К октябрю месяцу 1944 года военно-политическая обстановка на Балканах решительным образом изменилась в пользу Советского Союза. Бывшие союзники фашистской Германии Румыния и Болгария, повернув против неё оружие, вкладывали всё большие усилия для разгрома нацистов. С выходом Красной Армии к границам Югославии и Венгрии создалась реальная угроза коммуникациям Вермахта из Албании и Греции. Гитлеровское командование под давлением обстоятельств начало отвод своих войск на север.
В сентябре активизировалась Народно-освободительная армия Югославии. Югославские патриоты наносили по оккупантам весьма результативные удары. Им удалось освободить от них и удерживать ряд районов страны, в которых устанавливалась власть народно-освободительных комитетов.
Вермахт имел на территории Греции, Албании и Югославии две группы армий: "Е" и "Ф". В восточных районах Югославии дислоцировалась армейская группа "Сербия", входящая в состав групп армий "Ф". Всего к концу сентября 1944 года в Югославии находились 14 полных и 8 неполных дивизий Вермахта, в которых насчитывалось 270 тысяч человек. Наличными силами фашисты намеревались сколько можно удерживать в своих руках контролируемые ими стратегические пункты. Кроме перечисленных в районах Бачка и Баранья находилось пять венгерских дивизий, а также помимо этих сил в распоряжении нацистов были местные коллаборационистские формирования: чётники Михайловича, усташи и домобранцы Павелича, сербская государственная стража Недича и белая гвардия Рупника, насчитывавшие 270 тысяч человек. Сокрушить эти значительные силы, обладавшие к тому же преимуществами в техническом оснащении, особенно в артиллерии, танках и авиации, и окончательно освободить страну от оккупантов можно было только при помощи советских войск, видевших в этом свою интернациональную обязанность, братский долг по отношению к славянским народам Югославии. Патриоты страны нуждались в неотложной военной помощи. С просьбой о такой помощи председатель Национального комитета освобождения Югославии и Верховный главнокомандующий НОАЮ Маршал Броз Тито обратился в Ставку ВГК ещё в начале мая. В начале сентября он снова обратился в Государственный Комитет Обороны СССР с просьбой ввести советские войска в Югославию с целью разгрома немецко-фашистских оккупантов. В этом же месяце во время переговоров в Москве Броза Тито со Сталиным было подписано соглашение о вступлении крупных соединений Красной Армии на территорию Восточной Сербии, чтобы совместно с войсками НОАЮ освободить восточные районы страны и Белград.
Начало Белградской операции планировалось на 13-14 октября 1944 года. однако события вынудили начать её раньше. Стремясь помешать сосредоточению советских войск для наступления, гитлеровцы 25 сентября нанесли сильный удар в излучине Дуная, создав серьёзную угрозу нашим частям, находившимся на Задунайском плацдарме. Чтобы не потерять его, а вместе с ним и выгодную позицию для развития наступления на белградском направлении, командующий 3-м Украинским фронтом Маршал Толбухин решил, не дожидаясь сосредоточения всех сил 57-й армии, 28 сентября нанести контрудар и во взаимодействии с 75-м стрелковым корпусом уничтожить противника. Наступлением 57-й армии 28 сентября фактически началась Белградская операция.
Утром 3 октября советские войска совместно с ударным батальоном Банатской оперативной зоны и партизанскими отрядами вступили в город Ковин, расположенный на берегу Дуная. Утром 6 октября после короткой артподготовки ударная группировка 2-го Украинского фронта и 1-й румынской армии перешла в наступление на Дебрецен. В то же время наступление войск 3-го Украинского фронта на столицу Югославии развивалось довольно успешно. В это время нарастала необходимость наращивания усилий на левом фланге 2-го Украинского фронта в направлении южных районов Венгрии. Наступавшая здесь 46-я армия могла это сделать лишь за счёт перегруппировки 10-го стрелкового корпуса. И такое распоряжение поступило от командующего фронтом. Соответственно командарм отдал приказ корпусу к 16 октября 1944 года сосредоточиться в 25 километрах юго-западнее города Сегед.
Фронтовая разведка и контрразведка, полковники Данилов и Болдинов, старались налаживать тесные связи с местными партизанами. Начальники подразделений, захватившие плацдармы на Дунае понимали, что подступиться к этой реке трудно, ведь широченный Дунай с разгона не проскочишь. А обещанные комкором средства всё ещё на подходе.
- Выход один, Сергей Андреевич, - говорил начальник разведки полковник Болдинов, - воспользоваться предлагаемой югославскими партизанами помощью в сборе местной переправочной утвари. Тем более, что войскам не привыкать форсировать реки на подручных средствах...
- Ну, что? Идём договариваться, тогда? - Данилов был настроен по боевому и перспектива взять с войсками ещё одну европейскую столицу его вполне устраивала.
Партизаны проявили большую расторопность в розыске лодок, сооружении плотов и ведении разведки. Комдив приказал, не теряя времени, начать форсирование Дуная на собранных средствах из района западнее населённого пункта Старчево. В ночь с 8 на 9 октября отсюда через реку устремился 309 стрелковый полк, а 14 октября войска 57-й армии и 4-го мехкорпуса совместно с частями Югославской народной армией начали штурм Белграда. В ночь на 15 октября в район Ритопек переправился 312-й стрелковый полк и начал наступать на столицу Югославии. 16 октября из района Панчево осуществил переправу 306 стрелковый полк, разгромив в районе Мареево 287 -й караульный полк противника, он устремился к юго-восточной окраине югославской столицы. 20 октября 1944 года войска 3-го Украинского фронта совместно с частями НОАЮ завершили освобождение Белграда.
А на Севере в это время шло наступление на Киркенес. Оно началось ожесточённым боем 131-го стрелкового корпуса за город Тарнет. Это было утром 22 октября. И хотя путь на Киркенес был сильно заминирован, а подвесной мост через фьорд взорван, что замедлило продвижение наших войск вперёд, они не остановились. Где гранатами, где автоматами и штыками воины метр за метром прокладывали себе дорогу к Киркенесу. На третьи сутки, 25 октября, утром наши передовые части вошли в город. Ещё рвались на его улицах снаряды, немцы вели бешеный огонь по нашим танкам, казалось, горевшие здания вот-вот рухнут, а генерал Мерецков уже въехал на "виллисе" в разрушенный город. Когда смолкли выстрелы и установилась тишина, отмечал Кирилл Афанасьевич, на глазах которого всё это происходило, стали появляться жители, они радостно встречали советских воинов. Трогательно было видеть, как обычно сдержанные северяне со слезами на глазах обнимали своих освободителей. Девушки окружили вниманием и заботой наших раненых бойцов, юноши помогали им добираться до госпиталей.
Ночь Мерецков провёл спокойно, а наутро, когда наконец проснулся, узнал, что ему присвоено звание Маршала Советского Союза, и первым его поздравил Сталин.
- Чем занимаетесь, Кирилл Афанасьевич? - раздался на другом конце провода его далёкий голос. - Хочу поздравить вас сердечно и горячо с высоким званием маршала! Видимо, нам следовало дать вам это высокое звание раньше, в январе сорок третьего, когда вместе с ленинградцами вы успешно провели операцию "Искра" по прорыву блокады Ленинграда. Но, как говорят в народе, лучше поздно, чем никогда. Желаю вам новых успехов!
- Спасибо, Иосиф Виссарионович, я тронут вашим вниманием! - Мерецков ощущал глухие толчки сердца. - Фронт наращивает удары по врагу, на днях мы завершим операцию.
- Это будет для меня подарком! - отозвался Верховный.
Мерецков растрогался. Едва закурил, как снова заголосил телефон. Он снял трубку и услышал чей-то голос:
- Кирилл, дорогой мой человек, ты стал маршалом, чему я рад до слёз...
Этот голос Кирилл Афанасьевич слышал не раз, но чей он, вспомнить не мог, а неизвестный басовито продолжал:
- Знаешь, я в твою честь даже выпил стакан "наркомовской" и едва не пошёл в пляс. Ты понял, как я тебя люблю, Кирилл?
У Мерецкова вырвалось:
- Кто говорит? Я плохо вас слышу?
Слышал он хорошо, но ему было не по себе, что не знал, кто держит трубку на другом конце провода.
- Кирилл! Я тот, кого ты назвал "ледовым моржом", когда вернулся из Испании и мы пили у меня дома шампанское... Да, славы у тебя на десятерых...
- Папанин! - воскликнул Мерецков, прервав его на полуслове. - Спасибо тебе, Ванюша, за добрую память! А вот славы у тебя, дружище, побольше, чем у меня. И, пожалуйста, не прибедняйся. Ты дважды герой Советского Союза, адмирал, доктор географических наук, да ещё уполномоченный ГКО по перевозке грузов на Севере! У меня аж дыхание перехватило, когда перечислял все твои должности и звания. Опять же, Ванюша, ордена у меня есть, но такого ордена, как у тебя, к сожалению, не имею - ордена Нахимова! Ты вдоль и поперёк исходил Северный полюс, жил там, а я прошёл лишь от Мурманска до Киркенеса, правда, под огнём... Ну а тебе ещё спасибо за то, что помог в перевозке грузов для фронта.
Были Мерецкову ещё звонки, но дороже других было поздравление от Жукова.
В Лохнееми стояли сухие по-осеннему хрустальные дни. В кабинете заместителя начальника разведки рядом с радиоотделом штаба дивизии особого назначения Ольга сидела с раннего утра и переписывала сводки для передачи их в подразделения с офицерами связи. Их сегодня была целая стопка, но дело шло плохо, Ольга щурилась, часто вытирала платком глаза. Боль и резь не проходили, так же как и туман, стоявший в зрачках уже сразу после пробуждения. Сказалась ещё одна бессонная ночь, Тихонова в последнее время плохо спала. Чудовищное нервное напряжение не давало ей покоя и возможности полноценного отдыха, а тут ещё Василий повадился часто захаживать в медсанбат. Крутится возле польки Гражины, ходит с ней под ручку и в обнимку по городку, а Деев, как Ольге показалось, явно ревнует. Он стал не в себе последнее время и Тихонова не могла этого про себя не отметить. Их состоявшийся разговор о работе на границе после войны, она считала лишь предлогом Алексея, чтобы уйти от серьёзного разбора отношений. А, надо ли? Вот и сегодня пришёл в их комнату под утро, тихо прилёг на кожаный диван у окна и сразу уснул, в отличие от неё, которая не спала и ждала его не смыкая глаз всю ночь, а потом так и не смогла толком заснуть.
Глаза слезились всё больше, голова стала болеть и заломило виски. Ольга резко поднялась, сложила переписанные донесения в приходную книгу для курьеров, закрыла на ключ в сейфе документы, только что принятые и ещё не обработанные, а сама вышла на воздух. Она оправила свою гимнастёрку, развернула плечи, потянулась, расправив ладони к солнцу, которое нежаркими лучами касалось макушек сосен и елей, посмотрела в сторону палаток медсанбата и, сперва робко, а потом всё увереннее, зашагала в его сторону.
Пани Гражина была на месте и занималась уборкой рабочих поверхностей, мыла и протирала столы и скамейки. Когда вошла Ольга, она лишь бросила на неё мимолётный взгляд, но никак больше не среагировала. Тихонова остановилась у входа, не зная с чего начать разговор, который уже назрел.
- Вы, сильно заняты? - спросила она.
Гражина в ответ пожала плечами.
- Чем я могу помочь? - переспросила она, и Ольга растерялась.
- Я плохо сплю и голова сегодня не в меру разболелась, напряжение какое-то в теле... Может быть, что-нибудь дадите мне из лекарства?
Гражина бросила свои занятия, вымыла руки над тазиком и подошла к Ольге.
- Что с глазами? Слезятся? - сразу спросила она, взглянув на связистку.
- Да, есть немного...
- Это, даже много. Я сейчас, - и она нырнула в соседнее помещение, отгороженное плотным пологом.
Через пару минут Гражина вышла оттуда и принесла бутылочку с жёлтыми каплями.
- Это витамины для глаз, - пояснила она, потом взяла вату, намазала Ольге веки, стараясь попасть в зёрнышко. - Не щипит?
- Защипало, чуть-чуть...
- А теперь подержи, - Гражина отдала Ольге вату и внимательно на неё посмотрела. Та прижала к правому глазу эту примочку, а сама стояла и едва не всхлипывала от душивших слёз. - Ты в порядке? Может, беременна?
Ольга вся похолодела.
- Нет, я ничего не чувствую, - тихо ответила она и убрала с глаза вату с витаминами. Она сейчас смотрела на Гражину глазами, полными просьбы, разрешить её волнующий вопрос, и Новаковска вдруг выпалила.
Она повернулась к висевшему на входе зеркалу, оглядела себя, натянув при этом халат на талии, повернулась к Ольге:
- А я чувствую... Не видно? - спросила она с улыбкой.
- Чего, не видно? - не поняла Ольга.
- Живота, говорю, не видно? - и она ещё больше натянула на талии свой халат.
Ольга стала приглядываться, но округлости Гражины были известны всем и рассмотреть что-то через них, было сложно. Ольга отрицательно мотнула головой.
- Да, ещё пока нет, только четвёртый месяц пошёл... Ну, а потом - быстро стану полнеть, - и Гражина засмеялась.
Ольга тут же подсчитала, если это так, как говорит эта пани, то она залетела именно в то время, когда они ещё вместе с 46-й армией были в Молдавии в июле месяце, значит... значит от сердца уже отлегло. И Ольга с облегчением вздохнула, а потом робко спросила:
- А, кто отец?
- Не знаю, - и Гражина удивлённо посмотрела на Тихонову. - А разве это теперь так важно? Главное, что нас уже двое, - и она ласково и нежно погладила свой ещё маленький животик. - Ты хочешь спросить про Василия?
- Я хотела у тебя про мужа спросить, - и Ольга опустилась на скамейку у входа в палатку.
Гражина вопросительно посмотрела на неё, потом села рядом.
- Он говорит, что я напоминаю его маму, особенно когда пою. Рассказывает, что его дед тоже когда-то знался с полькой и у него была внебрачная от неё дочь, то есть мама твоего мужа могла иметь сестру по отцу, там, в Польше. Понятно? А потом полковник он настоящий, серьёзный мужчина, а я... Как это по-русски - бесстыжая девка! Ничего общего с ним и быть не может. Вот и Василий ходит теперь, чёрный, как туча, после того, как я рассказала ему про будущего ребёнка. Но, ведь если я нужна кому-то, то и мой ребёнок будет не помеха, это так?
Ольга смотрела на неё и не знала, что сказать, она лишь чувствовала какую-то недосказанность и некоторую неловкость в ответах Гражины, но уже одно то, что ребёнок зачат был до того, как Алексей узнал о её существовании - было успокоительно. Тихонова даже с каким-то внутренним сочувствием посмотрела на эту польку и ей захотелось по-дружески помочь, тем более, что девушка осталась без моральной поддержки со стороны сестры, которая ещё долго пробудет в таллинском госпитале.
- Я могу поговорить с Васей, тем более, что мы давно с ним знакомы, ещё с Сибири. Хотите? - спросила Ольга и положила свою ладонь на коленку Гражины.
Та улыбнулась, но ничего на это не ответила, лишь попросила:
- Иди уже, мне пора к больным, процедуры...
Ольга вышла из палатки и почти бегом побежала обратно в штаб. На стол она выложила неразобранные бумаги в тот момент, когда вошёл мрачный, как всегда, Антонов.
- Где Чернов? Он был сегодня здесь? - громко спросил он, так, что Ольга вздрогнула.
- Они ещё с вечера договорились ехать с Гераленко в Мызу Кумна, - ответила она и встала перед генералом, немного вытянувшись.
- Почему не доложили? Что там?
- Они приехали поздно с позиций, были у сапёров... А поехать решили в бывшую школу "Бюро Целлариуса". Там в этом здании после освобождения городка под Таллином, обнаружили следы поспешного бегства абверовцев. Я вам уже докладывала это сообщение Гераленко, что в одном из сейфов они даже забыли список обучающихся шпионов, а в ящике стола - пакет с их фотографиями...
- Помню, дальше что?
- Вот, позвонили им вчера и рассказали местные чекисты, о том, что сторож школы из местных жителей, вспомнил, как в последние дни в школе оставались курсанты только из эстонцев, и как их потом отправили в филиал, другое здание... То есть, у "Бюро Целлариуса" есть ещё одно логово. Адрес уже там известен, его определили по рассказам местных жителей, и Гераленко с Черновым поехали туда с утра, обследовать это здание. Вдруг, что ещё там найдут?
- Филиал "Бюро" - это серьёзно! Тем более, что задержать никого из абверовцев чекистам так и не удалось, - Антонов на секунду задумался, а потом добавил: - Вызови мне Алексея, он сейчас в первой роте мотострелков, принимает пополнение, и пусть едет сюда. Мы тоже отправимся в Мызу Кумна, и всё на месте там посмотрим. Выполнять!
Антонов вышел, а Ольга, так и не закончив свои текущие дела, стала названивать по телефону к мотострелкам.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
