По узким улочкам Стамбула под покровом ночи крались бесшумные безликие, словно тени, фигуры людей. От быстрого шага полы их чёрных суконных плащей развевались, словно крылья птиц. До блеска начищенные сапоги посверкивали в лунном сиянии.
Они остановились возле заброшенного здания на пустыре и, оглядываясь, вошли внутрь.
- Что случилось, ага, зачем ты так срочно вызвал нас? – спросил один из вошедших сидящего в высоком кресле человека в чёрной маске.
- Обстоятельства изменились, придётся ускорить наши действия. Как удалось узнать, Рустем-паша уезжает в Эдирне, неизвестно, надолго ли, поэтому вам уже завтра надо попасть в его дворец. Именно завтра вы должны во что бы то ни стало получить у него работу, - приглушённо говорил главарь.
- За такой короткий срок устроиться на работу сложно, тем более к Рустему-паше, всем известна его пристрастность к новеньким, - протянул неуверенно один из членов банды.
- А вы постарайтесь, или зря я плачу вам такие деньги? Ладно, смелее, Рустем-паша, как мне доложили, сейчас расширяет штат прислуги, дай Аллах, проскочите. Ещё раз повторяю: записку Синану-паше подкладывайте тихо, не вздумайте его разбудить, иначе сорвёте всю операцию. Вам нужно только забрать детей. Охраны возле их комнат не будет. Возьмите записку и можете идти, - главарь протянул скрученный в трубочку и перевязанный тесёмкой листок и тотчас вернул его обратно со словами:
- О, Аллах, чуть не забыл дописать. Где же это, - развернул он листок и стал читать: Так: Ваши дети будут живы и здоровы, если откажетесь от должности главнокомандующего флотом. Дописываю: Если покажете кому-либо эту записку, детей больше не увидите. Надеюсь, он поймёт. Держите, всё, расходимся.
На следующий день рано утром к воротам дворца Рустема-паши подошли бедно одетые двое мужчин.
- Кто вы такие, и что вам тут надо? – грозно спросил их охранник.
- Доброе утро, ага. Слышали мы, что великий визирь Рустем-паша набирает людей для работы во дворце. Сами мы из Эрзурума, там плохо с работой, обнищали мы совсем. А господин, говорят, хорошо платит, - ответил один из незнакомцев.
- А что делать умеете? – спросил стражник.
- Да всё будем делать, что прикажешь, ага, - сказал один, и они оба поклонились.
Охраннику явно понравился ответ, особенно про приказы, которые он, якобы, раздаёт.
- Ладно, пошли со мной, - ответил он, расправил плечи и важно пошагал к дворцу.
Рустем-паша выслушал охранника, бросил оценивающий взгляд на мужчин, задал им несколько вопросов и позволил остаться служить во дворце.
“Надо вызвать бея Эрзурума, почему его народ опять нищенствует” – подумал Рустем, садясь на коня и разворачивая его в сторону Топкапы.
До султана Сулеймана дошли слухи о приступе, случившемся у Михримах, и он вызвал к себе Ахмета, подробно расспросив его о здоровье дочери. Ахмет поведал всё, что знает и высказал свои пожелания. Султан тут же предоставил зятю недельный отпуск, и спустя два дня Рустем, Михримах и дети отбыли в Эдирне.
Охраны Рустем взял достаточно, а слуг брать не стал, поскольку уезжали ненадолго, и в Эдирне была своя прислуга.
- Госпожа, счастливого вам пути, я буду скучать, - говорила, прощаясь, Эвда-хатун.
- Айла-хатун, не забудь: Айше-султан любит гранатовый компот, а султанзаде Осман – абрикосовый, - наставляла она няню детей.
Хозяева уехали, а во дворце остались Синан-паша и его дети. День быстро подошёл к концу, уступая место вечеру. Час был поздний, и обитатели дворца размеренно, без лишней суеты, степенно завершили свои дела и стали готовиться ко сну.
У Эвды-хатун после происшествия с Михримах появилась привычка обходить дворец в полночь, когда все должны были спать крепким сном в своих уютных постелях.
И в этот раз она надела ночной лёгкий кафтан и вышла в коридор. Пройдя несколько шагов, она посмотрела на ноги и увидела, что забыла надеть туфли, а вышла в мягких тапках. Она с досадой покачала головой, но возвращаться не стала, и бесшумно заскользила по мраморному полу.
Возле комнаты Михримах она остановилась и вознесла молитву Аллаху во здравие госпожи. Минуя кабинет Рустема-паши, она направилась к покоям Синана-паши и, вдруг, остановилась. Ей показалось, что откуда-то доносятся голоса. Эвда прислушалась и медленно пошла дальше, в сторону, откуда долетали звуки.
Не доходя до комнаты детей Синана-паши, она в удивлении остановилась. Возле детской спальни не было охранника. Припав ухом к двери, она ничего не услышала и пошла дальше.
Подойдя чуть ближе к покоям Синана-паши, она поняла, что голоса раздаются оттуда. Она также приставила ухо к двери и замерла от ужаса.
- Ты, случаем, не убил его? – говорил один глухой голос.
- Нет, слегка оглушил. Надо торопиться, пока он не пришёл в себя, - прошептал другой.
- Ты запомнил, где комната его детей? – снова сказал гнусавый.
- Да, здесь, почти рядом, - раздался шёпот другого, - записку положил?
- Да, идём.
Эвда отпрянула от двери и бросилась к спальне детей. В это время бандиты вышли из комнаты Синана-паши и, увидев убегавшую женщину, устремились за ней.
Эвда юркнула в детскую спальню, а запереть дверь на засов не успела. Разбойник с силой дёрнул ручку на себя и вскочил внутрь, за ним вбежал другой. Остановившись у порога, они прищурились и стали вертеть головами по сторонам. Тусклый свет свечей слабо освещал комнату, и налётчикам требовалось приглядеться, чтобы найти детей.
Во вспыхнувшем огоньке фитиля Эвда увидела, как блеснуло лезвие кинжала у одного из преступников, который стал медленно надвигаться на неё. Свет свечей красной точкой мерцал в его глазах, сморщенные губы растянулись в похотливой улыбке.
- Кто вы такие? Зачем вам дети? – побелевшими губами прошептала Эвда, лихорадочно озираясь по сторонам.
От шума ребята проснулись и вскочили на своих кроватях. Эвда широко расставила руки, заслоняя детей от разбойников, и нервно стала исследовать глазами комнату. И тут её взгляд остановился на оджаке (камине). Рядом с ним стоял медный мангал с красными углями, не накрытыми крышкой. Медные щипцы и кочерга находились дальше, сбоку за камином.
Не раздумывая, женщина молниеносно шагнула в сторону мангала, загребла из него пригоршню недавно пылающих камней и бросила в лицо приблизившемуся к ней бандиту.
Тот выронил кинжал, схватился за глаза и закрутился на месте, завывая от боли. Сообщник оттолкнул его в сторону, надвигаясь на женщину, и тут же получил свою порцию раскалённых углей.
Кидая красные угли в преступников, не чувствуя боли в обожжённых руках, Эвда стала громко говорить мальчику, стараясь перекричать испугавшихся девочек:
- Орхан, сынок, не бойся, ты же смелый воин, как отец, он сейчас придёт к нам на помощь. Открой окно и громко-громко позови охрану.
Смышлёный мальчик быстро спрыгнул с кровати, подбежал к окну и дёрнул его за ручку, но оно не открылось. Тогда он схватил со столика кувшин и бросил его в стекло, закрывшись руками. В образовавшееся отверстие парень стал кричать, что есть мочи, призывая на помощь охрану.
Спустя минуту, стражники бежали по коридорам дворца и мигом скрутили двигавшихся прямо к ним в руки бандитов с обожжёнными лицами, тлеющими волосами и одеждами.
- Синан-паша ранен, - успела сказать Эвда и упала, лишившись чувств.
Повсюду во дворце зажглись свечи, по коридорам забегали вскочившие с постелей слуги. Из своих комнат спешили лекари. Дворец погрузился в лихорадочную суету и беспокойство.
Синану-паше была оказана помощь, и он постепенно пришёл в себя. Вспомнив, что произошло, он вскочил и бросился в комнату к детям. С ними сидели слуги, многие в ночных одеждах и непричёсанные, разбуженные посреди ночи, не понявшие поначалу, что случилось.
Эвда-хатун с перевязанными руками лежала на диване в детской спальне и, тяжело дыша, спала, лекари напоили её сильным успокоительным отваром.
Орхан подошёл к отцу и рассказал ему во всех подробностях, как их хотели убить бандиты, а храбрая Эвда-хатун стала их защитницей. Синан-паша с благодарностью посмотрел на лежащую женщину, встал и прикрыл её покрывалом.
- Мой отважный сын, да ты просто герой! – похвалил Орхана Синан-паша.
- Отец, теперь ты возьмёшь меня в море? - спросил с надеждой в голосе мальчик.
- Конечно, в первый же поход мы отправимся вместе, - ответил Синан, крепко обнял сына, и глаза мужчины заблестели от слёз. В эту ночь он мог потерять своих детей. А его маленький Орхан, оказывается, уже совсем взрослый!
- Сынок, присмотри за сёстрами и за Эвдой-хатун, она спасла всех нас. А я должен ехать в Топкапы к повелителю. Нужно доложить ему о случившемся, допросить этих бандитов и наказать их, - серьёзным тоном сказал Синан-паша.
- Хорошо, отец, ты можешь быть спокоен, - по-взрослому ответил мальчик.
Повелитель разрешил беспокоить его в любое время дня и ночи по особо важным делам, и охрана разбудила его. Султан Сулейман быстро оделся и пошёл в темницу, куда доставили напавших на дворец Рустема-паши головорезов. В холодных султанских казематах умели развязывать языки преступникам. Все они назвали имя своего куратора, и по горячим следам он был пойман.
Однако добиться от него внятного признания не удалось. Видно, не выдержав пыток, он тронулся рассудком, и всё время благодарил Махидевран-султан за щедрое вознаграждение. Затем, не прекращая, он стал кричать “Слава султану Мустафе”.
Повелитель, бросив красноречивый взгляд на главного стражника и кивнув ему головой в сторону задержанных, покинул подземелье. Продолжать допрос не имело смысла, падишаху итак было всё ясно: Махидевран организовала нападение на Синана-пашу, чтобы заменить его на сторонника Мустафы. Таким человеком мог быть только Тургут-реис, последователь и любимец Хызыра Хайреддина-паши.
Однако в предательство Тургута-реиса повелитель не верил. Он хорошо знал отважного мореплавателя, который был честным, открытым человеком, не способным на подлость. Своё недовольство он всегда высказывал прямо и ненавидел интриги.
Попав в плен, около четырёх лет он провёл галерным рабом, а затем отсидел в тюрьме Генуи. А когда Барбаросса с большим трудом выкупил его, он стал верой и правдой служить османскому государству.
Вероятно, Махидевран со сторонниками Мустафы, зная его лояльное отношение к шехзаде, планировала окончательно склонить его на свою сторону и воспользоваться опытом и авторитетом.
С тяжёлым сердцем Сулейман возвращался в свои покои. Он понимал, что Мустафа не мог быть в неведении поступков Махидевран. Даже если она давала деньги на осуществление заговора, то организовать его было ей не по силам. Это мог сделать сам шехзаде или его сторонники, но с его молчаливого согласия. Султану докладывали, что, к примеру, Селим, оставаясь регентом, запрещал янычарам приветственные возгласы “Слава шехзаде Селиму”, приказывая кричать “Слава султану Сулейману”, а Мустафа нет.
Проведя ночь без сна, повелитель определился с решением о судьбе своего старшего сына.
Возвратившись из Эдирне, Рустем и Михримах были огорошены последними новостями. Рустем, переговорив с братом, помчался в Топкапы, а Михримах пошла проведать Эвду-хатун, которую Синан-паша поместил в специальную комнату под присмотр лекарей. Женщина получила сильные ожоги, к тому же испытала нервное потрясение.
- Моя Эвда, как ты себя чувствуешь? Тебе очень больно? Может, у тебя есть какие-нибудь пожелания? – ласково спросила Михримах, присаживаясь рядом с девушкой.
- Спасибо, госпожа, мне уже лучше. Синан-паша позаботился обо мне, пока вас не было. Физическая боль меня не беспокоит, у лекарей чудодейственные мази. Я из-за кошмаров спать не могла. Я ведь тогда думала, что всё, конец нам всем пришёл, деток было очень жалко, - заплакала Эвда.
- Ну-ну, успокойся, всё позади, - Михримах погладила её по голове и позвала лекаршу. Та взяла пузырёк, накапала в ложку снадобье и дала выпить пострадавшей.
- Эвда, ты более десяти лет верно и преданно служишь мне, - продолжила султанша. Я бы хотела вознаградить тебя. Может быть ты желаешь получить свободу? – неуверенно спросила Михримах. На самом деле ей бы очень не хотелось расставаться с Эвдой, которая давно уже была не просто служанкой, а верной помощницей.
- Госпожа, что я сейчас буду делать со свободой, оставшись одна? Я не умею жить одна. Я привыкла к Вам, к Вашим детям, вы - моя семья. Я даже уже не боюсь Рустема-пашу, - улыбнулась она. – Если Вы позволите, я бы хотела остаться с Вами до конца моих дней.
- Хорошо, Эвда, я обещаю тебе, что ты останешься в моей семье навсегда, - с облегчением вздохнула Михримах. – Поправляйся поскорее, - пожелала она служанке и вышла из комнаты.