летняя сказочка про милых детишек и их питомцев. на фоне города, болота и немножко заповедной чащобы
- Проворонила? Вот теперь сиди, перебирай!! Пока я твою пропажу искать да возвращать стану. Ух, раз-з-зява!
Бабка захлопнула дверь в избу. Ёжа слышала, как она спустилась с крылечка, скрипя ногой, как прошаркала через двор и бухнула дверью сарая.
Ёжа обернулась к лохани. Там шебуршалось. Будто живые раки тёрлись хитиновыми спинками. Вот только это были не раки.
Ёжа шагнула ближе, стискивая подол юбки в пальцах. В лохани ползали и шебуршались огромные белые личинки. Похожие на куски белого жира с чёрными жёсткими нашлёпками на спинках, они цеплялись друг за дружку и за плотно спряжённые дощечки лохани челнистыми тонкими ножками. И жрали друг друга.
На Ёжиных глазах хрящна впилась челюстями в бок другой и замерла, высасывая сестру.
Ёжу передёрнуло. Она зажмурилась, сражаясь с тошнотой: если ещё и натошнить тут, бабка её на неделю засадит за какую-нибудь гадость, которую самой делать не хочется.
Поэтому их надо перебирать. Если такая личинка сожрёт чего тухлого, она будет болеть, больную её сожрут сородичи и тоже заболеют. А бабке они нужны для настойки от больных коленок.
Ёжа присела возле лохани, вдохнула, задержала дыхание и потянулась к месиву. Осторожно приоткрыв глаз — чтобы видеть, куда суёшь пальцы, взяла за чёрную спинку самую верхнюю хрящну и перекинула её в кадку справа.
Выдохнула. Вроде не так страшно.
Потянулась ещё, взяла ещё одну личинку, понесла её вправо... И тут членистые ножки нащупали руку, вцепились, развернули тельце и личинка поползла по руке, а потом в рукав!!
Ёжа оскалилась и крепко сжала зубы — визжать нельзя, иначе бабка вернётся. Гримасничая от отвращения, стащила с себя футболку и тихо и высоко прыгая, вытряхнула тварь из складок.
Она шмякнулась на доски пола и сейчас же юркнула под половик. Половик в сторону, а башмака-то нет, личинка уползает в щель.
Ёжа наступает на неё голой пяткой. Запах разливается такой, что Ёжа зеленеет и надувает щёки, но тошнить нельзя, надо соскрести липкое и холодное с пола и с пятки и выкинуть в кадку слева от лохани.
Ёжи допрыгала к ней на одной ноге, соскребать сунулась пальцами. Членистые белые ножки дёрнулись и уцепились за её палец. Ёжи с омерзением отдёрнула руку и соскребла раздавленную тварь об край кадушки.
За что тут же получила метлой по голове:
- У-у-у!! Лентяище!
Ёжи присела, прикрыв голову:
- Ну ба-ааа!! Они мерзкие!!
Бабка, носатая и сухая, будто прокопчёная, носила платок по-пиратски и монисто поверх алой длинной юбки, стукнула метловищем в пол:
- Я те чо сказала! Чтоб к моему приходу всё тут было как надо!
Взяла вышитую выходную торбу и снова хлопнула дверью.
- На тебя дверей не напасёшься! - крикнула Ёжа вслед.
Бабка просунула хитрый нос обратно в дверь и хихикнула:
- За гусями-то приглядывай, пригодится на будущее.
- Чего?!
За дверью захехекало.
В избе тихо, тикают ходики, в лохани шебуршатся хрящны и воняет раздавленной личинкой. Ёжа надулась и ногой топнула — лучше бы осталась с мамой, в городе. Ходила бы в школу, смотрела бы мультики... Или про Шерлока. Да мало ли дела!! А тут вон, сиди, развлекайся с этими милыми жирненькими парнями.
Ёжа покосилась кишащих, будто живая каша, личинок.
Во дворе зашоркала метла и бабка зачуфырила «подъёмную»:
- Чу-фыр, чу-фыр! Башмаки без дыр, фырчит-летит...
Ёжа вспрыгнула на лавку под окошком и прижалась носом к маленькому стёклышку.
Бабка, не переставая бормотать, припрыгивала вокруг «полетайки родимой», потом влезла на сиденье и распутала ремни безопасности. Защёлкнула их, затянула пряжку шлема под подбородком и погрозила Ёже кулаком. Та прянула от окна, прижалась спиной к стене.
На дворе снова зашоркала метла, взгоготали вспугнутые гуси, бахнули воротные створки о забор — чокнутая бабка! Расколотит однажды или забор, или ворота.
Со двора больше не шоркало, и Ёжа осторожно выглянула.
Присыпанные жёлтым песочком тропинки к сараям и курятнику, в котором жили гуси, зелёная мурава колышет под ветром мелкими листочками. И — никого.
В распахнутые как всегда - «а шоб не заржавели» - ворота важно, вразвалочку, виляя белыми хвостами-закорючками, сбегали гуси.
Они-то известно куда — по заросшей тропинке меж нависающих трав проберутся к лугу возле пруда. Пока бабки нет — милое дело наплаваться!
Ёжа бы тоже сбежала бы поплавать. Только на реку, к коряге. Там вода чище и есть с кем поиграть. Приплывают местные.
Но сегодня нельзя.
Ёжа вспомнила злобный бабкин цык и жилистый её кулак у своего носа. Топнула ногой и нашла свой красный платок.
Завязала его по-пиратски. «Нетушки, бабуля! Хрящнов перебирать?! У меня есть дела поважнее!»
* * *
В крохотном скверике между пятиэтажками вовсю цветут одуванчики. Жёлтые частые пушистики будто отражают весеннее солнце в синей высоте.
Липе и старому тополю перебирает листву ветер. Листва шуршит в благодарность и перемешивает прохладную тень с яркими солнечными пятнами.
С детской площадки долетают детские голоса. Как стрижи — обозначают, что всё хорошо и жизнь идёт дальше.
Вот только не для всех.
По дорожке мечется девчонка в длинной юбке и с метлой. Принюхивается, опускает лица к самому асфальту, чуть не носом водит по одуванчикам.
- Потеряла! Потеряла!
Где-то тут пропал запах её пропавшей тварюшки. Тварюшку надо найти, если её отыщет Бабка — она её убьёт.
Где-то тут горько плачет ребёнок. Захлёбывается рыданиями, со спазмами и всхлипами, тяжело вздыхая и постанывая, и даже подвывая.
Девчонка в платке по-пиратски подняла голову, отыскивая источник таких солёных слёз. Точно! Третий этаж, угловое окно!
И где-то здесь теряется след беглянки. Девочка шоркает метёлкой, вспрыгивает на неё ногами сбоку и взлетает к окну.
Запрыгивает внутрь и натыкается на сетку. Изнутри на неё смотрит мальчик лет двенадцати. Симпатичный мальчик — тёмные глаза и светлые, солнечного цвета волосы. Или как мёд. Или как одуванчики через стекло. Маленькая девочка на его коленях замолкла, уставившись на заоконное чудо. Чудо барахталось на подоконнике, пытаясь не свалиться:
- Убери сетку, а то я упаду!
Мальчик ссаживает удивлённую девочку поглубже на диван и идёт к окну. С сеткой приходится повозиться — она никак не желает выходить из пазов.
Наконец, девчонка свешивает ноги внутрь комнаты. Ноги в мокасинах и зелёная вельветовая юбка с цветастыми карманами, рюкзак за плечами и футболка с розовым черепом. Тёмные волосы и красный платок с узлом над ухом.
- Привет, я Ёжа.
- Ты что, хиппи?
- Нет, - Ёжа пропихнула в комнату метлу, - Как тебя зовут? А её? А взрослые дома есть?
- А ты почему про взрослых спрашиваешь?
Ёжа закончила кружить-высматривать по комнате и внимательно поглядела через плечо на мальчика:
- Как думаешь, обрадуются взрослые незнакомой девочке в таком прикиде в твоей комнате?
Мальчик улыбнулся. Улыбка у него оказалась хорошая, такая, что даже маленькая девочка разулыбалась и чего-то забормотала на своём птичьем языке.
Ёжа присела возле неё, заглянула ей в пухлое личико.
- Она ела? Она чистая? Может, хочет, спать?
Мальчик насупился, подтянул шорты и грозно спросил:
- А ты чего всё вынюхиваешь?
Ёжа выпрямилась:
- У меня зверёк пропал. Очень маленьких детей любит, но не умеет с ними... Ну... вообще. Поиграть немного, а потом они от него устают, а она не понимает, и... плачут они. А она и напугать может, и...
Ёжа попятилась:
- Э-э-э!! Ты чего это?
Мальчишка засучивал рукава:
- Так Лилька из-за тебя рыдает?
- Совсем больной, да? Кыка её теребит!
- Кто-о? - мальчишка остановился.
- Кикимора по-вашему. Её надо выманить. У тебя колбаса есть?
- Есть. Сосиски.
- Вкусные?
- Нормальные.
- Ладно, тащи свои нормальные сосиски, а я с Лилькой побуду.
Мальчик ушёл на кухню, маленькая Лиля сидела на диване и обсасывала пальцы, пуская пузыри. Сколько ей? Около года, может, чуть больше. Как раз такая, как Кыка любит. Кто-то любит щенят, кто-то котят, а кто-то мелких человечков. И ладно бы Кыка умела с ними обращаться, так ведь нет. Замучает, сна не даст и покоя. Потому что любит.
- Кыка! Иди ко мне! Кыкочка!
- К-ка! - Лилька повторила новое звучное слово.
- Иди сюда, кык-кык-кык! Бабка тебя сломает, если найдёт. А я домой отнесу, в болото. Ну?
Тынь-дынь! Т-ты-ынь-ды-ынь!
Дверной звонок раздался из прихожей, звонкий и с оттяжкой. Ёжа вскочила:
- Не открывай! Это Бабка!..
Но мальчишка уже щёлкал замками.
- ...моя... - закончила фразу Ёжа и оторопело уставилась на протискивающуюся мимо мальчика Бабку. Сейчас это была модная женщина преклонных лет, никак не Бабка. В шёлковой блузке и даже с макияжем.
- Обалдеть...
- Прости, мальчик, что так внезапно! Взрослые дома? Тут вот... - она совала мальчику под нос удостоверение в красных корочках.
Ёжа прыгнула вперёд, выхватила сосиску из рук мальчишки и упрыгала в комнату, вопя на ходу:
- Кыка! Проявляйся давай! Там Бабка за тобой пришла!
Бабка отпихнула мальчика и поскакала за ней. Ей легче — на костяной-то ноге сколько хочешь прыгай, не устаёт и в суставах не хрустит.
- Да вы что-о! - заорал мальчишка и бросился за ними спасать Лильку.
Все трое воткнулись друг в друга на пороге комнаты и молча, стараясь даже не дышать, наблюдали за Лилькой.
Лилька гладила Кыку. Кыка мурчала и теребила её коленку острыми пальцами-ветками.
Похожа она была одновременно на драного помойного котёнка и веточку с остатками листвы.
- А-а-а! - заорал мальчишка и, размахивая сосиской, понёсся спасать сестру. Бабка ухватила его за шиворот:
- Спугнёшь, окаянный! Сосиску давай!
Мальчишка протянул Бабке сосиску, та её откусила, кивнула:
- Вкусно! Хоть и слеплена чёрте-из-чего.
И протянула её кикиморке:
- На, ешь!
Кыка выгнула спину и зашипела, как кошка. Лилька снова заплакала.
Тут вперёд вышла Ёжа, присела на корточки, расставив высоко коленки, протянула руки вперёд:
- Кыка! Иди ко мне! У меня колбаска есть. Пойдём с тобой в болото отдыхать. Там тепло сейчас, головастики, наверно, народились. Русалята погулять приплывают. А к Лиле будем в гости ходить. А то она устала сейчас, и ты устала. Ну? Пойдём? Бери сосиску!
Кыка протянула веточку-лапку к сосиске и обхватила лакомство, Ёжа бережно сняла кикиморку с Лилиных коленок. Девочка погладила косматую тёмную шёрстку:
- К-ка!
- Да, Лиля, это Кыка! Мы придём в гости. Как-нибудь. Если твой брат не против.
- Я не брат. Меня Лёля зовут.
Ёжа улыбнулась:
- Ну и ну, а я тебя мальчишкой считала! Так мы придём в гости? Как-нибудь?
Лёля кивнула и тоже улыбнулась.
- Хорошо! А нас к себе позовёте?
Ёжа оглянулась на Бабку, теребившую кончик носа всё это время.
- Можно?
- Да можно! Если уж они кикиморы не забоялись, то пусть приходят.
- Да она ещё маленькая! - Лёля и Ёжа сказали это вместе.
- И то верно, - почесала щёку Бабка, - пошли домой, а то там хрящны тебя дожидаются.
- Пока, Лёля!
- Пока, Ёжа!
А Лилька уже спала. И Кыка тоже.
- Ба-а, а чего Кыка сбежала?
- Все бегут, внука, кто к себе, кто от себя. Кто на помощь, а кто и добить торопится.
- Кыка — на помощь?
- Пока маленькая — на помощь. Вырастет большая — воровать детей станет, в хозяйстве мешать.
- А я большая вырасту — тоже стану... ну... детей жрать?
Бабка захехекала, глянула быстро, искоса:
- Это вряд ли. Мы сейчас больше переход стережём, чем народ пугаем. Да следим, чтобы наши среди людей не мучились и не мучили.
Бабка споро орудовала пестом, изредка подправляя помело-правило. Надвигался дождь. Его тёмные густые тучи громадой застили вечернее небо. Успеть бы до него! А то промокнет Ёжа, да и помелу не на пользу.
- Да, Кыке повезло. Да и детям тоже. Была бы взрослая кикимора — наделала бы бед. А всё потому, что кто-то слишком любит балду пинать!
- Я читала!
- Я читала-я читала, переход я прозевала.
- Ну и не в рифму! - надулась Ёжа.
- Угу. Сейчас ещё получишь за то, что на помеле усвистала.
- Че-его-о?
- Вон болото, забирай книзу и левее!
И бабки-ёжки направили свои «полетайки» к земле.
Рина Алискина, 2018