Однажды я с удовольствием посмотрел научно-прогностические фильмы о формах жизни на иных планетах. В них речь шла о визуальном моделировании форм жизни, могущих возникать на планетах, отличных по своим характеристикам от Земли.
В частности, в фильме «Голубая луна» были продемонстрированы ландшафты, животные и растения, которые могут образовываться на огромных планетах, масса которых превышает массу Земли. Из-за высокой плотности атмосферы на такой планете летучими оказывались огромные животные. Среди всего прочего бросилось в глаза две вещи: крайняя негостеприимность поверхности планеты и огромные живые существа, парящие, подобно гигантским змеям, на большой высоте над великолепным лесом.
Подробно рассказывать о том, что можно посмотреть на экране, поверьте, нет особой необходимости. Просто мне вдруг пришло в голову, что если такого рода планеты есть, то там рано или поздно, но появится тот, кто поставлен истинным царём над этим материальным миром: человек. А если появится человек, то он непременно принесёт с собой частичку Земли и земного мира, изменяя и приспосабливая окружающее пространство «под себя». Я с высокой степенью уважения и внимания отношусь к тому, что сказал один из героев «Соляриса» — Снаут: «Мы совсем не хотим завоевывать космос, мы просто хотим расширить Землю до его пределов» (— Wcale nie chcemy zdobywać kosmosu, chcemy tylko rozszerzyć Ziemię do jego granic. — Stanisław Lem. Solaris. „Mały Apokryf”). Это очень и очень похоже на правду. Но я не могу помыслить себе, что человек, непременно притащит на другую планету континент или атмосферу Земли, или реку, озеро, океан. Ему это совершенно не надо. Те из первооткрывателей, которые на нашей планете переселялись в неизведанные ранее земли, вовсе не стремились перенести туда родовые замки. Они строили эти замки там, они использовали воду местных рек и озёр, они ловили местных зверей и животных и выращивали подобающие месту растения, некоторые из которых, разумеется, несли и из Старого Света.
Но что же тогда они приносили с собой? Они несли прежде всего достижения духа так, как они их понимали, и в той форме, в которой их имели. Например, они несли с собой законодательство и представления о праве. Именно это символизировали, в частности, водружения всевозможных символов над теми или иными колониями и территориями, ведь, согласитесь, немного владык, скажем, Испании посещали вроде как свои владения, находившиеся в другом полушарии, так что принадлежность таких владений могла быть только юридической и никакой ещё. Вы думаете, что для королей и королев Великобритании надо в этом смысле сделать исключение? А вот я так не думаю.
Мы, люди этого полушария, открыв Америку, сделали открытия совершенно грандиозные по своему значению. И если бы только именно мы не повели себя как варвары, не начали бы уничтожать местные культуры, одновременно загаживая территории и изводя целые виды зверей, то наше богатство прежде всего как людей, а не как двуногих скотов, было бы неизмеримо больше: мы прежде всего лучше бы узнали себя как раз в том смысле, в котором мы суть люди — в смысле феноменологии духа. Я, например, очень сожалею, что мне ни разу не пришлось наткнуться на какие-либо памятники законодательства инков, или майя, или ацтеков. А я совершенно уверен, что такие огромные территории и культуры, имевшие письменность и развитые религиозные представления, имели не менее развитую, чем Рим или греческие полисы и правовую и философскую культуры. Я не могу себе представить иначе согласованность в действиях такого огромного количества людей на таких колоссальных территориях, по сравнению с которыми всё Средиземноморье совокупно выглядит лишь рядовой страной.
Тут уместно снова процитировать Станислава Лема: «Человек отправился познавать иные миры, иные цивилизации, не познав до конца собственных тайников, закоулков, колодцев, забаррикадированных тёмных дверей). (Człowiek wyruszył na spotkanie innych światyw, innych cywilizacji, nie po-znawszy do końca własnych zakamarków, ślepych dróg, studni, zabarykadowanych, ciemnych drzwi. Stanisław Lem. Solaris. „Rozmowa”).
Но, кажется, люди всё-таки кое-чему учатся, в том числе и на собственном отрицательном опыте. И я верю, что ко времени колонизации иных планет, они вполне дойдут до осознания огромной важности прежде всего проявлений духа, в том числе и ценностей правовых.
В этом смысле люди всё же кое-что принесут с собою. Они принесут с собою своё представление о праве, которое, получив там, в далёком космосе, иные формы, вполне возможно, — а скорее всего, так оно и будет! — кое-что изменит и на Земле, откуда пришли колонисты. Ведь принесли же открытия Нового Света, реализовавшие огромный пласт идей эпохи Просвещения, новые представления в Старый Свет. Ведь не всё же измеряется посадками, полагаю, картофеля, кукурузы, табака да колорадским жуком.
Достаточно вспомнить, с каким любопытством читались в Европе путевые записки европейских путешественников, которые побывали в Новом Свете.
Стоит также помнить, что именно в фантастике советского времени преобладало видение иных миров как миров для-людей, а не как катастрофически им враждебных, враждебными там оказывались лишь условия, которые преодолеваются нами, людьми планеты Земля
Безграничность
Экспедиции заселения, которые прибудут на Голубую луну, как представляется, будут международными. Уже сейчас именно с космосом связаны практически немыслимые на нашей планете (исключение составляют очень небольшие территории некоторых международных организаций вроде ООН) статусы вненациональных, внеконкретногосударственных пространств, таких, например, как МКС.
Стыковка «Аполлона» и «Союза» была воистину историческим событием. И не только потому, что удалось решить колоссальное количество инженерных проблем, но и потому, что в результате этой стыковки на орбите нашей Планеты возник объект, регулируемый сразу же двумя типами законодательств, а граница между юрисдикциями оказалась преодолённой людьми без кажущихся такими необходимыми на Земле формальностей. Просто американский астронавт открыл люк и пересёк государственную границу между США и СССР. И не было там ни паспортного или миграционного контроля, не было виз, не было таможенников и бдительных пограничников с верными джульбарсами.
Это случилось, это состоялось, и это, поверьте, теперь останется навечно.
Экспедиции будут международными. Какое неуклюжее, однако, это слово! Между–народными. Как будто есть народы и нечто, что лежит между ними. Вроде как ни в городе Богдан, ни в селе Селифан. Я лучше бы сказал иначе: экспедиции будут просто человеческими. Туда прибудут, чтобы нести с собою кусочки нашей Планеты не представители наций, народов и религиозных групп, не полномочные представители земных государств, а именно люди. Люди как таковые: добрые и не очень, весёлые и меланхоличные, общительные и замкнутые. Всё, что их будет при этом объединять, так это то, что они — люди, представители не страны, не народа, а человечества. Это ещё и потому так, что это будут экспедиции не посещения, когда так или иначе, но посетители возвращаются по своим домам, а именно экспедиции заселения, когда прибывшие строят свой новый дом. Надолго. Надолго или навсегда.
Люди прибудут на Голубую луну и, скорее всего, начнут её колонизацию с заселения поверхностей тех самых огромных живых змеев, которые парят над колоссальным лесом. Возможно, однако, что гораздо удобнее будет не заселять имеющихся там животных, а построить аналоги их, огромные платформы, плавающие в воздухе на восходящих потоках и за счёт слабого горизонтального движения плотной атмосферы. Однако в любом случае, при любых организациях физического размещения таких поселений это будет означать, что эти поселения будут разделены известными воздушными расстояниями, а в случае, когда платформы, на которых они расположены будут искусственного происхождения, и сами поселения окажутся не недвижимыми, а способными к перемещению. Установление каких бы то ни было границ, как мы их представляем себе сейчас оказывается при этом не просто нецелесообразным (в целесообразности огромного числа государственных границ с их диковатым режимом легко усомниться и на Земле прямо сейчас), но и совершенно противоречащим самой природе человеческой, направленной как раз на освоение этой Голубой луны, ведь крайне существенным оказывается физическое сообщение между образовавшимися небольшими поселениями, вмещающими одну, много — две семьи, для разрешения каких-либо кооперативных задач, которые как раз характерны для человечества вообще, а не для какого-либо политического, государственного или национального устройства. Впрочем, помехи в виде границ в этом смысле весьма ощущаются и ныне на Земле, и единственным оправданием их существования на сегодняшний день выдвигаются доводы о суверенном управлении на какой-либо территории. Между тем, издержки, связанные с устройством границ, а фактически — с удобством управления колоссальны как в экономическом смысле, так и в том, что любой режим государственной границы наносит огромный урон прежде всего правам и свободам именно людей. В действительности же режим государственных границ и самое их существование вообще явно противоречит природе человека как существа свободного и обусловлено лишь исторически, то есть без наличия необходимости. А тогда надо признавать, что наличие государственных границ не просто расточительно для человечества, но и недействительно, следовательно: неразумно.
То, что государственные границы являются именно недействительными, существующими не с необходимостью, а также и явным образом обременяют людей, причём, явно неоправданно именно как людей, великолепно видно как на приведённом примере стыковки космических кораблей «Аполлон» и «Союз», так и на статусе и порядке МКС. Все же возражения властей предержащих, что в случае ликвидации государственных границ они не смогут управлять государствами на фоне как раз объективной неразумности существования таких границ, говорит только именно о неспособностях государственных властей в их нынешнем состоянии, о недействительности как раз государств как таковых, но вовсе не о разумности государственных границ, не об их действительности вообще.
Мир коммуникаций
Люди изначально развиваются только и исключительно в качестве таковых лишь в обществе себе подобных. Как тут не вспомнишь известное: «Нехорошо быть человеку одному» [Быт. 2:18]! Для своего развития и даже для простого существования люди нуждаются во взаимодействии друг с другом, а последнее требует интенсивного обмена информацией. И если при компактном проживании, когда до соседей рукой подать, вопрос взаимодействия может быть сведён к непосредственному устному общению, то в ситуации, когда нахождение каждого человека и каждого поселения не закреплено в пространстве, а точнее: когда каждое поселение может поменять своё положение в любой момент, вопрос об информационной связи между людьми становится столь же острым, как и вопрос о создании в месте непосредственного обитания приемлемых для биологии человека условий. Тем более, что специализация людей в силу всё возрастающей сложности их деятельности начинает неуклонно возрастать, а скоординированность действий требуется всё большая и большая при возросшей степени свободы. Ещё несколько десятилетий тому назад замечательный поэт Владимир Башев отметил уже характерную для того времени черту:
Надо отметить, что этот поэт при этом ещё ничего не знал об интернете, хотя он и писал (кстати, это стихотворение было найдено среди его архива уже после его смерти):
Телефонът и телетипът —
продължение на моите нерви.
Аз съм в Куба.
Аз съм в Египет.
Споря с бели.
Прегръщам негри.
Идат топчета бюлетини -
луда нощна литература.
По бурнуси на бедуини,
бели флагове конюнктура,
чисти съвести на другари,
снежен подстъп към Чомолунгма
скачат буквички и сигнали,
вести скачат, безумни и умни.
Совершенно очевидно, что при описываемом подвижном мире кочевников значение средств коммуникации окажется столь же существенным, как и значение речи для развития человека. В противном случае общество перестанет быть обществом, что, в свою очередь повлечёт и деградацию самого человека как человека. Как бы это парадоксально ни звучало, но отсутствие фиксированного места пребывания каждого человека сделает людей никак не более разобщенными, а совершенно напротив: потребует связать их воедино постоянной связью. В ситуации, когда люди перестают быть связаны в пространстве, они должны будут найти способ связываться иным путём. Вот тогда и выступит на свет божий реальная ценность как самой по себе информации, так и каналов её передачи.
Некоторые признаки такой ситуации мы наблюдаем уже вокруг себя в наше время. Давайте обратим своё внимание на устойчивый интерес как врагов, так и друзей свободы именно к пространству интернета, не признающему никаких государственных границ, на специальные, весьма неуклюжие и окказиональные, но спешные и порою лихорадочные попытки регулирования именно средств связи, на особенную охрану обмена информацией и её самой. Всего этого совершенно не было ещё каких-нибудь лет пятьдесят назад, хотя теоретически уже тогда вполне можно было себе представить насыщенность отношений именно отношениями информационными. Если же обратить внимание на тексты старейших конституций и законов мира, даже и гарантирующих максимальное количество прав человека, то мы не найдём в них и следа о защите такого права, как право на свободную передачу информации от человека к человеку. А сейчас вопрос об этом, уже сейчас! стоит настолько остро, что в той же мировой, не признающей никаких государственных границ и суверенитетов сети интернет постоянно отмечаются всплески активности по этому внезапно ставшему сверхважным поводу. Судебное предписание не давать доступа к тому или иному адресу в интернете воспринимается не просто как незаконное, а как дикое и дремучее. И ещё более нелепым выглядит мотив такого запрета: защита прав и свобод неопределённого круга людей.
И ведь уже сейчас мы практически позабыли о том, что под словом «письмо» ещё совсем недавно понималось вовсе не электронное сообщение, а документы слали фототелеграммами (и это считалось экзотикой!) и бандеролями. Жители интернета понимают под адресом либо URI, либо IP-адрес, но вовсе не дом и не улицу, а при общении по социальным сетям стало принято время от времени уточнять физическое месторасположение, чего практически никогда не делалось при переписке бумажным способом. Библиотеки, фильмохранилища и каталоги начинают утрачивать своё пространственное значение, перемещаясь совершенно бесконтрольно со стороны всевозможных держиморд из одной юрисдикции в другую. И в отсутствие всемирного заговора держиморд все попытки запретов и ограничений на обмен информацией становятся всё менее и менее эффективными. И именно потому, что право на обмен информацией и на доступ к ней, право на коммуникацию есть неотъемлемое право человека, без которого он начинает так же точно утрачивать свою сущность, как и при лишении любого другого своего права человека.
Несложно при этом понять, что понятие личной информации при такой ситуации перестанет само по себе сводиться к публичным предписаниям. Если говорить точнее, то понятие личной информации будет всё более и более приобретать свои естественные, существующие лишь с необходимостью, а не в силу представления кого-то внешнего для личности, а следовательно, разумные границы: личной информацией станет только та информация, которая именно самой личностью признаётся таковой, а не той, которая указана в тех или иных перечнях неизвестно из каких соображений написанных положительных нормах. В этом смысле публичной окажется лишь защита самой по себе личной информации и её природное содержание, ведь всё то, что не есть необходимым для них как для людей, люди не потащат с собой в дальние просторы только потому, что это исторически и только исторически оказалось традиционно обусловленным на Земле. Сама по себе традиция может объяснять только существование правила, но ещё не оправдывать его необходимость, а следовательно, и недействительность, и неразумность: Was vernünftig ist, das ist wirklich; und was wirklich ist, das ist vernünftig. (G.W.F. Hegel Grundlinien der Philosophie des Rechts oder Naturrecht und Staatswissenschaft im Gundrisse. Vorrede. Berlin, 1821)
продолжение: