ОСТОРОЖНО: ЖЕСТЬ!
Малышка родилась двадцатого ноября, а уже через неделю её и маму выписывали из роддома домой. Папа как будто смирился, и даже радовался тому, что скоро жена и маленькая дочка будут дома, потому что каждый вечер перед сном говорил Наташе, что теперь надо желать спокойной ночи всем, и даже маме и маленькой сестрёнке, хотя они этого и не слышат.
Бабушка, после того как все они узнали о рождении девочки, уехала в соседний город навестить своих родственников, но к выписке обещала приехать. А Наташа с папой через день ездили к маме в роддом. Мама была теперь совсем другая, живая, помолодевшая, похудевшая, с сияющими глазами. Наташа радовалась, глядя как они с папой улыбаются друг другу, и так старалась верить в хорошее.
В этот последний раз перед выпиской была суббота, и папа с самого утра велел Наташе собираться: путь неблизкий, пока доедут, пока назад... Наташа радовалась и напевала, кое-как напяливая одежду. И тут случилось страшное: у папы что-то пропало, кажется, мохеровый шарф. Папа с остервенением копался в шкафу, разбрасывая вещи и громко матерясь. Наташа решила не подходить, может, шарф всё же найдётся без её участия, и по обыкновению затаилась. А вот маленький котёнок Тишка не знал о нависшей угрозе и упорно лез к папе, пытаясь с ним играть.
Девочка так и не успела заметить, как это произошло: вот только что пушистый малыш крутился возле папы, как вдруг, совершив полёт по немыслимой дуге, распластался на полу почти у входной двери, и уже валяется, раскинув в стороны все четыре лапы с разбитым розовым носиком, пускает кровавые пузыри и жалобно плачет.
А потом папа вскочил с пола, на который присел в поисках шарфа возле того самого шкафа, оценил увиденное и на всякий случай съездил по лицу и дочери тоже. Наташа сжалась у стены, а папа, схватив котёнка за шиворот, мгновенно выбросил его на улицу.
Девочке было так жаль котёнка, что ни о собственной боли, ни о том, что папа не терпит "бабьих слёз", она не подумала, просто в голос разрыдалась, повторяя только: "Тишка! Бедный Тишка..." — и всхлипывая.
Папа, видимо, хотел ей добавить, да отчего-то вдруг передумал, начал обнимать её, сжавшуюся в комок, жалеть и убеждать, что ничего с ним не случится, что у кошек девять жизней, и всякое такое. А Наташа ревела всё громче.
Мало-помалу она всё-таки успокоилась, перестала всхлипывать и икать, и сборы в дорогу продолжились. Папа подтёр с пола Тишкину кровь, прекрасно обошёлся другим шарфом и даже ничего не сказал по поводу того, как и во что Наташа оделась.
Тишку Наташа увидела на улице, живого: пришла его мать, кошка Мурка, и теперь грела и кормила его в коробке, что стояла под навесом.
Что-то Наташе во всём этом не понравилось: обычно весёлый, игривый Тишка был вялый, а Мурка смотрела на неё с такой тоской, будто глазами хотела сказать: что ж вы, люди, творите, как вы так можете...
С тяжелым сердцем Наташа поплелась за папой. Только бы до приезда к маме перестать думать о Тишке и не расплакаться при ней. Маму теперь нельзя расстраивать, да и папа за такое не похвалит.
И кто бы знал, о чём мама спросит Наташу чуть ли ни с порога? Именно про Тишку она и спросила: как он, играет, резвится? Пришлось едва опомнившейся девочке натягивать фальшивую улыбку, часто неискренне кивать и скорее менять тему, на ту что маме точно интереснее котёнка: заводить разговор о малышке. Да, они же с папой обсуждали, как её назвать, правда, так ни к чему и не пришли. Наташа предлагала назвать Надей, как её подружку, — ну, нравилось ей это имя. Папа предлагал назвать как бабушку, Таей, но знал, что бабушка будет против. Мама ничего не предлагала: она же "ждала, что будет мальчик"! Так ничего и не решив, но, слава Богу, больше так и не коснувшись Тишки, папа и Наташа уехали домой.
Папа Наташу по дороге похвалил:
— Молодец, ничего не сказала маме! Не говори, не надо, это её только расстроит, а Тишка непременно выздоровеет.
Папа даже купил колбасы и молока и разрешил Тишке вместе с Муркой ночевать в доме. Колбасу-то котёнок немного поел, да и молока попил, но Наташа всё равно видела, что малыш нездоров. И осуждающий взгляд его матери тоже видела...
Впрочем, папиного запала хватило ненадолго. Уже на утро Тишка и Мурка полетели с порога с ускорением в снег, за то, что с молока их, извините за выражение, пронесло, и если Мурка знала для этого укромный уголок, то Тишка сделал дело там, где приспичило, прямо посреди кухни, и папа в темноте как раз в эту кучу и наступил.
***
Мама и сестрёнка выписались очень скоро, на днях, и это тоже принесло немало неприятного. Оказалось, с маленьким ребёнком нельзя ехать на автобусе, непременно нужна какая-нибудь машина. Своей машины у них не было, пришлось ловить "частника". "Частники" драли втридорога, столько у папы, наверное, не было, и сколько б они с Наташей ни стояли у дороги, никакого толку это не давало. А мама с малышкой в этот момент была у родственников, живших неподалёку от роддома, в квартире своей тётки, и спасибо, что так: они бы замёрзли на ледяном ветру. Наташа уже не чувствовала ни рук, ни ног, улыбаться ей тоже уже не хотелось, потому что во всех бедах мира папа разумеется обвинил её. Итак, применив к дочери все возможные и невозможные ругательства, он схватил её за руку, по обыкновению до хруста сжал и потащил к родственникам за мамой. Естественно, возвращались они ни с чем, и папа злобно шипел на неё до самой двери.
Наташу всегда удивляло: вот как так? В людных местах папа такой милый, добрый, улыбчивый, но стоит им одним остаться дома — и он просто звереет. Не понять ей было одного: этот человек перманентно зол на весь мир, но изображает из себя тщательно отрепетированный образ в людных местах потому, что иначе все от него отвернутся, а сам он настолько мало представляет из себя, настолько ничего не умеет, что останется ему тогда только пропасть.
А у родственников их уже ждали с обедом. Бабушка Рита, мамина тётя, накрыла стол, а дедушка Ваня, узнав, что частника поймать не удалось, позвонил кому-то из своих друзей и быстро договорился о машине.
После обеда они отправились домой. Папа выпил, был весёлый и добрый, клялся всем в любви, не трогал Наташу, и глупая девочка опять успокоилась.
Она теперь научилась бороться с неприятностями таким способом: когда очередной мерзкий эпизод с участием папы оставался позади, она начинала убеждать себя, что этого не было, а ей просто показалось. Метод работал, к тому же, разве это не означало "видеть во всём только хорошее"? Вот таким образом она и старалась это хорошее видеть. Например, вот так она убедила себя, что с Тишкой ничего такого уж страшного не случилось: там и крови-то было всего несколько капель, она и палец иногда сильнее резала! Ничего не будет, Тишка здоров! Но видела-то она совсем другое: бедный котёнок подолгу лежал без движения, плохо ел и на глазах худел. К тому же, чего раньше никогда не случалось, стал он писаться и какаться внезапно, ни с того, ни с сего, прямо там, где сидел. Его тыкали носом в содеянное, но толку от этого не было никакого, он даже иногда умываться почему-то не хотел... А кошка Мурка всё так же смотрела с осуждением... Но только одна Наташа замечала это. И метод "этого не было" в этом случае не помогал...
Папа давно забыл про то, что он сделал с Тишкой, — делать ему нечего, помнить про всякую дрянь. Маме было теперь совсем некогда: на ней был дом, двое детей, в том числе, новорожденная, когда уж тут заниматься ерундой и обращать внимания на котёнка? Маленькую девочку назвали Аней, и Наташе тут же запретили произносить это имя иначе, нежели в уменьшительно-ласкательной форме. Малышка пока только ела и спала, даже играла редко: слишком была мала. А Тишка... Тишка прожил почти до весны, но это была уже не жизнь, он просто постепенно тихо зачах, ушёл однажды нетвёрдой походкой на улицу и больше не вернулся.
Наташа нашла его за стройкой как-то во время прогулки по двору, после того, как растаял снег... Нашла – и пошла дальше. Это был первый раз, когда девочке вдруг показалось, что что-то внутри у неё застыло и стало как камень, и больше ей никого не жалко.
_________________________________________________________________________________
Начало
Предыдущая глава
Продолжение