В глубокой задумчивости сидел Сергей за столом в своей квартире. Мысли теснились в голове, беспорядочно сменяли одна другую. Надо было их как-то проанализировать, выстроить в логический ряд. И он, в который уже раз, принялся за эту опостылевшую, но крайне необходимую работу.
«Итак, что ты теперь имеешь, Серёга Романов? Бегло оцени обстановку и сопоставь события последнего времени с событиями четырёхлетнего прошлого!» – приказал он себе.
Первое: Лариса Денисенко узнала в человеке на фотоснимке любовника своей подруги Жанны Смирновой.
Второе: Жанна передавала через Ларису посылки с золотом в Симферополь и, похоже, про их содержимое не знала.
Третье: сомнения относительно того, что на фото – человек просто очень похожий на Хаджиева, отпали окончательно. Иркутянам он не знаком, а 3-го августа 1992 года именно он, Хаджиев, а никто иной, летел на север области 355-м рейсом! Этот факт подтверждается теперь соответствующими авиаперевозочными документами.
Четвёртое: этим же рейсом несколько дней спустя на Витим улетает группа туристов-иркутян.
Пятое: в день прилёта на площадку-«подбор» Имучен их путь пересекается с Алимбеком Абацовичем Хаджиевым: капитаном ФСБ, этот факт также подтверждается документально – фотографией.
Шестое: (и самое, пожалуй, главное!) после этой встречи начинается целая серия странных, мало объяснимых смертей:
А). Тонут все пятеро спортсменов-водников, имеющих немалый опыт речных сплавов.
Б). Из-за наручных часов, куртки и ничтожной суммы денег убивают второго пилота Евгения Коробова.
В). Разбивается на машине водитель с солидным стажем Андрей Кедров.
Г). Выбрасывается с балкона своей квартиры учительница Жанна Смирнова. Это происходит сразу же после того, как Лариса возвращает ей то злополучное золото в конфетах.
Д). Закончив работу по делу профессора Дадукалова, я пригласил Хаджиева отметить это событие. В тот день он стал свидетелем моего телефонного звонка женщине. В ресторане, узнав, что она – стюардесса, заметно удивился, призадумался, а потом, считая, что я прилично пьян, всё-таки выспросил её имя и фамилию.
Е). Я проверил по списку личного состава всех стюардесс (учёл уволенных и находящихся в декретных отпусках) и убедился, что в службе бортпроводников, из ста восьмидесяти человек, Ларис всего одиннадцать. Ни одна из них не была задействована в «Набате».
Ж). Я просмотрел у начальника штаба лётного отряда все планы-заявки на учения «Набат» за последние пять лет. Итог моей работы: они проводились на самолётах Ан-24 и Ту-154 восемь раз. Стюардессами, принимавшими в них участие, были: Елизавета Юркина, Надежда Никитина, Евгения Иволгина, Альбина Шерпа'к, сестры Юлия и Ольга Миргородские, Ольга Бре'зя, Виктория Богай, Наталья Елисеева, Инна Шувалова, Вероника Якубауске'не, Тамара Супранкова, Елена Алексенко, Натэлла Циклаури, Людмила Иваницкая, Виктория Санникова, Ольга Ме'лькер, Татьяна Королёва, Ксения Щербинина.
Допустим, что Алимбек перепутал имя, но среди перечисленных бортпроводниц ни одна не соответствует его описанию («миниатюрная шатенка, с синими глазами-озерами») даже приблизительно. А значит, это была самая настоящая, пока ещё ничем необъяснимая, ложь Хаджиева. Впрочем, как раз и объяснимая! Он хотел любой ценой узнать - кто моя пассия? И для него стало ясно, что именно она, Лариса Денисенко, – подруга его любовницы Жанны Смирновой! Удивительное совпадение, редчайшее, но это именно так.
Всё это или не всё? Кажется, пока всё… Что будешь делать дальше, Серёга?»
Он встал из-за стола, медленно заходил по комнате. Работа, проделанная только что, упорядочила мысли, расставила события в хронологическом порядке, позволила взглянуть на них под несколько иным ракурсом. Теперь надо было думать, крепко думать, не спеша.
«… Поставь себя на место противника и тогда поймёшь, чего он хочет…» – суровый образ командира разведроты, гвардии капитана Кустенко, в который уже раз возник в памяти Сергея. Что ж, попробуем, Алик, занять твое место.
Итак, допустим, что это не ты, а я полетел на севере области в начале августа 1992-го года. Зачем? Судя по экипировке – на охоту. Хорошо, пусть будет так… На одном из снимков, отпечатанных Женькой Коробовым, видна надувная лодка, вытащенная на берег Витима. Но теперь-то известно, что ребята-туристы с самого начала делали ставку на плот. Значит, можно предположить, что лодка принадлежала Алимбеку. Без неё на севере – никуда: ни реку переплыть, ни озеро, ни сеть поставить, ни утку подстреленную достать.
Но начало августа на Верхневитимье — это не охотсезон. Утка еще даже не табунится, гусь – тем более, ведь именно он-то и закрывает поздней осенью перелёт. Рябчик идёт на мано'к только в середине сентября, а то и позднее. Тетерев-косач очень редко выходит из глухих таежных кре'пей на дозревающие ягодники, глухарь – тоже самое. Белка, заяц, рысь, соболь, колоно'к, горностай – это уж совсем начало ноября, первый снег, белотро'п… Изюбрь тоже не «заревёт»[1], пока с тайги не упадёт кухта'[2] и не ударят первые заморозки. Короче говоря, с охотой мы, Алик, малость поторопились… Ну, а что там у нас с рыбным ловом? Так ведь тоже рановато, приятель! Рыба: ленок, таймень, хариус, сиг, та, что в Забайкалье «белой», зовётся, выходит в Витим, в глубокие зимовальные ямы, аж в конце сентября – начале октября, когда забереги уже по два-три метра намерзнут. А по самому-то Витиму начнёт «сваливаться» в привольные низовья и того позднее. Вот тогда-то и самая рыбалка на спиннинг: хоть на блесну-турбинку днём, хоть на мышь-обманку ночью! За пару суток, случается, под центнер рыбы натаскаешь.
Значит, выходит, что и с первым, и со вторым видом таежного промысла мы, Алик с тобой поспешили… И вот сидим на берегу без рыбы и без дикого мяска и видим, как «Антон-второй» заходит на посадку с «подбором»… А ну-ка пойдём, посмотрим со скуки, кто это пожаловал в необитаемые дикие места? Опаньки! Девки-студентки прилетели, да целых три! А парней – всего двое… Здравствуйте, ребята! Ах, вы сплавляться? Аж до самого БАМа! До станции Витим? Ну, вы даете! Верст вам, водяных, поболе шестисот будет, а это не хухры-мухры – всякое на реке случается, один Журавель-порог чего стоит… Дерево из него отшлифованным вылетает! Откуда знаю? А сам ходил не раз по Витиму-то, по батюшке. И фарватер помню неплохо. Говорите, вшестером привыкли плавать? Хм-м, а может я подойду? Мне всё едино, лишь бы отпуск поинтереснее докоротать… Берёте с собой, значит? Э-э-э, да где наша не пропадала! Согласен, плывём! Только уж вы на плоту сами катайтесь, а я на своей резиновой «оморо'чке»[3] пойду, мне на ней способнее…
Сергей снова опустился в единственное кресло своего жилища. Так, именно так, или очень похоже, развивался сценарий на берегу забайкальской Угрюм-реки.
«А может, и не так вовсе? – проскрипел кто-то внутри него противным ехидным голосом. – Может, это все твои фантазии, Серёга…»
Что же, не исключены и фантазии, кто от них застрахован? Но ведь известно же - в каждой сказке доля истины имеет место быть. И давай-ка, Алик, попробуем пойти дальше в наших фантазиях. Пофантазируем от души, с перехлестом и с таким перегибом, с каким деревенские мужики гнут санный полоз из берёзы, загодя распарив её, родимую.
Итак, то, что ты присоединился к отряду, Алик, это ясно, как Божий день. Кедров и Женька Коробов тому свидетели, при них разговор состоялся. И доказательство имеется – прочитав в газетах о гибели пяти туристов, Женька напротив каждого столбца-заметки пишет: «Почему пятеро???» Поначалу мне эти знаки какими-то странными показались, а теперь им вполне резонное объяснение есть. И ещё: Женька не просто так целую кипу газет собрал, а оказывается с умыслом – всё хотел найти публикацию, где не про пятерых, а про шестерых погибших будет сказано. Но не нашел…
Ну вот, значит: самолёт в небо, лодку и плот – на воду. Конечно, после того как его соорудили и поплыли-покатились, со средней скоростью шесть-семь километров в час - хаживали и мы, Алик, по Витиму-старику, поэтому знаем. Нам известно даже, что первая ночёвка у вас наверняка была на Ю'нде, в самом устье этой небольшой, но рыбной, в сезон, речке. Почему именно там, вопрос возникает? А потому, что те, кто сплавом «грешит», всегда первую ночёвку делают на Юнде: и зимовье там большое, и место живописное, и пляж золотисто-песчаный.
Ну, а по утрецу' – снова вперёд! Мешкать да загорать особо-то некогда, впереди шестьсот с гаком водяных верст. За вторым днём – третий ходовой. Может, и четвёртый тоже был, но только он-то уж наверняка – последний… А иначе в посёлок из десятка изб, Шипи'шка, ребята не трупами бы приплыли, а нормальными живыми людьми. А вот почему они трупами приплыли, это большая загадка… Порог-Журавель тут виноват или что-то другое?
Что же там у вас произошло-случилось на третьи-четвёртые сутки вашего бесславного похода, из которого (а мы теперь это совершенно точно знаем) ты, Алимбек Абацович, лишь единственный живым вернулся? И после твоего возвращения – новые жертвы, новые смерти. И хоть не плыли с тобой по седому Витиму ни Андрей Кедров, ни Женька Коробов, а тем не менее каждый из них свою раннюю, но вполне вроде бы мотивированную, смертушку нашел.
А про Жанну Смирнову, любовницу твою тайную, и говорить не приходится – она ровно столько прожила в этом бренном мире, сколько ты ей, наверное, позволил… И чем это она тебе не потрафила? Догадка, впрочем, имеется – золотишко самородное в посылках! Но она отнюдь ничем не подтверждена, эта догадка… И ещё одно странновато: молодая, полная жизненных сил, женщина падает с гибельной высоты – и не кричит, не исторгает вопль дикого смертного ужаса от того, что жить осталось всего лишь какие-то секунды. Говорят, что дико вопят падающие с высоты люди. А про Жанну толкуют совсем иное – молча падала, никто ничего не слышал: ни соседи, ни ночные прохожие. И вопрос ещё один возникает в этой связи: а живая она хоть падала-то, Жанна? Не получила ли и она, как Кедров, перелом шейных позвонков да тяжелую черепно-мозговую травму ещё там, в своей квартире?
Ох не хотел, шибко ты не хотел, Алик Хаджиев, чтобы все эти ребята – студенты, пилоты, учителя – живыми были! Что-то такое крутое знали про тебя эти восьмеро, чего знать не должны были, не имели, по твоему разумению, на то права… Только вот что знали они?
Мне бы узнать, Серёге Романову…
***
Лариса застала Сергея за напряженной работой: расстелив на столе геологическую карту-двухкилометровку, он водил по изгибам синей жилки Витима рубчатым колёсиком курвиметра, определяя расстояние и что-то выписывая на бумажный лист.
– Ты что, в поход собираешься? – Лариса поставила на пол сумку, чмокнула Сергея в щеку, уселась в кресло, легко закинула ногу на ногу.
– Да нет, тут другое дело, – бормотнул он, откладывая карандаш. В глазах рябило от желто-зелёных изогипс карты, надо было передохнуть. Он не спеша прошелся по комнате, сладко потянулся, выглянул за приоткрытое окно. С востока на город наползла огромная, с провисшим чёрным брюхом, туча.
– Сейчас ливанёт. А я тут вкалываю и не пойму, отчего такая духотища… – Сергей провёл по загорелой груди ладонью, посмотрел на Ларису. – Может, на речку поедем? «Мерс-шестьсот» у подъезда. В дождь, знаешь, как клёво купаться, водичка – парное молоко.
– Что-то не хочется, устала… – она не торопясь расстегивала золоченые пуговицы на форменном синем кительке. – Сейчас нас так трясло на заходе, думали – крылья оторвутся.
– Так всегда перед грозовым фронтом, – пояснил Сергей. – С кем летала-то?
– С Турчаниновым.
– С самим «комодом», значит… А как загрузка, снова, небось, «пустырём» сгоняли?
– До Пекина – двадцать, обратно – восемнадцать организмов, – невесело усмехнулась Лариса. – Даже китайцы, и те стали возмущаться: прилетаем вчера в Пекин, заруливаем на стоянку. Подают нам трап, а по нему два десятка крутых «быков» сходят да экипаж. Мне знакомый траповщик, я его зову – товарищ Ли, слово господин он категорически не признает, толкует:
«Пу ха'о, ся'о тсе!» – Плохо, девушка! – «Шанкала' мэйё!» – Пассажиров нет! И по-русски добавляет: «Шибико богатая русская люди есть, пустая фэйдзи летала на Чайна…»
– Фэйдзи, это самолёт по-ихнему? – спросил Сергей.
– По их! – как всегда поправила она его учительским голосом, сняла белую фирменную сорочку и синюю юбку, спросила. – А вода-то хоть есть, Серёжа?
– Была, – он снова склонился над картой.
– Тогда пойду, приму холодный душ, совершенно нечем дышать.
– Иди, потом обедать будем, я супе'шник с курицей сварганил. Вроде, вкусный…
После обеда действительно хлынул проливной дождь, раскатисто ударил гром. Стоя у окна, Лариса задумчиво смотрела на пенившуюся ручьями дорогу.
– О чем молчите, моя стюардесса? – позвал с дивана Сергей. – Идите ко мне, помолчим вместе.
Она послушно подошла, уютно, по-кошачьи, свернулась калачиком у его бока, долго лежала молча, потом произнесла с теплой задушевностью:
-- Знаешь, я с некоторого времени боготворю непогоду. На улице дождь, слякоть, грязь, а мы вдвоем, ты и я, нам тепло, уютно, спокойно, не надо никуда идти, бежать, лететь… Хочется лишь одного – чтобы стрелки часов двигались медленнее, чтобы как можно дольше нам побыть вместе… А ты любишь плохую погоду, Сережа?
-- Да, - коротко отозвался он.
-- И за что ты ее любишь, расскажи?
-- А ты уже все рассказала, наши точки зрения здесь совпадают полностью.
– Тогда хочешь, я расскажу что-то другое, мой командир?
– Давай, – устроился он поудобнее.
– Идём мы недавно с Вероникой Якубауске'не по «Дармоедово»…
– Домодедово имеешь в виду?
– Да… Ну, так вот, идём, значит, и видим такую картину: посреди вокзала стоит куча чемоданов и на одном из них восседает дама-пассажирка, ей год-полтора от роду… – Лариса светло улыбнулась. – Сидит это существо, грызет огурец и одновременно обозревает окружающий мир огромными глазищами, а они у неё синие-синие. Сама вся такая сбитая, толстенькая, тугая, щеки – вот-вот треснут, волосики длинные, тёмные, на голове большущий бант и вся до того славная, что мне её взять на руки захотелось…
– И что, взяла? – тепло улыбнулся Сергей.
– Нет, тут мы с Ке'ней увидели, что данная гражданка – обпрудилась… – Лариса белозубо хохотнула. – Рядом с ней сидит её брат лёт шести-семи, я ему и говорю, что ж ты, мол, ждешь, сестрёнка мокрая, переодевай ее немедленно, давай, я тебе помогу. И тогда он берет эту даму, молча стаскивает с неё колготы, по-взрослому обтирает ими же сестру в пахах и грамотно так ее переодевает…
– И что здесь такого особенного?
– Да в общем-то ничего, – с грустинкой ответила она, – просто сцена сама по себе уж очень трогательная. Родители ушли куда-то, а эти, видишь, какие самостоятельные. Братец её в сухие штаны втряхивает, а она – ноль внимания, знай себе огурец жует, толстуха жизнерадостная, и, хотя бы пикнула.
– Значит, понравилось тебе та дама?
– Очень! Спокойный, упитанный человек… Я все же не удержалась, взяла её потом, она меня за нос так это крепенько прихватила пальцами.
Сергей вдруг зримо представил себе эту картину: его красавица-стюардесса стоит посреди огромного аэровокзала, людского муравейника, с крохотным человечком на руках.
Лариса словно прочитала его мысли:
– А хочешь, командир, я тебе тоже дочку рожу?
– Почему бы и нет? – он заглянул в её от чего-то встревоженные глаза и закончил с кроткой улыбкой. – Роди, я буду счастлив.
Она только теснее прижалась к нему, ничего не сказала.
– А у меня вот тоже мысли… – глуховато вымолвил Сергей. – Только не оптимистичные они…
– Ты это о чем?
– О трагедии на Витиме. Она там произошла не случайно, это, бесспорно. Кстати, я тебя просил подумать над всем этим, ты как?
– Я думала… – ответила она рассеянно. – Но ничего…
– Вот и у меня пока ничего… – Сергей осторожно отстранился от нее, встал, снова заходил по комнате. Лариса, казалось, физически ощущала, как трещит от напряженных мыслей его голова. Чтобы не мешать, она взяла со стола какую-то газету, развернула её, бегло, без интереса, просмотрела первую полосу. Глаза остановились на очерченном чёрным фломастером прямоугольнике.
«ТРАГЕДИЯ НА СЕВЕРНОЙ РЕКЕ»
Она внимательно прочла заметку, вгляделась в надпись, сделанную рукой Евгения Коробова: «Почему пятеро???» Её значение уже было известно Ларисе со слов Сергея. Отложив газету, взяла другую, затем следующую, потом ещё. Сергей, скрестив руки на груди, молча стоял у залитого дождём окна, смотрел на улицу. Из состояния оцепенения его вывел голос Ларисы:
– Серёжа, ты обратил внимание на одно странное обстоятельство?
– На какое? – он медленно повернулся.
– Это ведь все Женины газеты, так?
– Да, все его. Их там, вроде, штук восемь…
– Девять, – уточнила она. – Но заметка о гибели туристической группы только в шести.
– И что с того? – пожал плечами Сергей.
– А вот иди и посмотри, – Лариса соскочила с дивана, торопливо принялась раскладывать газеты на полу. – Вот «Забайкальский рабочий», так?
– Ну, так, – он непонимающе следил за её действиями.
– Вот «Обозрение»… Вот «Рабочая трибуна»… Вот «Лесное хозяйство»… Вот «Земля»… Вот «На боевом посту»… И во всех этих изданиях есть статья о гибели студентов на Витиме! Оно и понятно: газеты областные и районные – в них и описана трагедия местного масштаба… А что в тех трёх, которые в самом низу лежали, как ты думаешь? – стоя на коленях, Лариса положила обе ладони с расставленными пальцами так, чтобы они попали на оставшиеся три газеты.
– Не знаю, я до них как-то не дошел, – ответил Сергей.
И тогда она почти торжественно изрекла:
– Так вот: ни в «Правде», ни в «Известиях», ни в «Комсомолке» – статьи про гибель ребят нет! Зато есть кое-что другое, как ты раньше-то не увидел, или у тебя осмотрительность на земле и в воздухе снизилась до нуля? Стареешь, стало быть, командир, профессиональную хватку теряешь… Как бы наша медицина этим не заинтересовалась… - нарочито-осуждающе сказала Лариса.
Он торопливо выхватил из ее руки газету, глянул на то место, куда она указывала: карандашом на полях рукой Женьки было мелко написано:
Вертолётишко – злодей,
машет лопастью своей,
управлять такой машиной,
может только – чародей!
Чуть сбоку был пририсован крошечный силуэтик вертолёта, а возле него все те же, загадочные, три вопросительных знака - ???
– Ничего не пойму! – Сергей с недоумением уставился на Ларису. – Ну, стишок сочинил Женька, и что с того?
Тогда она снова, но уже молча провела ухоженным ногтем сверху вниз, по всей диагонали внутреннего разворота «Известий». И Сергей вдруг увидел под ее пальцем тоненький, едва приметный след карандаша. Это была стрелка и её конец упирался в рубрику «КОРОТКО!» Вверху столбца стояло название, набранное чуть крупнее обычного газетного шрифта:
«ВЕРТОЛЕТ НА СВЯЗЬ НЕ ВЫШЕЛ!»
10-го августа, в О9 часов 25 минут по местному времени, вертолёт Ми-2 Бодайбинского авиапредприятия ВСУ ГА произвёл взлёт с площадки одной из старательских артелей золотодобывающего концерна «Эльга». На борту находился экипаж, состоящий из пилота и авиатехника, двое вооруженных охранников, а также груз самородного золота. Вертолёт взял курс на посадочную площадку очередной старательской артели, чтобы забрать там партию добытого драгметалла и следовать в пункт назначения, г. Горноозерск. В расчётное время Ми-2 на связь с базой не вышел и в заданную точку не прибыл.
С раннего утра 11-го августа ведутся поиски исчезнувшего вертолёта. В полётах принимают участие два вертолёта ВВС Ми-8 и самолёт Ан-12, оборудованный специальной аппаратурой для обнаружения крупных металлических объектов. В случае, если Ми-2 не будет найден в ближайшее время, район поиска в дальнейшем значительно расшириться».
Сергей отшвырнул газету, схватил другую, принялся лихорадочно бегать по ней глазами: название и текст – почти те же… И лишь в третьей, в «Правде», датированный несколькими днями позже, было иное окончание:
«…Специальная комиссия пришла к выводу, что вертолёт Ми-2 с грузом золота потерпел катастрофу, так как экипаж до настоящего времени не воспользовался аварийной радиостанцией космической связи «Кос-спас». Мощный тёплый фронт, принесший в Забайкалье обложные осадки, туманы и плотную приземную облачность, не позволяет эффективно обследовать обширные горнотаёжные территории Привитимья с воздуха».
Сергей разбито опустился на стул, долго сидел молча, ошарашенно глядя в газету. Лариса стояла поодаль, тоже молчала. Он вымолвил хрипло:
– Как же это я забыл об этом летном происшествии? А ведь приказ о нем до нас доводили! Вот, значит, как колечко сошлось: Витим – туристы – Хаджиев – вертолёт – золото – Симферополь – Жанна… И смертей, целых восемь… – он судорожно вздохнул, поднял тяжелый взгляд на Ларису. – Теперь понимаешь, чьи ты посылки отвозила?
– Понимаю, – побледнев, едва слышно прошептала она.
– А я понимаю еще и то, почему он собирается увольняться из ФСБ: ему действительно нужна свобода… Абсолютная свобода, для реализации золота, чтобы оно не лежало мёртвым капиталом. А для этого роль охранника-сопроводителя грузов по России и за кордоном подходит как нельзя лучше…
Лариса какое-то время сосредоточенно молчала, потом недоуменно пожала плечами:
- Одного не пойму: почему Женя со своими мыслями относительно пятерых, а не шестерых туристов не обратился в милицию или прокуратуру?
– Сначала сам хотел во всем разобраться, - раздумчиво произнес Сергей и с прерывистым вздохом закончил. – Но не успел…
– Что будем делать? – Лариса подошла ближе.
– Что делать? – он стремительно распрямился, грозно сверкнул глазами. – Мстить! Они бы сказали точно также!
– Кто они, Серёжа?
– Андрей Кедров, мой первый командир… Женька Коробов, мой последний второй пилот на «Антоне»… Уверен, также думала бы и твоя Жанна и нисколько не сомневаюсь, что меня поддержали бы те пятеро ребят-студентов! – жёстко произнёс он. – Я должен отомстить этому гаду! Если не вывести его на чистую воду его, он обязательно вывернется, откупиться и отвалит… Сейчас за большие «бабки» можно купить всё: ум, честь, совесть, образование, свободу – каким бы конченым преступником ты ни был!
– Серёженька, тебе нужно успокоиться, – таким разъяренным Лариса видела его впервые.
– Успокоюсь, когда отомщу! – ещё ожесточеннее процедил он и так стиснул кулаки, что мертвенно побелели пальцы на сгибах.
– Сергей, остынь и расскажи мне, что ты намерен предпринять? – она опустилась рядом, взяла его ладони, заглянула в глаза. – Это ведь я прошу, твоя стюардесса… И почти – жена.
Тогда он, до глубины души тронутый её словами и умоляющим видом, как-то вдруг обмяк, молча прижал к груди ее прекрасное лицо.
Как долго длилось это объятие, они не помнили. Захваченные единым чувством, сидели
рядом так тесно, будто срослись не только мыслями, но и телами. Лариса вдруг резко отстранилась от Сергея и будто бы что-то вспомнив, спросила, тревожно светясь глазами:
– Серёжа, а почему он и меня… Ведь я же узнала, что было в посылках?
– Ты уцелела лишь потому, что он ни разу не видел тебя и абсолютно уверен, что ты его тоже не видела.
Недобро сощурившись, Лариса медленно проговорила:
– Сказано ведь: сколько верёвочке не виться… Всё-таки мы его раскрыли!
– Не только мы, – Сергей с трудом отвлёкся от своих мыслей.
– А кто же ещё?
– Человек, которого давно нет в живых, профессор Андрей Александрович Дадукалов. Прошло шестьдесят лет, как он погиб. Потом случай повёл меня по вехам его жизни… Хаджиев – палач, похожий на тех, которые истязали Дадукалова тогда, в тридцатых! – на скулах Сергея заиграли тугие желваки, лицо помрачнело ещё больше. – Но, наверное, Бог все же творит свою справедливость, если безвинно погибший человек помог нам выйти на преступника. И теперь не только все убитые им будут отомщены, но в какой-то мере и сам Дадукалов! – Сергей опустил на стол свой огромный кулак, будто поставил после сказанного точку.
***
Было уже далеко за полночь и продумано, казалось, абсолютно все до мельчайших деталей, когда вдруг Лариса обречённо махнула рукой:
– Ничего из этого не получится, Сергей!
– Как, не получится?! – вскинулся он. – Тогда, о чем мы тут полсуток толкуем?
– Выходит, ни о чем… Знаешь, я не сильна в юриспруденции, но предчувствую, что даже самый захудалый прокурор - это заявление рассматривать не станет. И вот почему: аргументы твои… наши, хороши да только цена им – копейка в базарный день!
– Это как-так? – зверовато насупился Сергей.
– А вот так! Ну что мы имеем против Хаджиева? Да, он проводил отпуск на Витиме – этот факт действительно подтверждается документально. Да, он общался с туристами из Иркутска – этот факт подтверждается фотографией. Допустим, что и сам Хаджиев подтвердит, что присоединился к ребятам, ну и что с того?
– Как, что? – не понял Сергей. – У нас ещё десятки фактов!
– И все они ничего не стоят! – горячо продолжала Лариса. – Да, скажет следователю Хаджиев, я поплыл с туристами по Витиму! Да, я хотел пройти с ними весь маршрут, но на третий или четвертый день мы поссорились, и я их оставил. Возвращаться в Имучен не захотел, решил идти домой пешком. Время позволяло, и я с удовольствием прогулялся по тайге, хотел испытать себя на прочность на трехсоткилометровом маршруте. А что касается вертолёта Ми-2, то о нём узнал, когда домой пришел… – Лариса замолчала, переводя взволнованное дыхание.
– Давай дальше! – требовательно попросил Сергей.
– Что ж, давай, – кивнула она. – Итак, чем мы можем доказать, что это он убил ребят? Ничем! Он скажет: когда расставался с ними, все были в полном здравии, а дальше – не знаю… Сопляки по неопытности налетели на камни, утонули, а я-то здесь при чём? Что касается гибели Кедрова и Коробова, то это вспоминать никто не будет, ты же сам же говорил – «висяк»!
– Но есть золото… Есть убитая Жанна Смирнова! – возмущенно воскликнул Сергей.
И тогда, приблизившись к нему вплотную, уставившись в него упрямо-злым взглядом, она выпалила:
– Ничего этого у нас нет, Серёжа! Кто докажет насчёт золота в посылках? Может быть – я? Как же, поверят мне… Я – лицо заинтересованное, как, впрочем, и ты. Хаджиев заявит, что его хотят оклеветать, мы же и останемся в дураках! Он будет стоять на том, что слыхом не слыхивал ни о каких посылках и Жанну Смирнову не то, что не убивал, а даже и не знал! Что мы ещё имеем? Женщину по фамилии Осетрова, которая меня в Симферопольском аэропорту встречала? Но это же нереально, что она показывала мне свой настоящий паспорт… Уж если тут замешано золото, то такая «мелочь» была учтена! Вот и всё, командир, от всех этих фактов и следа не осталось. Никто рассматривать наше заявление просто-напросто не станет, не будь наивным!
Сергей долго сидел, недвижно уставившись в пол. Потом поднял голову:
– Да, возразить тут, пожалуй, нечего. Более того, Хаджиев может и такую «утку» пустить: пацаны перетонули, мол, по своей дурости, а я на лодке - уцелел. Испугался и решил все скрыть, чтобы с прокуратурой не связываться. Спрятал ненужное имущество в тайге, чтобы потом по зимнику на машине вывести, и пошел домой пешком, дабы в самолёте не маячить. Что ж, виноват, конечно, что так поступил, но убивать – никого не убивал.
– Именно так он и скажет, – согласилась Лариса. – И никто ему не сможет ничего инкриминировать. Свидетелей нет – и дела нет! – она умолкла, несколько минут о чем-то размышляла. – Слушай, Сережа, а может, и не виноват он ни в чем, а? Вдруг все так и случилось, как ты сейчас обрисовал и зря мы его обвиняем?
– Нет, не зря! – твёрдо и уверено возразил Сергей. – Я этого субъекта нюхом чую: только он это сотворил, больше никто! Я отдаю себе отчет, что мой замысел почти невыполним, но обязан попытаться реализовать его во что бы то ни стало.
Лариса посмотрела на настенные часы, потом на Сергея:
– Давай-ка лучше спать, командир, утро вечера, знаешь…
– Давай, – рассеянно согласился тот и, вставая, потянул через голову спортивную безрукавку.
Едва затеплился рассвет, Лариса оторвала щеку от подушки, увидела в смутных пробелах раннего утра лицо Сергея, его раскрытые глаза.
– Ты что, совсем не спал, Серёжа?
– Практически нет.
– Все думал?
– Да. И, кажется, придумал…
– Что, если не секрет?
– Какой тут может быть секрет… – он сонно и устало моргнул. - Я где-то читал, что каждый преступник юридически является свидетелем собственных деяний. И когда нет других свидетелей, то вполне может в этой роли выступить сам. Только его надо хорошенько попросить об этом. И мы его попросим!
– Думаешь, признается? – она с недоверчивым видом села на кровати.
– Уверен, – убеждённо проговорил Сергей. – Признаться я' его заставлю: стану на время «живцом»… Но не тем, которого запросто проглатывают, а жадным, агрессивным «живцом», способным сам кого хочешь проглотить. Ты понимаешь меня?
– Пытаюсь, но, увы… – Лариса смотрела тревожно.
– А тут особо-то и понимать нечего, – хмуро пояснил он. – Лично я буду только наживкой, а «крючком» станет магнитофонная плёнка и он на этот «крючок» попадётся. Надо лишь сделать так, чтобы Алик сам рассказал хоть что-то из того, что известно нам… А если он просто, без записи, подтвердит изложенное нами, то потом, на следствии, заявит, что сделал это под принуждением, и в дураках останемся мы, а не он.
– Что же такое он должен рассказать? – уточнила Лариса.
– Что-то о вертолёте, например, – пожал Сергей плечами. – Или о золоте… Неплохо бы узнать лично от него, как погибла Жанна или иркутские студенты… И он это расскажет, когда поймёт, что я не враг ему, а просто хапуга и шантажист, который хочет разбогатеть за чужой счет. Но для этого надо точно сыграть. Очень точно! И тогда он наговорит на плёнку то, что нужно нам! А с таким компроматом нас везде примут: и в ФСБ, и в МВД!
- И где он всё это наговорит, позволь узнать?
- Вот в этой самой квартире, где же еще…
- А если догадается, что его будут записывать? – с недоверчивым выражением на лице усомнилась Лариса. – Он ведь тертый калач, потащит тебя в какое-нибудь людное место, где магнитофоном не воспользуешься.
- Да, на оперативной работе не один год пробыл, поэтому может понять, что я пытаюсь его расколоть.
- Вот то-то и оно…
Сергей долго сидел молча, с отсутствующим выражением на лице, потом, словно очнувшись, произнес твердо и уверенно:
- И все-таки я его заставлю говорить именно здесь, в этих вот стенах!
[1] Рёв – осенний гон копытных.
[2] Кухта' - (забайкальск.) – хвоя лиственниц и березовая, осиновая, тальниковая листва. Бытует мнение, что изюбриный и сохатиный гон начинается как правило после того, когда она полностью облетит с тайги. Тогда самец видит дальше и может безбоязненно приблизиться к самке.
[3] Оморо'чка – (эвенк.) легкая выдолбленная из толстого дерева лодка. В данном случае – шутливая метафора.
Продолжение
