя, это же мерзко!
Называть эту женщину матерью Аленка наотрез отказывалась, получала за своё упрямство оплеухи, но не сдавалась. Фаина не могла быть МАМОЙ, такие не умеют, им не дано.
И вот теперь за свою «тётю», сказанную, чтобы побесить лишний раз мачеху, Алена получила звонкую затрещину. А со стороны прохожим показалось, что девочке что–то попало в глаз и заботливая мать помогает вынуть соринку… Фаина была хорошей актрисой, что и говорить…
— Значит так, вот всё, что надо сегодня продать. Учти, деньги с тебя потом спрошу, если что пропадет! – Фаина постучала пальцем по старому деревянному прилавку, на котором сейчас Алена будет раскладывать покрасневшими пальцами побрякушки, дешевку, которая хочет казаться изысканным товаром. — В школу я зайду, тебя там ждать не будут до следующего месяца.
— Но как же так?! Нет, не смей, я сама туда убегу и всё–всё расскажу! – зашептала Аленка, схватив мачеху за пушистый воротник. — И про то, что ворованное продаете, и про то, что муж твой, Сашенька, карманник и мошенник. Рассказать? Подумай, Фаина, мне терять нечего, я-то обратно в детдом вернусь, а ты-то вот где будешь? Говорят, переполнены тюрьмы–то, говорят, по полметра на человека там дают. Может, сама проверишь?
Фаина резко отпрянула, оставив в девочкиных кулаках волоски богатого меха, оглянулась, не слышал ли кто, а потом, усмехнувшись, вынула из сумочки нож, маленький, с деревянной рукояткой и серебристым, хорошо заточенным лезвием.
— Никуда ты не вернешься, окаянная. И на меня не заявишь. Не успеешь! Я с такими быстро разбираюсь, поняла?
Алена побледнела и чуть заметно кивнула.
Она всё думала, как же Фаина и Александр вообще могли удочерить кого-то?! Как им доверили ребенка?! Но на тот момент Фаина числилась на работе в местном Доме культуры, Саша мотался по городам дальнобойщиком, а уж кого интересует, что привозил он из своих затяжных поездок… Детей – сирот много, директриса всегда была на стороне усыновителей, дальнейшей судьбой приемыша никогда не интересовалась. Фаина же умела мягко стелить, по ее словам, видимо, выходило, что Алена отправляется почти в рай, только ангелы рядом крылышками не трепещут…
… В тот день, несмотря на многослойность своего одеяния, Алена сильно замерзла, к вечеру поднялась температура, лоб исходил испариной, а ноги и руки стыли, будто их в ледник опустили. Фаина всё не приходила. Девочка сама собрала товар, закрыла ставни прилавка и побрела домой. До квартиры нужно было добираться на трамвае. Но из-за холодов провода обледенели, их обесточили, и оставили транспорт на путях до завтрашнего утра.
Люди, складно, как будто хором, перемешивая ботинками, валенками, унтами и сапогами грязный, рыхлый снег, шли по тротуару. Их дыхания смешивались, взмывая в бесстыдно ясное вечернее небо одним общим облаком, туманом доказательства существования человеческой души…
… — Эй! Ты что это удумала! – кто-то хлестал Аленку по щекам. Те, словно стеклянные, трескались и ныли от каждого удара. — Ты откуда такая вообще?
Алена, плохо соображая от шпарившей температуры, чуть приоткрыла глаза и вскинула кулак. Она думала, что это Фаина сейчас лупит ее почем зря.
— Ишь ты, чуть живая, а дерется! – сказал кто-то рядом, удары по щекам прекратились, зато к губам девчонки поднесли что-то теплое, жидкое и странно пахнущее. — На вот, попей. Да не отвёртывай личико, попробуй!
Алена сделала пару глотков, в животе сразу заурчало, желудок свело, а во рту стало сладко–сладко. Девочка резко села, выхватила из рук незнакомца горячую кружку и выпила всё до конца.
— Какао? – тихо просила она, вытирая рукавом рот.
— Оно. Пила раньше, нравится? — склонившийся над Аленкой мужчина улыбнулся, и она замерла… Разве могут быть у людей такие чистые, такие голубые глаза?! Два озерка будто кинулись на землю, и их отражение так и застыло, пойманное душой этого чужого человека… Глаза были добрые, не холодные, не определяющие цену вещи, что оказалась у их хозяина в руках, а просто добрые…
— Нравится, раньше не пила, — буркнула Алена, обидевшись на себя за минутную слабость. — Извините, я домой пойду. Вы пустите меня наконец, или нет?!
— Да иди, куда хочешь! – мужчина убрал с девочкиных плеч свои руки. — Только вот дойдешь ли? Горишь вся. Где живешь, может я подвезу? Где родители? Давай, им позвоню!
— Нет у меня родителей, — выпалила Алена. — Живу с мачехой. На рынке мы торгуем. На меня им плевать, ждут только, чтобы деньги приносила. А сегодня мало получилось. Я и не спешу. Всё равно спокойно спать не отпустят.
— Ладно, давай-ка, сядь на скамейку что ли! Погоди, варежки подстелю, а то примерзнешь! – незнакомец стянул с рук кожаные, с мехом внутри, варежки и, подсунув их под Алену, усадил ту на припорошенные снегом, тонкие досочки. — Значит, торгуешь? Чем?
— А вот тут всё! Купите? – Алена простодушно развязала шнурки рюкзака и вынула из него пару украшений. — Это стекло, вы не думайте!
— А я и не думаю. Куплю. Всё, что есть. Сколько? Столько хватит? — мужчина протянул девочке пачку купюр.
Алена ошарашенно смотрела на пережатые резинкой бумажки.
— Да вы сумасшедший! А, я поняла! Деньги фальшивые, да? – подкинул воспаленный ум смелую догадку.
— Нет, я нормальный и деньги тоже. Бери. Только всё им не отдавай. А как будешь готова, беги отсюда, девочка, беги, пока не поздно. Уезжай в тепло, к солнцу, к морю. Я вот всю жизнь мечтал на море поехать, не сложилось… А ты времени не теряй. Молодая, наладится всё! Лишь бы только не застудилась ты! А ну марш домой!
Алена, как во сне, положила в карман деньги, предварительно отделив свою долю «на побег», и, тихо вздыхая, встала.
— Давай подвезу. Прыгай, не бойся! — раскрылась рядом дверца машины, и Алена оказалась в маленьком пространстве тепла и уюта. Заурчал мотор, задребезжало что-то внутри стального коня, и автомобиль рванул вперед, вздымая за собой снежный вихрь…
Высадив девочку у нужного дома, мужчина кивнул ей и уехал.
Ни имени его, ни кто он вообще есть, такой щедрый и искренний, Алена и не спросила…
… — Явилась? Где болталась так долго? А? Мы уж думали, сбежала… Саша, ты посмотри, в каком она виде! Ты пьяная что ли? Раскраснелась вся, чего дрожишь?
— Врача вызови мне, – прошептала Алена.
— Чего? Какого врача? Ты головой попортилась или еще чем? – с издевкой рассмеялась Фаина.
— Я сказала, врача мне вызови. Иначе вся ваша артель за решетку сядет!
Алена и сама поразилась своей смелости. Сейчас, возможно, ее побьют, будет больно, но там, у самого сердца, лежит билет на свободу, скрученные в цилиндрик деньги, которыми Алена воспользуется! Обязательно! Лишь бы только не нашли…
От веры в скорое избавление стало спокойно, хорошо.
— Саша, ты слышал?! Саша, что ты там?
Фаина ринулась, было, в комнату, но натолкнулась на мужа, уже стоящего за ее спиной.
— Не видишь, дочь заболела! Фаина, вызови доктора, как она просит, справку возьми. На работе будет у тебя больничный, поедешь со мной, поможешь, на большое дело идем. А Аленка поправится, дальше будем тут навоз рыночный разгребать.
— Так, а кто с ней-то будет сидеть? Ведь станут приходить, спрашивать! Если врача вызвать, не отвяжутся потом!
— Бабу Киру позовем. Она знает, что говорить!
Баба Кира была Сашиной матерью, все дела сына знала и была готова выгораживать его любыми средствами, получая за это, как и полагается, вознаграждение…
… — Ну, что, болеешь? Супу сварить? – на удивление мягко обратилась к больной Кира Романовна, повесив на крючок свое потертое, подшитое изнутри пуховыми платками пальтишко и сунув ноги в принесенные с собой тапочки.
— Сварите, – пожала плечами Алена. Доверять этой семейке она не умела, везде искала подвох, хотя доброта старушки подкупала. Ласка обезоруживала и отнимала силы, хотелось замереть и наслаждаться осознанием того, что ты, оказывается, кому-то нужен.
— А я вот тут тебе подарочек принесла! – вдруг вынула из кармана женщина какую–то бумагу. — Иду, значит, к вам, у подъезда мужчина крутится, глаза у него еще такие голубые–голубые. Ну, он как будто и знает, кто я и к кому иду. Сунул мне записку и ушел.
— Всё?
— Всё. Сунул и ушел! – повторила Кира. — Ладно, ты тут свои амурные дела сама решай. Я бульон пойду ставить и прибраться бы надо! Нехорошо – больной человек в доме, а такая грязь…
Она окинула взглядом запыленные полки, стопки старых газет на подоконниках, провела рукой по поверхности когда-то лакированного, а теперь поцарапанного и почерневшего пианино.
— Да… Не так мы раньше с Сашей жили…
Алена ждала продолжения исповеди, но Кира Романовна вдруг засуетилась, вышла из комнаты и долго не возвращалась.
Пока ее не было, девушка развернула записку. Там был адрес квартиры в Москве, где на первое время можно остановиться, если Алена всё же решится переехать.
— И на том спасибо! Кто ты такой, зачем помогаешь? — пожала плечами Алена и спрятала бумажку в тайничок под одной из досок паркета…
Скоро баба Кира принесла полную тарелку щей, ломоть хлеба и чашку, в которой дымился сладкий, густой напиток. И почему эта женщина никогда не появлялась в доме Фаины и Саши? Алена даже не знала толком, что у нее есть такая бабушка…
— Что это? – кивнула на чашку Алена, уплетая суп за обе щеки.
— Так это ж какао. Знаешь, такое теперь делают – разводишь в стакане и пьешь. Я думала, Саша тебе давал попробовать… Разве нет? Он же его возит часто, ну, и пару-тройку банок берет себе…
— Да? – Алена пожала плечами. — Нет, не давал. Бережет, наверное, для особого случая…
Кира Романовна только махнула рукой и вышла, а Алена еще долго сидела и думала о голубоглазом своем спасителе, об его угощении, о том, что он и отчим чем-то связаны.
— Да ну их! — наконец, решила она и принялась доскребать суп…
Скоро девушка выздоровела, вернулись Фаина и Александр, вернулось всё, снова окрасив жизнь в серые цвета. Но Аленка знала, что это ненадолго!
… Алена дождалась окончания экзаменов, получила аттестат и как–то утром, когда Фаина и Александр ушли по делам, быстро покидала в рюкзак вещи, взяла из тайничка под паркетом деньги и ушла. Просто, как будто вышла погулять, только вот ключи бросила на стол в комнате, чтобы было понятно — к обеду беглянку не ждать…
Долго потом Фаина рвала на себе волосы, сокрушаясь, что не заперла дверь снаружи на задвижку. Такая работница, как Алена, им была нужна! Придется взять еще одного ребенка… Дадут ли, ведь годы уж не те, постарели супруги… Но надо попробовать. Беспризорщины много, всех надо рассовать по семьям, поэтому, может и не будут особо придираться к мелочам эти социальные службы?..
Добравшись до Москвы, Алена вышла на вокзале и, отойдя в сторонку, развернула записку голубоглазого.
«Языковский переулок… Третий этаж… Сказать, что от Игоря…»
— Добрый день! – Алена смотрела на открывшую ей дверь женщину в байковом халате, платком на голове и веником в руках. — Я от Игоря, понимаете? Он мне вас порекомендовал, сказал, я могу у вас остановиться на первое время…
Женщина быстро окинула Алену цепким взглядом.
— От Игоря? Ну, заходи. Ты его баба? – бросила через плечо хозяйка, провожая девушку в комнату. — Меня Ираидой Петровной величать.
— Понятно. Здравствуйте, Ираида Петровна! Что? Женщиной Игоря? Нет! Конечно нет! Он просто помог мне однажды, вот и всё.
— Это на него похоже. Деньги принесла?
— А сколько вы будете брать за проживание? — вопросом на вопрос ответила Алена.
Ираида развернулась, еще раз осмотрела квартирантку, как будто прикидывала, сколько с нее брать.
— Раз ты от Игорька, особо цену ломить не буду. Хотя имей в виду, квартирка в центре, удобства, я тихая и покладистая – за это нужно бы брать с тебя много… Но Игорь мне не простит.
Женщина назвала цифру, Алена кивнула и тут же, вынув из кармана деньги, отсчитала сумму за первый месяц…
… — Работать? Учиться? Лениться? Зачем приехала? – поинтересовалась вечером Ираида, наливая себе и гостье крепкий чай. — С лимоном будешь? Сахар?
Алена утвердительно кивнула и ответила на вопрос:
— Поступать хочу. Учиться надо. Только вот куда и на кого, не знаю.
Хозяйка кивнула и задумчиво уставилась в окно, потом, размешав сахар в красивой, изящной чашечке, явно из сервиза, сказала:
— Могу устроить по торговле. Есть связи у меня там. Поступишь, не понравится, переведешься. Аттестат с собой? Хороший?
Алена, вскочив, побежала в комнату, выудила из-под кровати чемодан и нашла там документы.
— Вот! Ну, «четверки» у меня, подойдет?
— Подойдет. Родители что?
— Нет родителей. Приёмные были, но я уехала от них. Имею право на свою жизнь!
— Имеешь, – согласно кивнула Ираида Петровна. — А ты мне нравишься, девочка. Есть в тебе что-то забавное, ты как упрямый ослик, те тоже так иногда смотрят – с вызовом, задором! Ты пей чай, завтра займемся бумажками.
— А экзамены? Я могу и не сдать!
— И не сдашь. Так примут, четверки нарисуют. Не бери в голову…
… Вечером, когда Алена, пожелав Ираиде спокойной ночи, ушла к себе, женщина сняла телефонную трубку, помялась, крутя на пальце перстенек, вздохнула и набрала номер.
— Софа, ты? – прошептала она. — Извини ради бога, что так поздно! Я к Михаилу по делу. Спит он уже? Нет? Тогда, рыбка, позови-ка мне его на разговор! Софьюшка, у тебя-то как дела? Извини, сразу не спросила я… Поступила? На журналистику? Ну, ты молодец, поздравляю. Что? Миша, ты? Тут такое дело…
Михаил Аркадьевич, молча выслушав знакомую, пожал плечами.
— Ну, если ты ручаешься, что самородок, а не девка, то давай устроим ее. Я позвоню, завтра вас будут ждать в приемной комиссии. Не за что, Ираидочка, и тебе спокойной ночи!
Эту женщину Миша знал тоже благодаря своим обширным связям. Ираида Петровна была женой Мишиного друга. Друг умер, жена осталась, остались и паутинки, нити с липкими сцепками, что тянулись от одного человека к другому. Ираидочкин телефон тоже был в той самой книжечке, но в особом разделе «друзья» …
… Приемная комиссия, представленная сегодня только двумя работниками института, быстро, без лишних вопросов оформила Алену, ей только велели зайти к декану.
— Зачем? – насторожилась Ираида.
— Не знаем. Сказано, чтобы зашли, и всё.
Лысеющий, страдающий одышкой и с кругами под глазами декан сидел в своем кабинете, включив на полную маленький вентилятор и цедя из стакана ледяную воду.
Алена и забыла, каково это – чувствовать жару на своей коже…
— Добрый день, – Ираида Петровна решительно кивнула сидящему мужчине. — Мы от Михаила Аркадьевича. Вот ваша новая студентка, Алена Ярычева.
— Понимаю, понимаю. А что же вы, деточка, экзамены пропустили? — устало спросил декан, обращаясь к Алене.
— Я… Я из другого города, пока приехала… Я…
— Если вы настаиваете, то Алена сдаст все экзамены прямо сейчас! Здесь, в вашем кабинете. Спрашивайте! — встряла Ираида. — Ну, что вы молчите?
Мужчина промокнул платком вспотевший лоб, на минуту закрыл глаза, а потом, махнув рукой, кивнул на дверь.
— Идите, не надо мне от вас ничего. Время покажет, стоило ли делать вам такие поблажки.
Ираида Петровна чуть заметно улыбнулась и кивнула. Она до сих пор читала людей как книжки, понимала, чего от них ждать, на что стоит надавить. Жара настолько измотала несчастного декана, что ни о какой Алене с её невнятными ответами на экзаменационные вопросы и речи быть, собственно, не могло…
— Поздравляю, ты принята. На вот, — Ираида сунула девушке в руку деньги. — Купи нам по мороженому и поехали домой. Учеба есть, теперь будем искать тебе работу…
Алена улыбнулась и кивнула…
… С работой тоже разобрались быстро.
Девушка устроилась официанткой в ресторан. Все коллеги удивлялись, как это такую простушку сразу, без лишних слов, приняли на вакантное место, но потом поняли, Алена – свой человек. Ловкая, умелая, улыбчивая и простая, она не подсиживала, не сплетничала и не отбирала клиентов, спеша обслужить столики. Кажется, она просто была рада уже тому, что дышит этим воздухом богатства и красоты, видит эти огромные золотые люстры под высоким, расписанным тонкими узорами потолком, ходит по изысканному паркету, блестящему от лака и отражающего всё, что происходит над ним — ровное пламя электрических свечей, блеск драгоценных украшений посетительниц, брызжущие соком апельсины и виноград на огромных блюдах, стоящих вдоль стен…
… Алена в тот день вышла работать за подругу. Та приболела, очень просила заменить. Алена согласилась, хотя нужно было готовиться к сессии…
И вот, сунув в карман фартука блокнот и поправив выбившуюся из-под дежурной косынки прядь волос, Алена уже идет к очередной паре посетителей, которые только что сели за столик. Мужчина, явно старше своей спутницы, вел себя уверенно и с достоинством. Женщина, скорее даже девушка, была явно растеряна, на предмет любви гостя не походила.
— Деловая встреча, родственные разборки или какая–то сделка! – решила про себя Алена и встала у столика.
— Добрый день, могу я предложить вам меню? Вино или фрукты вашей даме? – Алена протянула книжечку с блюдами мужчине, быстро скользнула взглядом по женщине и замерла.
— Да! Вы меня слышите? Я сказал, что хочу посмотреть меню! – мужчина уже в третий раз пытался вынуть из рук официантки книжечку в коричневой кожаной обложке, а она и не замечала.
— Конечно, вот, пожалуйста… Вот! — Алена разжала пальцы. Мужчину она узнала.
Голубые глаза… Как тогда, вечером, в холоде зимней улицы… Игорь! Точно!
А женщина? Нет, не может быть! Софья! Изменилась, уже другая стать и повадки, а взгляд всё тот же…
Узнает ли она свою Аленку? Столько лет прошло, забылось многое…
— Софья! — Игорь, видя, что Алена всё поняла, обратился к своей спутнице. — Я вас сюда неспроста пригласил. Я хочу вернуть вам вот это колечко. Вы когда–то отдали его, пожертвовав на памятник своей подруге. Но памятника не надо, все живы–здоровы. Посмотрите, Софья, кто перед вами! Я думаю, что вы должны были встретиться. Та правильно!
И кивнул на растерянную Алену.
Софья чуть повернула голову и уставилась на официантку в форме.
…— Ты? — Алена уронила ручку и блокнот, кинулась поднимать, потом выпрямилась и закашлялась, скрывая переживания.
— Я. А это ты, Алена? Я искала тебя, мне твои родители сказали, что ты умерла. Хорошо, что я встретила Игоря!.. Даже не верится!..
… — Как ты жила все это время? Прости меня, я… Столько всего хочется спросить, сказать… Странно, я чувствую себя снова девчонкой! — Алена прослезилась.
— Нет, это ты меня прости! Сядь, мы можем поговорить?
— Я на работе. Я…
— Можете, сядьте. Я скажу, чтобы вас не беспокоили! – встрял в беседу голубоглазый Игорь, встал и ушел в кабинет администратора.
Девушки проводили его растерянными взглядами…
— Как ты?..
— Лучше ты говори первая…
И полились потоки слов, слез и вздохов. Каждой было что рассказать, каждая из этих двоих найденышей изменилась, повзрослела, оставив за спиной наивный взгляд маленькой девочки, каждая чему-то научилась. Нужно было поделиться!..
… — А я, знаешь, теперь паучиха! – усмехнулась Софья, поставив перед собой пустую чашку.
— Это как? — Алена нахмурилась.
— Да вот, пользуюсь связями отца. А они, связи эти, в книжечке специальной. Если надо, то звоню, прошу, требую, вспоминая прошлое, чужое прошлое. Отчим разрешил…
— Да ну… – протянула Алена. — Пора уж свои сети плести, а ты всё чужими пользуешься! Да и вообще… Как-то это всё сомнительно, стыдно как будто. Недругов только наживать.
— Свои не получается. В крупные издательства пока не берут, связей нет, коллеги и должники отчима постепенно начинают взбрыкивать. — Софа усмехнулась. — Чувствуют, что ему недолго быть у дел осталось… Болеет он, устал… Всё грозится Марину к себе забрать, мачеху мою, она в дурдоме сейчас… Стыдно? Возможно. Но, как говорится, яблочко от яблони падает недалеко. Вот и я с отчима пример взяла, действую. Я не боюсь недругов, может это и глупо. Ну, а ты что?
— Работаю, звезд с неба не хватаю, учу языки, в институте последний курс, — пожала плечами Алена. — Комнату снимаю, пока одна.
— Ну, это у нас всё впереди — любовь, семья! Я тоже пока одна, — Софья улыбнулась. — Я так рада, что ты нашлась! Мне стыдно за наше расставание, за всё, что произошло!
— Ну что ты! Всё идет, как должно. Значит, для чего-то всё это надо. Может, так проверяется дружба, а? И нам с тобой друг от друга уже ничего не надо. Каждая идет своим путем, но теперь знает, что рядом шагает другая, близкая, почти сестра. Так намного лучше, так можно жить без книжечек и паучьих уловок. Ты и я — две самостоятельные единички, которые дружат.
Софа пожала плечами. Она все никак не могла привыкнуть к тому, что Алена снова рядом, протяни руку и дотронешься до неё, посмотри в глаза и увидишь там свое отражение…
Два пути снова встретились, надолго ли, кто знает… Софью и Алену многое связывало, но многое и разделяло. Нужно было как будто начинать дружить с нуля…
…Через три года Михаил неожиданно позвонил и велел вернуть ему Марину. Ее привезли сразу вместе с сиделкой.
Софья так жить не смогла, собрала вещи и ушла. Сначала жила у Алены, познакомилась с Ираидой Петровной. Оказалось, что та хорошо знает Софьиного отчима, и именно он помог устроить Алену в институт… Поистине, неисповедимы пути Господни…
Потом, когда Аленка вышла замуж, Софья вложилась в кооператив, дождалась и въехала в новую, свою собственную квартиру.
Записная книжка отчима потихоньку набиралась новыми фамилиями, уточнениями. Софья не могла отказаться от нее, но и не злоупотребляла.
Скоро женщину приняли на работу редактором в один известный журнал, дела пошли в гору. Софье сделали предложение руки с сердца, она приняла. Жили сложно, потому как Софья, по сути, быть в семье и не умела. Часто «тянула одеяло на себя», спорила, доказывала, а потом, устыдившись, приходила к обиженному мужу под бочок и тихо–тихо лежала, слушая, как бьется его сердце…
Через десять лет брака Софья родила сына. Семья расширилась, а вместе с тем как будто стала устойчивее. Теперь у Софы и ее супруга было одно общее дело, нужно было договариваться…
Алена тоже в девках не осталась, стала мамой двух девочек, регулярно возила их к подруге, гуляли вместе, пили чай.
Да, многое так и не удалось возродить, та детская дружба, до дрожи в ногах и гулкого сердечного набата, что угасала столько лет в разлуке, теперь притупилась, чуть поостыла. Вроде бы дунешь на угольки, разгорятся они жарким пламенем воспоминаний. А потом снова гаснут. Ничего не поделаешь…
Не дожив до очередного юбилея Софьи, умер ее муж. Вот тогда она и оставила квартиру выросшему сыну, а сама переехала в коммуналку. Алена удивлялась, как же можно променять комфорт и уют отдельного жилья на несколько метров посреди общего корыта. Но Софья только усмехалась. Она же не первую попавшуюся комнату выбрала, навела справки. Здесь, в этой тихой, в основном, стариковской, квартире жили когда-то ее родители. Сюда принесли ее, Софью, мамину радость. Потом ее семья переехала в двухэтажный деревянный домик на окраине Москвы, где и сгорела. Софа одна тогда успела выбежать на улицу…
Дома не было, участок застроили многоэтажкой. А сознание угодливо подсунуло Софье воспоминания о комнате…
Так что жить по соседству с Ничкиным женщине было хорошо…
Ничкин долго приглядывался к новой квартирантке, но потом, когда она помогла ему с лечением глаз, признал. Стала привечать соседку и Фима, верная собака старичка в пенсне, которое когда-то он стащил из старого полуразрушенного особняка, где работал реставратором.
Пенсне, как он считал, ему очень шло. Так же, как врастяжечку произносимое Софьей Даниловной имя «Анатоль».
— Она журналист, ей виднее! – одергивал всех недовольных Анатолий Тарасович. — Надо идти в ногу со временем!
… Так и жили – Анатоль, Фимка, суетливые соседи из других комнат и Софьюшка – «Паучиха», которая помогала одним, вспоминая грешки других.
Может быть, и ей что-то припомнится на этом свете, а может на том, но Софья Даниловна не боится, живет, радуется, ходит в гости к Алене и балует ее детей и уже народившихся внуков. Тянет их к себе, привечает, чтобы не разбежались, оставив Паучиху в одиночестве. Это для нее самое страшное…