К Марфе Семеновне сын с невесткой по зиме перебрались - ремонт у них в недавно купленном жилище глобальный затеялся. Жилье в кредит молодежь взяла и вот ремонтировали теперь.
Живут втроем. Марфа Семеновна смирилась, конечно. Так-то давно привычная она в одиночестве сидеть. С работы приходила себе и отдыхать начинала: радиоприемник слушать, котов гладить и всякое рукоделие вязать. А тут молодые на ее голову. Сын-то еще родной человек, а вот невестка Лидочка - с ней сложнее. Отчего-то почесуху вызывать невестка при совместном житье начала. То волосьев всюду своих набросает, то лифчики на двери развесит. И на кухне кавардак еще разводит - в раковину чашки грязные ставит, а вымыть и не задумается. “Где погадит, - думала Марфа Семеновна про Лидочку, - там и штаны оставит. И как с ней Сереже живется? Бедный мой мальчик. И я нынче бедная”.
Но как-то живут. И месяца два-три им еще так надобно продержаться.
Приходит однажды Марфы с работы пораньше - давление скакнуло. А Лидочка дома сидит. На диване валяется, журналы почитывает, калачи маковые трескает.
- А ты дома чего это, Лида, прохлаждаешься,- свекровь удивляется, - в самый разгар рабочего дня? На хворую ты не шибко похожая.
И капли себе лечебные Марфа капает в рюмочку. Она-то, вот, мол, хворая.
- А я, - Лида отвечает, - уволилась. И отныне дома надолго засяду. Мы, Марфа Семеновна, беременные. Второй месяц положению пошел.
И на живот пальцем себе указывает.
А Марфа руками всплеснула: вот, мол, новости! Бабкой скоро сделают, получается. Но уволилась-то к чему? А ссуда с ремонтом? А декретные? И что это за мода такая пошла - чуть беременность завяжется, так сразу и домой сидеть бегут?
- А меня, - Лида говорит, - тошнит что-то временами. А как работать-то, ежели тошнит? Никак не можно. Транспорт этот, опять же. Там все люди с насморками, кашлями и еще какой-то ужасной заразой. Локтями пихаются и места никто не уступит. Мы с Сережей считаем, что нам важнее мое отличное самочувствие. И дитя чтобы здоровенькое вылупилось. А сейчас уже снова тошнить начинает - вы мне тут своими сердечными каплями надышали.
Марфа из комнаты и выскочила. И еще себе лечебного разного накапала.
Вечером Сережа пришел. Яблок авоську с собой тащит. Для Лиды, видать, старается. А Марфе Семеновне обидно сделалось: про беременность не рассказывал, планами не делился. Будто далекие они с сыном друг другу люди.
- Отчего же, Сережа, - спрашивает она, - ты мне про пополнение не рассказывал? Я бы, глядишь, пинетки села вязать. И Лиду не трогала сильно на предмет посуды грязной и лифчиков раскиданных. Сдерживалась бы как-нибудь. Хоть и сложно это. Сцепила бы зубы и выдержку тренировала.
- А это Лида против обнародования выступала, - Сережа отвечает, - сюрпризом хотела новость преподнести. Чтобы приходишь ты к нам в новое жилье однажды. А там уже наш пострел бегает, “бабонька пришла” кричит. Вот хохоту было бы. Такой вот сюрприз хотели.
- Хороший сюрприз, смешной. А уволилась к чему Лидочка, - Марфа Семеновна интересуется, - это-то ведь и вовсе ни к чему. Вам денежки сейчас очень нужны - и на ссуду, и на малыша грядущего. Ремонт, опять же.
- А я настоящий мужчина, - Сережа плечи расправляет, - и не позволю любимой женщине по автобусам тошниться. Через страдания на работе сидеть. Пущай-ка дома сидит, музыку с радиоприемника дитю включает и яблоки ест. А я вторую работу отыскал - начну по выходным вагоны разгружать. Как-то выдюжим. А коли совсем тяжко станет - на третью устроюсь.
А Марфа плакать ушла украдкой. Жалко ей сына Сережу. И сама ведь она когда-то беременной была. Но работу не оставляла - трудилась до последнего. И все окружающие женщины так поступали. Хоть и тошнились по разным автобусам. И люди с чиханьями и другой заразой там отирались. А из декрета сподручнее на знакомое место выходить.
Поплакала Марфа Семеновна от всей души над превратностями судьбы и спать легла.
А среди ночи слышит вдруг - дверь входная хлопает. “А не грабители ли?” - думает она. И выскакивает на лиходеев поглядеть. В руках веник держит на всякий случай. А это не квартирные воры, а Сережа пришел. В руках авоську с апельсинами держит.
- Лидочке, - говорит он, - апельсинов приспичило. Беременная-с. Пришлось в ночной магазин нестись. Такая вот причуда у моей супруги.
А Марфа Семеновна за голову хватается.
- Сережа, - кричит она уже и веником машет, - вернись быстрее в разум! Неужто до утра Лида терпения не поимела с апельсинами? Да что же это творится! Заведут зародыша миллиметрового - и давай кровь из окружающих пить! Ах, не было такого ранее! Ох, весь мир перевернулся! В три часа ночи мужика по гастрономам гонять!
И Лидочка тут вышла на крик. Вышла, зевает и на апельсины без особого аппетита смотрит.
- Сережа, - говорит она, - а мороженое где? Я мороженого просила. А ты апельсинов натащил. Вечно ты такой - не слушаешься меня.
А далее, конечно, сцена произошла. Марфа на себе ночную рубашку дернула, плачет, Сережу призывает в разум вернуться. Лидочка апельсин ест и хнычет. А Сережа бегает, чемоданы собирает, уезжать собирается прямо в ночь.
В итоге, конечно, спать легли все. Но обстановка в доме тяжелая происходит. И на сколько оно продлится - то большая неясность. И ремонт застопорился - денег на него не хватает категорически.