Наутро Михайло Агафонович сообщил, что царя в Москве уже третий месяц нет, но днями ожидают его прибытия. Давеча он вернулся из Великого Новгорода, сейчас молится в Троице-Сергиевой лавре, а в скором времени собирается на верфи в Воронеж; многие бояре туда уже потянулись, чтобы добраться до места, пока не пошли холодные дожди.
– В Кремле будет не сегодня-завтра, посему, коль у вас есть в нём нужда великая, я, так и быть уж, поеду, поклонюсь братцу нашему, Агафону Агафоновичу, дабы замолвил он словечко за вас, кому надо. Может статься, и запишут вас для представления пред очи светлыя заступника нашего! Только, вот, и не знаю, чем и поклониться братцу: двор у него не маленький, всё имеет! И что же ему ещё дивно может быть?
Маковей с Масловым едва сдерживали смех, видя явно притворное недоумение бесхитростного Михайлы. Смолин предупреждал, что без подарка в Москве ни к одному дьяку не сунешься, не то что – к царю! Да и дело знакомое – оказывается, за 300 лет в Москве мало что изменилось.
Федя Костров, не дожидаясь маковеевского взгляда, метнулся в каретный сарай и через несколько минут втащил в светлицу-гостиную два больших бумажных мешка, аккуратно перевязанных красными ленточками. Посмотрев на Маковея, он один поставил в сторону, а другой – на лавку и принялся его развязывать.
– А ведь мы не с пустыми руками приехали, Михайло Агафоныч! – Владимир Михайлович подошёл к мешку и стал вынимать из него и ставить на стол новенькую пластмассовую посуду из солдатской столовой.
Голубые мелкие и глубокие миски, стаканы из твёрдого пластика, не бывшие еще в употреблении алюминиевые ложки и вилки смотрелись довольно контрастно на фоне своих серебряных, оловянных и деревянных собратьев и выгодно от них отличались своей тонкостью и кажущейся хрупкостью. А уж то, что это вещи неизмеримо более дорогие, было бесспорно! Весь сервиз был рассчитан на двенадцать персон.
У Михайлы Агафоныча заметно оживились глаза. Он с нескрываемым интересом брал в руки то миску, то вилку, то стакан и подолгу их рассматривал, взвешивал на руке, царапал ногтем.
– Красота-то какая! – раздалось от порога.
Все обернулись. У двери стояла и смущалась своей смелости Ольга. К вечернему наряду она добавила две ленты в косу – красную и голубую – и явно подрумянила свои и без того не бледные щёчки.
Маковей отступил от стола, а Маслов, показывая на стол рукой, сказал хозяину:
– Многоуважаемый Михайло Агафонович! Владимир Михайлович и я будем очень рады, если вы соблаговолите принять от нас сей скромный дар в знак благодарности за оказанный вами нам столь тёплый прием, предоставленные с такой щедростью кров и пищу! Мы также будем весьма признательны, если вы возьмёте на себя труд и вручите вашему брату, уважаемому государственному мужу Агафону Агафоновичу Свиньину, в точности такой же набор столовой посуды.
Свиньин, смекнув, что всеми теми диковинами, что он увидел на столе, не надо делиться с братом, повеселел еще больше. Сделав шаг от стола, чтоб видеть всех присутствующих – Маковея, Маслова, Ледяева, отца Александра и Федю Кострова, Михайло Агафоныч отвесил общий поклон и ответствовал:
– Благодарствуйте на добром слове, господа хорошие! Вельми доволен вами и вашими подарками! Беспременно передам братцу нашему весточку о вас и подарок ваш бескорыстный! – Покончив с формальными изъяснениями благодарности, боярин потёр руки и сказал, уже как бы между прочим:
– Ну, а дельце ваше, я чаю, мы сегодня же и повершим! Сей же час не обессудьте, поеду к братцу, бо, как бы он раньше времени из дому не выехал – царя поджидать! Оставляю вам за хозяйку Олюшку мою да вот Демида – мажодро… маржодро… тьфу ты! В общем – управляющего моего. После полдня банька будет готова: и хозяйская – для вас, и холопская – для солдатиков. Так что – милости прошу; квасок у меня отменный, ни у кого такого не найдёте! А Георгия да поручика Орлова я от вас заберу, ежели вы не супротив? С ними-то мне сподручнее будет сказывать братцу, чего вам надобно!
Когда хозяин вышел, Ольга, всё ещё стоявшая возле стола с посудой, повернулась к гостям и, почему-то глядя на Федю, спросила, слегка запинаясь:
– Фёдор Павлович, не угодно ли гостям наливочки али медовки к закусочкам утренним?
Федя посмотрел на Маковея; тот отвернулся, стараясь не обидеть девушку смехом.
– Благодарствуйте, Ольга Михайловна! Но мы по утрам, обычно, без наливочки обходимся! – И, увидев, что девушка собралась уходить, подскочил к двери и встал к Ольге лицом, не выпуская её. – Это – вам! – Он достал из-за пазухи целлофановый пакет, развернул его и вынул оттуда несколько наборов швейных игл и мешочек с катушечками разноцветных ниток.
Ольга схватила всё это, не разглядывая, прижала к груди и бросилась в дверь, не произнеся ни слова, и даже не взглянув на парня.
– Хорошо, хоть догадался: не купальник-бикини подарил! – окончательно добил смущённого Фёдора Маковей.
– Это ж надо, – задумчиво проговорил Александр Андреевич, – восемь месяцев с ним работаю, и только здесь – и от кого? – узнаю, что он – Павлович!
Не остался в стороне и батюшка.
– Неисповедимы пути Господни! – со вздохом перекрестился он. – А браки, так они на небесех, как известно, заключаются!
Фёдор бухнулся на своё место за столом, раздвинул в стороны пластиковые тарелки и принялся за гусиную ножку, не обращая ни на кого внимания.
-------------------------------------
Время в бездействии тянулось медленно. Маковей сходил в людскую, посмотрел, как Незабудько с Исмаиловым обучают игре в карты солдат и боярскую челядь, побродил по двору, поинтересовался состоянием лошадей и повозок. Часы показали, что на всё это ушло лишь полчаса. После бани принялись обкатывать с Масловым свою аудиенцию у царя; каждый вариант обговорили по несколько раз. Свиньин всё не возвращался.
------------------------------------------------
Москвичи
Когда начало темнеть, широкие ворота распахнулись, и по дубовому настилу загрохотала тяжёлая карета хозяина, запряжённая пегой четвёркой. Сооружение это было до того неуклюжим и неповоротливым, что кучер, как ни старался, так и не смог повторить вчерашний манёвр маковеевского экипажа. Пытаясь лихо подкатить к крыльцу, он левой парой колес наехал на ступеньки, и карета едва не легла на бок. Михайло Агафонович вынужден был без посторонней помощи быстренько сигануть наружу, опасаясь быть придавленным внутри. Прыжок получился неудачным, и он больно ударился коленом о ступеньку. Именно этому обстоятельству гости и приписали угрюмость Михайлы Агафоновича, когда тот, приведя себя в порядок, вышел к ним.
С прибытием хозяина двор ожил, и слуги по невидимой команде бросились накрывать на стол. Столкнувшись в дверях гостиной с одним из них, боярин с такой силой приложился к его затылку, что звук летящего по ступенькам безжизненного тела был слышен ещё с минуту.
– Ладно ли доехали, Михайло Агафонович?
Увидев перед собой батюшку, Свиньин сразу остыл, мимоходом поцеловал ему руку и молча прошёл на своё место во главе стола.
Гости также молча заняли свои места и стали ждать, что им скажет хозяин. Было видно, что Свиньин не знает, с чего начать.
Маслов решил ему помочь:
– Виделись ли с братцем, Михайло Агафонович? Здоров ли он? домочадцы его?
– Благодарствуйте. Всё – слава Богу! Все в доме братца нашего веселы и Богу молятся!
В комнату вошли поручики. Они тоже выглядели хмурыми и молча уселись за стол.
Маковей нетерпеливо прокашлялся и спросил:
– Ну, так что же с дельцем нашим? Получим аудиенцию у Его Величества?
Свиньин ещё помялся, покашлял, а потом натужно заговорил:
– Всё может быть, когда черёд дойдёт… Уж больно много просителей скопилось, пока Петра Алексеича на Москве не было… С завтрева зачнёт он их принимать, выслушивать. А пока велено солдат и офицеров к Пушкарскому приказу приписать и на казённый кошт поставить… сей же день…
– Кем велено? – удивился Маковей.
– Князем Ромодановским… хозяином Москвы…
– Стало быть, царь о нас не знает?
– Стало быть – нет… пока…
– Хорошо, а как же мы узнаем, что… э-э… пришёл наш черёд? – спросил Маслов.
– За вами пришлют… от князя! Завтра али ещё погодя… Да вы кушайте, кушайте! Разговорами сыт не будешь… А у меня чтой-то живот скрутило… Пойду отвару попью, можа, полегшает…
Михайло Агафонович тяжело поднялся, отвесил столу полупоклон, перекрестился и направился к выходу.
Когда он вышел, заговорил поручик Орлов, обращаясь к младшему товарищу:
– Юрий Данилыч, поди к солдатам: через час уходим… со старыми ружьями. Распорядись, чтоб их покормили и хлеба с собой дали!
Смолин понимающе кивнул и тоже вышел.
– Что случилось, Алексей Николаевич? – обеспокоено спросил Маковей.
Орлов смущённо вычерчивал черенком деревянной ложки узоры на столешнице. Не поднимая глаз, сказал:
– Господин полковник! Бояре, отпустивши нас сюда, не велели нам и видеться с вами. И только слово Михайлы Агафоныча, что мы под его присмотром заберём и уведём от вас конвой, силу возымело. А вся штука в том, что про меж собой они порешили к государю вас не допустить.
– Вот так да-а! – присвистнул Маковей. – Это почему же?
– Я не всё слыхал, о чём они говорили опосля, как выслушали нас. Однако, чаю, понял главное. Вы, за верное, Петру Алексеичу станете зело любопытны. Государь у нас таков, что всё новое норовит подле себя держать. И, ежели это новое ему по душе приходится, он тех, кто его преподносит, всяко жалует и даже титлами дворянскими нарекает! А для бояр это – кость в горле! Вокруг царя ноне, и без того уже, много безродных баловней обретается, локтями в стороны древние фамилии распихивают, и им сие досадно! А тут ещё кто-то слух попереди нас пустил, не иначе – каширский воевода, что вы – шпионы персидского царя и посланы им, дабы извести нашего государя. И ружья, мол, дальнобойные у вас есть для сей затеи, и яды индийские, и штуки всякие, хитрые и невиданные… С тем и гонец, боярин Кобылин, ко князю-кесарю послан был. Князь-кесарь, хоть и крут бывает без разбору, но не глуп, и велел до завтрева вас не трогать, а токмо конвою лишить и со двора на Москву не выпускать, доколь он сам вами не займётся. Да тока, я чаю, пока государь из Москвы не отбудет, заняться он вами не сможет – не до того!
– Хм! – сказал Маслов. – Значит, из сказанного можно сделать вывод, что сейчас мы находимся под домашним арестом?
– Пока – под домашним… – озабоченно произнёс Маковей. – Не исключаю, что в этой ситуации завтра нами вплотную займётся Тайный приказ! Пока мы будем ждать у моря погоды, какой-нибудь из этих Рюриковичей не выдержит и проявит инициативу.
Владимир Михайлович подошёл к небольшому окошку, забранному, вместо стёкол, тонкими прозрачными слюдяными пластинками, сложил руки за спиной и стал смотреть во двор, медленно раскачиваясь с носка на пятку.
– Тайный приказ – это круто! – высказал своё мнение Ледяев. – Читал я, как-то, книгу, еще в университетской библиотеке, «История телесных наказаний в России» называется, девятьсот третьего года издания…. Да-а…. Очень, по тем временам, красочно оформленная…. Так вот: американские фильмы ужасов – невинные детские забавы, по сравнению с тем, что творилось, практически официально, в наших застенках со времён Иоанна Васильевича до Екатерины…. Представляете – женщину, которую муж обвинял в измене, сажали верхом на натянутую между столбами верёвку, скрученную из конского волоса или грубой пеньки, так, чтобы ноги до земли не доставали, и так таскали её туда-сюда, пока…
– Ну, хватит, Виктор Михайлович! Тоже мне – нашёл чем утешить! – Маковей строго посмотрел на учителя и нервно заходил вдоль стола. – И без того ясно, что далеко не все из нас смогут ответить на вопросы так, как нужно. Я уж не говорю про наших мужиков, которые, наверняка, завидев дыбу, этакого наговорят!… Нас тогда точно – если не сожгут, то живыми в землю закопают.
– Так может мы… того… – подал голос отец Александр. – Как говорится, помолясь и не простясь…. Раз такое дело!
– Действительно, Владимир Михайлович! – подхватил мысль батюшки Маслов. – Зачем же ждать, пока из нас душу вынут? Отблагодарим, как следует, хозяина и…. Тем более что царь, по всей видимости, сам в ближайшее время собирается в Воронеж; там и попробуем его перехватить.
Маковей усмехнулся, подошёл к окну и позвал:
– Подойдите сюда, батюшка! И вы, Александр Андреич…. Видите, за воротами на пятачке – четыре костра? По-вашему, их бомжи жгут?
– А если прорваться? – предложил Колодкин.
– С боем, конечно, пробиться можно, но тогда уж точно – все мосты будут сожжены!
– Чёрт! – ругнулся профессор. – Что же нам теперь делать?
– Господь милосерд! Может статься, и обойдётся всё. – В голосе отца Александра особой уверенности не чувствовалось.
– Но ведь можно и пешком уйти? Тогда нас никто не заметит, а к утру уже далеко будем… – задумчиво проговорил Ледяев.
Промолчал лишь Федя Костров – то ли потому, что не хотел мешать разговору старших, то ли вообще не хотел отсюда уезжать.
Маковей сел за стол напротив Орлова и спросил его:
– Поручик, вы говорили, что Пётр Алексеевич вас лично знает. Это так?
– Да кто я такой, господин полковник! Правда, он самолично мне офицерский патент вручал, ещё до Нарвы, и в губы целовал…. Да разве ж упомнит он всех, кого офицерами сделал? Хотя, надо сказать, память у него зело крепка бывает!
– Вот на это, Алексей Николаевич, нам и остаётся надеяться! Вы нам должны помочь.
– Да чем же, Владимир Михалыч?
– Очень просто – доберётесь до царя и всё ему попытаетесь объяснить, как мы и договаривались.
– Господи, да если и доберусь…. Да разве ж станет он меня слушать?
– Станет!… Фёдор!
– Я тут!
– Карту!
– Щас! – Федя пулей метнулся за дверь.
Вернувшись через две минуты, он освободил край стола от посуды и положил на него большой фибровый «дипломат». Маковей кивнул, Федя открыл дипломат и вынул оттуда во много раз сложенный гобелен, покрытый тонкой целлофановой плёнкой. Колодкин и Ледяев помогли Фёдору развернуть вдоль стены полотно, и взору присутствующих открылась огромная, размером почти 3 на 4 метра, карта России.
Орлов с удивлением посмотрел на полотнище непонимающим взглядом. Но когда сложил вытянутые в цепь вдоль огромного розового медведя, лежащего на разноцветных лоскутках, чёрные буквы славянской вязи в два слова «РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ», то вскочил, как ужаленный, с лавки и подбежал к карте.
– Не может быть! Это никак не может быть! Откуда это у вас?… Ах, да…. И что, это всё за верное? Как есть? Вот это да-а!… А вот, гляди – Москва… Сергиев Посад…. А вот – Киев! Варшава, а это Рига, я там бывал! А это что? Санкт-Пи-тер-бургъ… Это что? Я не знаю такого….
– Действительно, такого города ещё нет, поэтому и знать вы о нём не можете! – Маковею понравилась реакция поручика. – Здесь много ещё обозначено городов, которых пока ещё нет, но которые целесообразно построить именно на этом месте. Видите, здесь даже не указаны их названия…. Ну, и как, Алексей Николаевич? Что вы теперь скажете – станет слушать вас государь?
– Да с такой проекцией!.. Ей же цены нету! Я готов идти к нему сей же час!… Но что я ему скажу? Где я её взял?
– Вот когда царь задаст вам этот вопрос, вы и скажете ему о нас. Есть ли у вас люди в окружении царя, кто помог бы вам с ним увидеться?
Взгляд поручика стал менее восторженным.
– Откуда… – удручённо проговорил он. Но, подумав, приободрился. – А Смолин? Смолин поможет! Беспременно доберёмся, господин полковник, хоть в опочивальню лезть придётся!
– Вот как раз в опочивальню-то и не надо! Тогда уж точно вас за киллера примут! Царь, говорят, рано встает?
– С петухами, коли с вечера не…
– Ну, это понятно… Вот и нужно попасть к нему раньше, чем он другими делами займётся. В крайнем случае – передать ему карту так, чтобы он наверняка её получил.
– Понятно, господин полковник! Мне надобно идти – срок!
– С богом, Алексей Николаевич! Прошу тебя, помни – мы надеемся только на тебя! Да!… О том, что я – полковник, при царе не упоминай.
– Хм… Да это я понял. Прощевайте пока! – Орлов подхватил чемодан с уложенной картой и вышел.
--------------------------------------------------
Соотечественники! Если у вас хватило терпения дойти до этих строк, значит, вас чем-то заинтересовал мой опус. Это бодрит. Подписывайтесь – и тогда узнаете, с чего всё началось! Подписался сам - подпиши товарища: ему без разницы, а мне приятно! Не подпишетесь – всё равно, откликайтесь!
-------------------------------------------