Олаф, сквозь узкую щель в заборе отделявшем конюшню от княжеского сада, наблюдал за Всемилой. Почти каждый день припадал юноша глазом к плохо оструганным доскам, чтобы полюбоваться той, что накрепко засела в его сердце. Занятие это было рискованное - узнают, выпорют, а то и чего похуже сделают! Но Олаф уже жить не мог, не взглянув на юную красавицу, которая снилось ему теплыми весенними ночами.
И радостно, и горестно было Олафу смотреть на Всемилу. Радостно от того, что при виде ее душа юноши пела соловьиными трелями, устремлялась ввысь, к самым облакам. А грустно ему было потому, что давно уж никто не слышал звонкий смех Всемилы. Лишь иногда грустная улыбка скользнет по губам и снова скроется в глубине ее души. Как уехали Алтун с Вериславом, так и стала Всемила сама не своя. Пропал задор в серых глазах, яркие краски сползли с лица, будто застыла она в тягучей гуще времени и никак не могла выбраться обратно.
Всемила шла по саду, оставив позади мамок, да нянек, приставленных чтобы оградить княжну от любой опасности, упредить каждое ее желание. Подопечная не доставляла им хлопот, а потому они старались лишь не выпускать девушку из поля зрения, предоставляя ей относительную свободу. Олаф знал, что у большого куста шиповника, Всемила остановится, коснется нежно рукой еще не распустившиеся бутоны, вдохнет аромат раскрывшихся цветов и пойдет дальше неспешно, пребывая мыслями где-то далеко.
-Олаф! - раздался от загона с лошадьми голос дядьки Сигурда. Юноша поспешно отпрянул от забора, побежал на голос.
-Тут я, дядько!
Олаф подбежал к могучему викингу, рядом с которым казался совсем мальчишкой, хоть и возмужал за прошедшие годы.
Сигурд смотрел на племянника строго, но в глубине его глаз читалась нежность и привязанность к единственному родному человеку.
-Слыхал, князь Владимир жениться надумал?! - сказал Сигурд, про себя отмечая, что скоро придет пора и Олафу познать прелесть женских ласк.
-Слыхал, дядько! Княгиня Малуша уж и слезы пролила от радости, и светлицу для будущей княгини готовит!
-Так вот, завтра за невестою Владимир отправится, лучших своих воинов с собою берет, а стало быть меня! Ну и тебя заодно! - засмеялся Сигурд, - Кафтан одень покрасивше, да гриву коню своему расчеши - вечно он в репьях у тебя ходит!
-Что ж ты так волнуешься, матушка, словно сама невестою в чужой дом идешь? - Прекраса успокаивала Малушу, которая не находила себе места, все боялась, что не угодит невестке.
-И правда, Малуша! Это она должна в ноги тебе падать, да благословения просить! - поддерживала Прекрасу Лада.
-Не жили вы девоньки подневольно, вот и не понимаете, как страшно в чужом дому очутиться! Я при княгине Ольге и вдохнуть лишний раз боялась, хоть рядом и матушка моя была! А тут одна одинешенька, да среди чужих людей...
-Добрая душа ты, Малуша! Уж волосы седеют, а ты все такая же! Сколько бед вытерпела, а душой не очерствела. - Лада обняла подругу, тяжело вздохнула. Сама-то она так девой и осталась, но теперь уж поздно горевать. Сколько сватались к ней и в Будутино и тут, в Новгороде. Всем от ворот поворот давала. Ни один не мил ей был. А теперь, когда страстно хотелось прижать к сердцу дитя, было уж поздно.
-Что грустим все, как не к свадьбе готовимся! - тряхнула Лада рыжими кудрями, - Народят нам вскорости внуков, будет чем дни свои занимать!
При мысли о внуках лицо Малуши осветилось нежной улыбкой.
-Едут! Матушка, Лада! Едут! - закричала Прекраса, караулившая у оконца.
Поспешили вон из светлицы. У порога в руки Малуши вложили рушник и водрузили на него пышный хлеб. Чуть с стороне Белка утирала слезы - вот уж и внук женою обзавелся! Добрыня, по правую от Малуши руку, исполнял на обряде роль отца.
Зоряну внесли на двор в крытых носилках. Впереди, на белом в яблоках коне, ехал Владимир. Носильщиков окружали лучшие его воины, стерегли княжескую невесту. Позади, в повозке, нагруженной разнообразным добром, ехал гордый отец невесты.
-Интересно, какая она? - шепнула Прекраса на ухо Всемиле.
-Владимир, говорит что красивее ее не встречал еще!
-Видно так и есть, раз решился сразу в терем девицу привезти!
Меж тем, носилки опустили на землю у высоких ступенек, ведущих в княжий терем. Владимир спешился и откинул скрывающий Зоряну полог. Маленькая ножка, в голубом сафьяновом сапожке, явно заморского кроя, коснулась земли. Владимир подал невесте руку и вот уж стоит она рядом. Маленькая, едва достающая жениху до плеча. Смотрит голубыми глазищами с любопытством и испугом.
-А и впрямь, хороша! - выдохнула Всемила.
Владимир повел девушку вверх по ступеням, туда, где ждала их с хлебом-медом, Малуша. Женщина смотрела на невесту сына с лаской. Немного завидно было, ведь самой не довелось законной женою войти в терем князя Святослава! Но что толку прошлое ворошить, у каждого судьба своя! Лишь бы счастье не оставило молодых!
Владимир и Зоряна, следуя обычаям, поклонились в ноги матушке, а потом и на все четыре стороны. Преломили от хлеба каждый по куску, окунули в мед, чтобы жизнь сладка была. Расступились перед ними все встречающие и по живому тому коридору, прошли молодые внутрь, где ждал их пиршественный стол.
Добрыня с Ладой подвели молодых к скамье, устланной шкурами.
-Просим гостей отведать угощения с нашего стола! - крикнул Добрыня, как только усадил молодых на отведенное им место, застеленное мехами. Никто не шелохнулся, ожидая по традиции приглашения троекратного. А уж после третьего приглашения, пошли гурьбой в трапезную. Почетные места рядом с молодыми заняли родичи, а дальше, по чину, расселись и остальные.
Ели и пили без счету, все кроме молодых. "Горько!" -кричали быстро захмелевшие от крепкого меду, гости. "Покажите дорогу!" -громко отвечал Владимир, а Зоряна вторила ему звонким голоском. Под общий смех целовали друг друга в губы сидящие рядом, без разбору чья жена попалась под руку, а порой и два мужа касались друг друга бородами...
Родила Олеська быстро. Не успели в терему переполошиться, как уж приняла повитуха крепкого мальчонку. Горд был Ярополк! Первым из братьев сына заимел! Потирал довольно руки Свенельд - укрепляется Ярополк на княжении, а значит и он, Свенельд, силу еще большую обретает на Руси!
Олеське такие почести и не снились! Как родила она сына, так хоть и без обряда свадебного, а чтили ее как княгиню. Все внимание ей, да младенцу, которого Ярополк нарек Святославом, в честь храброго своего отца. Но недолго продлилась беззаботная жизнь Олеськи - прибыла в Киев девица германская, в жены князю Ярополку! Начали свадьбу готовить пышную. Адель, как звали невесту Ярополка, поселили до свадьбы в терему у Свенельда, в женской его части, ибо негоже жениху, да невесте под одной крышей до обряда свадебного жить. Горько Олеське было смотреть за приготовлениями к обряду, отодвинувшими ее на второй план.
-Скоро пир свадебный! Быть ли мне на том пиру? - спросила она у Ярополка.
-А как не быть? Ты - мать моего первенца, старшая в моем терему!
-Но ведь без обряда...
-Мое слово здесь закон! А ты, Олеська, германке помоги, тяжко ей одной на чужбине, все не знакомо! - велел Ярополк.
Слова князя немного приободрили Олеську. "Хорошо, что сына родила я, до приезда германки!" Олеська понимала, что только сын узаканивал сейчас ее статус. Не будь его, пришлось бы Олеське сидеть запертой в терему и стараться не мозолить глаза законной Ярополковой жене.
Настал и день свадьбы. Только несколько коротких мгновений виделись Адель с Ярополком до того. Князь даже понять-то не успел, по нраву ли ему девица. Принимал свадьбу, как княжеский долг, а невесту как приложение к будущему союзу с германцами.
Адель минуло всего четырнадцать годков, большую часть которых провела она в тихой монастырской обители, куда отец определил ее на воспитание после смерти матери девочки. Хорошо ей было под присмотром добрых монахинь, души в ребенке не чаявшими. А от учителей, отцом нанятых, перенимала она вместе с грамотой и представление о незнакомом мире, что простирался далеко за пределами монастырских стен. В тот день, когда отец, герцог Конрад, прислал за ней, повелев возвращаться в отчий дом, Адель отчаянно плакала, прощаясь с вырастившими ее монахинями. Не знала тогда, что самое страшное известие ждет ее впереди.
-В жены пойдешь за короля ругиев! - объявил ей родитель.
В представлении юной Адель, ругии, или руссы, как они себя величали, народ был дикий и страшный. Слыхала она рассказы о могучем Свендеславе, одним видом своим, заставлявшим города рушиться, а людей замертво падать! И вот к этим страшным людям отправлял ее родной отец!
Конрад долго смеялся над словами дочери, молившей не отдавать ее на растерзание страшным варварам. Воображение нарисовало девушке портрет киевского жениха: волосами поросший, горбатый, руки до земли свисают, а изо рта смрад жуткий идет! Все это красочно описала Адель отцу. Отсмеявшись Конрад серьезно сказал дочери:
-Такие же они люди, как и мы! Одежду носят не хуже, за столами сиживают! Вон послы киевские - все как один грамоте обучены, нашим языком владеют! А сам князь еще молод! Ты меня не позорь, дочь и речей таких больше не веди! В одном только твоя правда - ругии сильны! А потому и союз с ними нам надобен!
-Почему же я, отец? Ведь и Ита не замужем еще, и Юдит?
-Иту обещал давно за сына графа Рудольфа отдать, а Юдит моложе тебя, да поглупее...
Долгой дорогой, Адель смирилась с мыслью, что теперь ей придется выучиться жить при киевском дворе. К тому же, руссы и впрямь оказались не такими страшными, как пугали ее в детстве. Она уже начала понемногу понимать то, о чем говорили вокруг, сама старательно заучивала незнакомые слова.
А будущий муж оказался даже красив - высок, светловолос, одет щегольски!
Трепетало сердечко Адели, когда обряжали ее в свадебный наряд: в волосы вплели разноцветные ленты, надели белую рубаху, а поверх нее красный, золотом шитый, сарафан. В уши вдели жемчужные серьги, и длинные нити жемчуга повесили на шею. "Словно радуга весенняя!" - улыбнулась Адель. С такой светлою думой и ехала она к княжескому терему, где теперь должна была стать полноправной хозяйкой...
Начало:
Продолжение:
Все части здесь:
