ПРОЧЬ
Йен шёл ей навстречу. Улыбался мягко, высокий, чуть сутулый, стройный, почти худой — и всегда чуть сутулый, будто стеснялся своего роста.
Мягкие волосы волнами, надо лбом непослушная прядь пружинит-волнуется от шагов, от ветра.
Та же морщинка меж бровей, русая короткая бородка, мягкая, как мех. Глаза карие, мягким мёдом золотятся от света. Смотрит, смотрит, тянет руки — обнять, прижать, простить.
Маг всхлипывает, бежит навстречу, спотыкается на больных ногах, но Йен не даёт упасть:
- О, Йени-мал люуу, о...
Он обнимает, как всегда — прижав её голову к своему сердцу. Маг слышит его стук там, внутри.
- О...Йен...
И слёзы текут, текут, текут...
Он целует её в макушку, гладит по волосами, по плечам, шепчет:
- Маллика Агнирин...
В руках любимого — вот где покой. Вот где счастье и свет всего мира.
Маг улыбается, слушая его сердце, и не хочет открывать глаза - зачем?
- О, Йени-мал люуу, мезерими, ваа?
- Пон, Агни-мал, пон, ми люуу!
Что-то больно царапнуло ногу и магу пришлось взглянуть вниз.
Там сидел Кот.
Смотрел на неё двумя красными глазами. Моргнул сначала двумя, потом всеми тремя и стал вылизывать грудку.
- Нет... - болью заныло в груди, - Нет!!
Крик потонул в облаках чёрного тумана.
- Нет... - шёпот надежды, стиснутые пальцы судорожно цепляются за единственного, за того, кто нужен.
За того, кто изгнан. Кого отняли в отместку, чтобы наказать, убили, сослав на пытку. Отняли...
- О... Йен...
И сейчас — его нет. Всё — мираж. Обман, воспоминание и желание. И голод.
Тёмный туман смыкается вокруг светловолосой, растворяя, унося, стирая отнятого из её объятий.
- Йен!! Йен, ваа хасеек! Ваа хасеек, ми люуу!
Упала на колени, закрыла лицо руками, рыдая. Синяя юбка смятыми лепесткам, белые косы, уложены причудливо на затылке большой тяжелой волной — сердцевина. Сломанный цветок во тьме.
Бездна. Опять бездна меж ними, он — потерянный, где-то на тверди, посреди этой огромной и жестокой, как камни пустынь, тверди. Где он? Где ты, милый?
Нужный, как воздух. Как сила. Как прекровь. Как сердце в груди.
Как дышать, когда рядом нет воздуха?
Задыхаться в каждом вдохе, больно, тяжело, голодно.
Мучительно высыхают внутренности, уходят силы из тела, из духа, из сердца.
И виновата в этом — сама. Сама не смогла защитить, остановить, не позволить. Сама!
Сама...
Рене сжалась комком боли.
Обнажённое тело мёрзло, костенело от холода. Паром с губ срывалось последнее тепло тела.
Уснуть навсегда. Зачем жизнь, как жить — если его, его — нет?
Кот потёрся о её плечо. Тёплой шерстью по замёрзшей голой коже.
Тепло.
А ещё тепло было почему-то запястьям и коленям. И больно.
Кот вдруг укусил за плечо, маг вскрикнула и очнулась.
Белое вокруг, белое, давит, душит, держит.
- Пус...ти...те...
Держат.
Белые, крылатые, одинаковые почти. Держат руки, ноги — не дают выпрямить.
Вырваться не получается — большие, сильные.
Маг вдруг поняла, что одежды на ней нет, а лежит она на столе.
Зарычала, закричала:
- Прочь!!
А перед глазами — золотой мёд родных глаз. О, Йен...
Тронул за подбородок, сжал, приподнимая, заставил посмотреть в глаза.
Другой, седой, красивый, крылатый, такой же, как эти.
Покой разливался от его взгляда. Сон, это всё сон. Сейчас проснуться - и всё будет...
Крылатый... Управлять мыслями... Да он же... Усыпляет...
Потянулась вокруг: хоть капельку, хоть крошечку прекрови!
Где? Где?!
О!! Нащупала целый поток, вкусной, золотистой прекрови творения.
Втянула, зачерпнула, захватила сколько смогла — жжётся, щиплется, больно!!
- А-а-а-а-а-А-А-А-А!!
«ЛОЖИСЬ!!» - во всю мочь подумал-крикнул Кир.
Крылатые оглянулись на него и попадали, над их головами порскнуло силой от мага, а потом накрыло заклятием: «Бу-ум!..»
Гулко, низко, с расстановкой и протяжно.
Тяжело сотряслось вокруг, задрожали стены, сотряслись колонны. Сама явь дрогнула.
Кир, стирая кровь с разбитой брови, кинулся к магу по ещё дрожащему полу.
Маг скулила, каталась по столу, царапала себя ногтями. Грудь, живот, плечи - где могла дотянуться.
Кир схватил её за руки, приблизил лицо к её, почти коснулся носом её носа: узнала, выдохнула, обмякла лицом, всхлипнула.
Прижал к себе, тонкую, голую, пахнущую ванилью, дрожащую.
Кир чувствовал её судороги и дрожь. Но он не понимал, что с ней.
Прижалась, обвила руками шею, ткнулась мокрым носом в шею. Он застыл, потом прижал, тёплый, холодную, тонкую
И почувствовал, как от судороги зародилось, как стиснуло, выгнуло, выдавило воздух.
Демон пытался её удержать и удержал.
Обмякла, задышала, всхлипнула-шепнула:
- Больно... Больно...
Укрыл плащом, завернул, закутал.
Взвалил на себя вещи, взял её на руки.
Заметался: куда бежать? Куда тут бежать?! Наткнулся взглядом на седого - он пытался подняться и посмотрел в глаза демону.
Демон услышал его мысли: словно пронёсся по нужным улицам к нужным воротам, открыть... Глаза седого расширились пониманием, и он захлопнул свой разум.
Кир цапнул его за грудки, чтобы вытрясти, вызнать, заставить открыть ворота на свободу, и увидел Юна позади него.
Юн подпрыгивал от нетерпения, взмахивая крыльями и от этого зависая по временам в воздухе.
Юн звал, звал руками и мыслями, и Кир понимал его без прикосновений. Вот чем он заразил демона! Пониманием!
* * *
Из города они вывалились всё ещё на Пустоши. Не через дверь, прямо через стену.
Они бежали по залитым солнцем тропам, белокрылы провожали их взглядами, но не приближались.
Кир слышал их мысли, они этого пугались, удивлялись и закрывались, но некоторые шли за ними ещё какое-то время или летели, чтобы видеть сверху.
Широкую тропу, где они бежали сейчас — Кир слышал в чужих мыслях название «Рамарро-Ла» — ветки деревьев не перекрывали целиком, и примерно посередине, как пробор на волосах, зияла светлая полоса, открытая солнцу и небу.
Возле обочин росла трава на жёлтом, плотно сбитом песке, прыгали солнечные зайчики от листвы.
Подальше, уже вглубь зарослей, стояли дома рамарро, с тропы их видно не было, но Кир теперь знал, где чей дом находился — там жил Лен, а дальше — Гамон.
Будто у тропы стояли метки-указатели.
Тропа изгибалась мягко и плавно, и за каждым поворотом демон ожидал увидеть крылатых, готовых к бою.
Юн то бежал рядом, то взлетал и летел над дорогой.
Он постоянно думал вслух, так, чтобы Кир его слышал.
«Понимаешь, я чую» - странно оказалось слышать голос бегущего: не срывающийся, не задыхающийся, ровный, будто они беседовали, неспешно прогуливаясь по саду.
«От неё» - он показал образ мага, - «Слабо пахнет ванилью, а Раморра пахнет... Пахнет... Золотом, нектаром... Мёд? Ты думаешь про мёд?»
Да, Кир думал про мёд. Так пахнет ему прекровь творения. Золотая, вкусная, лёгкая.
Мёд... Кир остановился, едва не вбежав в облака.
Он даже голову поднял, чтобы посмотреть на небо. Стена перед ним выглядела так, как будто облачное небо вдруг встало на дыбы и упёрлось в твердь одной стороной.
Серые лохмы облаков торчали, словно вата, словно пух из хлопковых коробочек. Там, где солнечные лучи падали на эту вату, она неожиданно белела, как самый свежий снег.
- Ну и куда дальше? - Кир обернулся к белокрылу.
Тот взволнованно оглядывал небо и верхушки деревьев, крыши башен, видневшиеся неподалёку из-за зелени.
- Нас догоняют... Похоже, мне придётся остаться, чтобы они не гнались за вами.
Юн сказал это вслух. Кир понял это, как знак величайшего доверия.
Юн услышал его мысли. Демон и Крылатый обнялись, пожали руки.
Юн думал о том, что приобрёл брата-демона, Киру вдруг стало тепло, будто его обнял кто-то родной, безопасный, домашний.
И он знал, что Юн это почувствовал. И порадовался, что его чувство другой понял полностью. Это было неожиданно и... немного про счастье.
Демон обнял крылатого, неловко, неудобно обхватив его одной рукой за плечо. Взглянул в его лицо. Юн улыбался, моргая внезапно заслезившимися глазами.
Мгновение — и Юн оглядывается на небо, на демона, долго смотрит на спящую в его руках, вздыхает и выталкивает их прочь из города.
Сам оборачивается к настигающим его собратьям, показывая им то, что они хотели от мага и её возможного ребёнка.
Показывая им магию.
* * *
Кир оказался посреди Пустоши.
Валил снег, порывами завывал ветер. Снег сыпался на его плечи и шляпу, ветер задувал холодными струйками даже под плащ, к самому телу.
После бега и солнечной благодати Рамарро, этот холод и этот ветер казались особенно холодными и совершенно несправедливыми.
А вокруг - ровная, как стол, и совершенно пустая снежная скатерть. Края её теряются в снежной круговерти.
Кир обернулся, повертелся вокруг себя, оглядывая место, куда их вывели.
Заходили они явно откуда-то из другой местности. Там были травяные копёшки, кое-где торчали из-под снега тонкие веточки кустов, а на горизонте появлялись иногда, проступая сквозь затихающее дыхание метели, вершины гор.
Здесь ни гор, ни травы видно не было.
Куда идти? Чтобы знать, куда идти, нужно знать, где ты находишься.
Кир вздохнул, прижал к себе мага и шагнул. Дорога начинается с первого шага.
Эх, оглядеться бы! Да как тут оглядишься - ни кочки тебе, ни горушки...
И Кир догадался.
Снял плащ, шляпу, завернул мага ещё и в своей плащ, уложил в сугроб. Белое на белом почти потерялось, виден был только серый её плащ да его, когда-то бывший чёрным.
Ничего, если не надолго - то ничего. Не засыпет. И замёрзнуть не успеет.
Кир выгнул спину, зарычал, прорывая в эту реальность ещё крыльев. Крылья тут, в яви, были, но самым краешком — маленькие, как у ребёнка - такие удобно прятать под одеждой или иногда, усилием воли, скрывать их из реальности совсем.
Чтобы взлететь, Киру нужны были настоящие, сильные крылья.
Сколько лет он пробыл на Тверди! Но летать не умел. Демон хмыкнул. Жизнь заставила только теперь.
Столкнула с летунами, и пришлось свои крылья отращивать, осваивать.
Демон зарычал, напрягся. С хрустом рвалась кожа, раздвигались мышцы и прорастали кости. Это оказалось больнее, чем их ломать.
Оооо! Наконец, демон смог взмахнуть большими, красновато-чёрными и перепончатыми крылами.
Ветер сразу упёрся в них и потащил неумелого летуна по снежной равнине.
Кир кувыркался, цеплялся за снег и землю руками и ногами, когтями вцеплялся и только молил великого Рогатого: «Не сломать крылья! Не сломать!»
Наконец, он смог их сложить, прижать к спине.
Отдышался, лёжа, вцепившись сведёнными руками в ледяную землю под взрыхлённым сугробом. Осторожно поднялся, согнувшись, пару раз вздохнул и выдохнул, распахнул крылья, оттолкнувшись, и взлетел.
Я лечу!! Лечу!!
Восторг вскипел, опьяняя, и тут же погас испугом: ветер валил к земле, кружил и бил, Кир взвился выше, ещё выше, сделал круг, с трудом, усилием, напряжением многих мышц удерживая крылья, которые ветер так и норовил вывернуть.
На втором круге сердце ёкнуло: показалось?! Нет?! Всмотрелся. Нет! Не показалось!
Из снежного месива проступали тёмными тенями башни на холме.
Город? Похоже на то. И не так уже и далеко — дойдут.
Кир посмотрел вниз, собираясь снижаться... И похолодел.
Он не видел поверхности. Равномерно белое ничто, как внутри облака или внутри сна. Туман. Белый, ровный. И ветер прядями метёт то туда, то сюда, то закручивается, и не угадать, куда дунет дальше.
И где маг?!
Приземлиться ровно не вышло - швырнуло ветром по земле, смяло, поволокло и закрутило.
Демон упирался всеми четырьмя лапами и пытался сложить, притянуть, прижать к спине крылья.
Выходило плохо.
Демон рассвирепел и со злости вывалился в полный облик. Почти бескрылая громада легко противостояла ветру, Кир, тяжело передвигая копыта, пошагал, тщательно, согнувшись, глядя себе под ноги — не раздавить бы, не дай Рогатый!
Рогатый не дал.
Маг была там, где он её оставил. Снег не таял на её лице, заметал её целиком. Кир принюхался - нет, она была тут.
Она всё ещё была тут.
Он поднял её, подобрал вещи и пошёл, тяжело ступая в метели, к башням, к городу.
К шансу ещё раз её спасти.
Продолжение будет тут