Маруся уехала в Испанию «с дурачком богатым», как она его назвала. Может быть, чтобы меня цинизмом пощекотать или же в глаза его так называет. Присылала мне аудио-монологи – на что где цены, где что видела, какие пейзажи, море, та же еда. Такая шустрая. Детей пристроила здесь, а сама уже три недели там, почему-то ведет себя для моих глаз как подгламуренная дива. Пару раз она звонила, но я не люблю говорить по телефону - всегда осадок фальшивости. А монологи-аудио это моё. Я хоть «за базар отвечаю». Вот и Маруся требовала, чтобы я сдержал слово и прислал ей игушку-говорилку, потому что ей в Испании «становится совсем дурно от тупости» тамошней. По нашему уговору я просто обязан ей предоставлять истории о былом без особых дум о спасении отечества (Марусю бы спасти). Как у купцов – слово дал, значит должен выполнить. Вот и я соблюдаю эти правила, хоть я и не купец, а Маруся всего лишь товар («юмор игушенский»).
- А когда ты видел Свету Ш. в последний раз? – спрашивала путешественница. – Твою любовь величайшую.
Хороший вопрос, потому что у меня не осталось фиксации последнего раза. Скорее всего я где-то сталкивался с ней в универе на лестничных переходах. И это было мукой именно величайшей. То был Последний раз в бесконечной длительности. Последний раз размазался на все годы учёбы. Однажды я видел её из окна общаги, как их группа бегала на физ-ре, и она в этом советском трико с повадками трепетной лани (ирония) полусачковала в ленивом беге. Потом я видел, как она разговаривает с нашим старостой у окна, и ей было весело, а мне очень плохо. Я написал много стихов про эти столкновения. «Медуза Горгона», «Стою, болтаю, хохочу. Вдруг вздрогнул – этот взгляд!» - знаю точно, где это происходило, запахи, атмосферу, звуки…
Единственное, на что у меня нет памяти – на одежды, никогда не помню кто во что одет. Я всех вижу как бы без одежд, сущностно. Когда Света Ш. бежала от меня по «тропе Хошимина» - она была в платье, и, по-моему, разукрашенном цветами, что-то нарядное и яркое – ведь она вышла после комиссии собеседования – где решалось поступление, и у нее был пластырь на шее от моего пламенного поцелуя.
А из предметов гардероба я четко помню только сапоги королевы, потому что посмеивался, как Она в них ходит, чтобы не шаркать о голенища – дорогие сапоги мама Ей привезла из Франции. Хотя Маруся подтрунивает, что это «у Неё рефлекс после секретных курсов прапорщиц фсб».
- Ты же такой настойчивый, целеустремлённый, как ты мог отказаться от Светы, когда она сказала, что у неё есть парень? Просто так взять – и не бороться за неё, не понимаю!
- Будучи идеалистом, я воспринял её долгожданное объяснение как последнюю («красную», ха) черту, это было как бы решение с небес. Я вырезАл все чувства и страсти с кровью и мясом, я ликвидировал свою существенную житейскую часть. И тут же почему-то на меня роем налетели девочки («Тебе прислали компенсацию иерархи, кэшбэк и бонус» - сказала Маруся), и мне даже приходилось ограничивать себя в каких-то связях, чтобы читать, читать и читать. Еще я валом писал стихи. Я отказывался от многого – социального и бытового, ради самообразования и самоосознания. Мне было легко сделать любую карьеру, но я замкнулся и устремился выскочить из социальных рамок.
Был еще один памятный эпизод со Светой Ш. (Ша! – батенька), он тоже был Последним разом.
Я поставил спектакль по ранним рассказам Горького, и сам там играл Дьявола. Меня загримировали (и здесь я мог бы рассказать о своих невероятных шузах на огромной платформе - как я их приобрел, но не буду). Всё это происходило в Красном Уголке, куда со студентами пришла и Света в качестве зрительницы. Я заскакивал на чурбак, и среди могил и крестов кричал Писателю: «Ты хочешь узнать, как покойники прожили жизнь?!» - и весь я громыхал и полыхал в образе Дьявола, разукрашенный мазилками девушек. Дьявол поднимал из могил покойников (все они вставали в белых простынях с напудренными лицами и чёрными глазищами, а он заставлял их рассказывать – как они прожили и что творили).
Со школы у меня был хороший опыт участия в разных спектаклях, и еще я с одним учителем после армии в школе ставил спектакли и играл в них. Мне не стоило труда входить в образы («Ты похоронил в себе чудного актёра» - подольстилась Маруся). И я доиграл спектакль в присутствии Светы Ш, зная, что она смотрит и слушает. Наверное, впервые она меня слушала и разглядывала. Я видел, как она молча (как и все притихли) бочком уходила в двери, и успел зафиксировать ее красивый профиль. Тогда родилось невероятно важное мгновение - оно было не то, что прекрасно, оно появилось навсегда, у меня такое впечатление – что в этот момент я её поглотил, её не стало, её больше не было нигде.
- Не понимаю. Как это?
- Я освободился от неё с великой благодарностью к ней и к Той, что стояла за нею, – к Образу невероятной силы.
- А-а-а-а, - на лице Маруси отражалась душевная работа. - Конечно, ты принёс её в жертву своему Пути в одиночестве, ты не был циником, да, да, я уверена…
И она продолжила меня хвалить, возможно, оттого, что ей надоел «богатый дурак».
А я посоветовал выбираться из Испании, от этих Гауди, во Францию, пусть и болотную, но там же еще есть крутые сапоги и политическая подкованность населения. «Тем более, о, Маруся, у тебя есть возможности - и физические, и телесные, и эротические – чтобы переместиться во Францию». Я так ей сказал, чтобы снять напряжение от образа Светы Ш, которой действительно просто нет, у меня не осталось ни одной её фотографии. Мне даже жутковато увидеть её облики как в прошлом, так и в настоящем, не говоря о будущем. Ведь теперь Она, королева, затмила всех, и как бы вышла из Светы Ш, даруя мне то, что не смогла продолжить та…
«Надеюсь, ты называешь Её королевой всё-таки не всерьёз, - пришпилила Маруся. – Ты же иронист и лирик одновременно».
«Я из дела ушёл, из такого хорошего дела!» - пропел я строчку из Высоцкого.
И тут у меня (из меня) выскочили еще две историйки связанные с Последним разом. Ведь Она тоже шла, вся такая «убитая», с чемоданчиком на колёсиках, а я стоял невдалеке и смотрел, наверное, незамеченный Ею. Эта нервная походка, Она в каких-то зауженных к низу джинсах или брюках, такая вся - настроенная на дикую разлуку…