ГОЛЛАНДСКАЯ ХОЗЯЙКА
Паулине Аартс
перевод Р. Лагутин
Отель, где в учетном реестре особенно горек отъезд,
не видит прибытий (хотя и они тоже есть).
Сырым кох-и-нором октябрьский дождь во все щели
штрихует его без защиты оставшийся череп.
В стране, что равниной лежит, благодатной для рек,
Германией пиво повеет, и чаек разбег
воздушный - напомнит потёртость страниц уголков.
Как ко'ронер, в комнату утро
в назначенный час
проникнет легко. Прислонит своё ухо
к ребру батареи холодной, фиксируя "минус".
Там жизнь после жизни. Дождаться, и сдаться на милость.
И ангельских локонов тает насыщенный цвет,
и в коже уже отчуждение и благородство
скупой белизны, а с постели бельё ещё вьётся
отчаянно в прачечной, будто её больше нет.
DUTCH MISTRESS (Joseph Brodsky)
To Pauline Aarts
A hotel in whose ledgers departures are more prominent than arrivals.
With wet Koh-i-noors the October rain
strokes what’s left of the naked brain.
In this country laid flat for the sake of rivers,
beer smells of Germany and seagulls are
in the air like a page’s soiled corners.
Morning enters the premises with a coroner’s
punctuality, puts its ear
to the ribs of a cold radiator, detects sub-zero:
the afterlife has to start somewhere.
Correspondingly, the angelic curls
grow more blond, the skin gains its distant, lordly
white, while the bedding already coils
desperately in the basement laundry.
1981