При переправе через речушку Красивая Меча утонул царский бомбардир. И глубины-то было – едва больше метра, а он утонул. Даже кареты и повозки переправляли, не выпрягая из них лошадей, лишь подстраховывая канатами с отвального берега. Одна из лошадей, на которых передвигался царский отряд, испугалась плывущей мимо коряги, дёрнулась в сторону и провалилась в омут. В считанные мгновения на поверхности осталась только треуголка бедняги. Солдат, растерявшись, хотел спрыгнуть с лошади, но ноги его, обутые поверх сапог в чулки ОЗК, вопреки правилам, были продеты в стремена, запутались в них и не дали всплыть своему хозяину. Лошадь выбралась из омута, но, вместо того, чтобы устремиться на сушу, стала вертеться на месте, словно решая, к какому берегу пристать, пока Незабудько не бросился в воду и не вытащил её за уздцы из воды вместе с утопленником. Откачать солдата не удалось, и его похоронили на высоком берегу этой, в общем-то, тихой речки с таким красивым названием.
Происшествие произвело на Маковея тяжёлое впечатление. Пока хоронили солдата, перед глазами у него стоял веселый, молодой, пританцовывающий от нетерпения, готовый сделать всё, что прикажут, до самоотречения любимый своими подчинёнными, капитан войсковой разведки Серёга Горбатов. И ещё – пятнадцатилетняя девчушка, которая, узнав о смерти и похоронах их спасителя, убежала из карантина, пешком, по незнакомой дороге за пятнадцать километров пришла на кладбище, дождалась, пока закончатся речи и все разойдутся, подошла к свежей могиле, легла на неё и обняла, насколько могла, руками. И так пролежала до следующего утра, пока на могилу, чтобы убрать её, не пришёл церковный служка.
Теперь Владимир Михайлович, покачиваясь в удобном кресле своего экипажа, угрюмо молчал, вполуха слушал, о чем спорили Маслов и Костров с отцом Александром, и вспоминал рассказ Виктора Ледяева об экспедиции в Крым.
------------------------------------------
– Ну, что говорить, – начал свой рассказ Ледяев, прикрыв глаза и прокручивая в памяти события двухмесячной давности. – Серёга вёл журнал, там всё подробно записано. И когда всё успевал!… В общем, сначала всё шло строго по плану. Правда, в начале была самая трудная за всё время переправа. Да! Представляете – через Воронеж! Это потому, что не знали ещё, как с телегами обращаться, как из них паромы делать. Полдня провозились, больше даже. Только к пяти вечера переправились, затем до полуночи график наверстывали. Потом легче было – меньше, чем за час управляться стали. Ну, вот, – на следующий день мы уже в Дон сплавлялись. Тоже на первых порах повозиться пришлось, чтобы от берега к берегу не мотало. Ну, а когда приноровились – так милое дело! Бойцы налегке – по высокому берегу за нами, а мы – как на речной прогулке. До Павловска, вернее, до села, что сейчас на его месте стоит, почти на сутки раньше графика пришли! Дон, я вам скажу, местами пошире Волги в наше время будет, а только раз двадцать колесами в мель зарывались; приходилось раздеваться и за бурлаков работать. Бакенов-то, оказывается, никто не ставит, а где тот фарватер – фиг его знает! Это уже когда обратно шли по более или менее знакомым местам, то реже на мели садились.
– Ну, выгрузились нормально, встали на колёса, отдохнули и дальше по компасу пошли, по бездорожью. Верите, нет – от Павловска, или как его там, до самых Валуйков – ни дорог, ни тропинок, ни полей – ничего! Местами, чтоб не обходить мелколесье – напрямую дорогу прорубали: так быстрее было. До Оскола дошли хорошо, нигде не задерживались больше положенного, и снова тем же макаром, что и по Дону – до Северского Донца. И Оскол и Северский Донец – речки не очень большие, но фарватер видно чётко, так что по ним прошли лучше, чем по Дону.
– Километрах в двадцати, наверное, южнее Изюма вышли из Северского Донца на берег. Место хорошее, ровное, но сплошь мелким кустарником поросшее. Здесь Серёга… Ну… Сергей Анатольевич… приказал капитальную базу строить. Почти двое суток с ней возились. Все деревья на пять-шесть километров в округе спилили. Грунта вынули кубов пять. Да ладно бы просто котлован выкопали, брёвнами накрыли бы и землёй засыпали…. Так нет – Горбатов приказал каждое брёвнышко обтесать, сухого мха между ними натыкать, сверху все заровнять, дёрном заложить, кусты, как было, посадить и водой полить! Но получилось здорово! А бойцы – ну, просто слов нет! С ног валятся, а дело делают. Сейтасанов и Скоробогатый, двое гражданских, что взяли на усиление, подустали, заартачились, было, так бойцы сами пообещали их в Донце утопить, если те скулить будут. В общем, больше половины тех припасов, что с собой везли, оставили там и пошли дальше, опять по компасу.
– Там тоже шли без особых хлопот. Днём видели несколько поселений севернее нашего маршрута, но – далеко, не разобрать – чьи. Короче, особенно-то прятаться и не приходилось. Пару раз, не близко так, показывались какие-то конные, но, завидев нашу «кавалерию», быстро поворачивали обратно.
– Добрались до речки Самара. По ней уже сплавляться не стали – уж очень часто мели встречаются. Если б налегке, на обычной лодке…. Вдоль неё дошли почти до Павлограда. Самого селения не видели (может, там ещё ничего и нет!), сориентировались по излучине. Оттуда двинули на юго-юго-запад к Днепру. Идти стало похуже – пыль, жара…. От свежей воды оторвались, а в ёмкостях попробуй её охладить! Только когда уже подходили к Днепру, стало значительно легче. Километра за три, наверное, почувствовали, что впереди – крупная река, силища! Дон местами даже пошире был, но такого эффекта не производил. А может, это просто потому, что от жары и пыли устали очень….
– По Днепру стали селения частенько встречаться, и Сергей решил идти только ночью и в сумерках. Сколько мы народу понапугали, и когда туда шли, и когда обратно! Туда – своими аккумуляторными фонарями, а обратно и фонарями, и моторами! Народ прямо с ужасом от берегов разбегался, так что в контакт вступать не приходилось, пока по Днепру шли. Километрах в десяти ниже Каховки – там и сейчас какой-то курень стоит – вышли на сушу и пошли на Крым. В пяти километрах от реки наткнулись на колодец, и невдалеке от него ещё одну базу заложили, правда, уже не в земле, а в горушке: нашли пещеру, расширили ее, углубили, потом камнями заложили, как кирпичами. Во-от тут она на схеме помечена!… Сергей опять придумал: чтобы вход выглядел, как всё вокруг, велел камни жидкой глиной обмазать и сухой травой и листвой обкидать. Там где-то с четверть всех припасов оставили, дальше почти налегке пошли.
– Но какая это была дорога, я вам скажу-у! Ни речек, ни колодцев, ни деревьев – одна трава выше пояса, наполовину высохшая! Правда, лошади ели её нормально и воды не так много требовали, как мы боялись.
– Почти три дня до Перекопа шли. Татары на лошадях по два, по три, стали попадаться. Укрыться негде, поэтому опять шли только в сумерках и ночью. Днём находили ложбинку, чтобы поесть и отоспаться. Но, сами подумайте, какой, к чёрту, сон в сорокаградусную жару, в обществе слепней – с воробья каждый! Когда уже подходили к заливу, пошёл дождь. Вот где счастья-то было! Нам потом говорили, что это почти чудо – в эту пору, обычно, дождей здесь не бывает! К вечеру вышли на тракт. Я так думаю – тот самый, по которому наша армия туда-сюда ходила. Да и сейчас по нему изредка ездят – свежие следы телег, лошадей видны. Заметно, что дорогу готовили в своё время капитально: где надо – засыпано, где надо – срыто; в низких местах деревянные водоводы построены; вдоль всего тракта – кюветы, ещё довольно глубокие. Но мы по нему немного – километров десять-двенадцать – прошли, потом свернули, чтоб не наткнуться в темноте на кого. Вот, Сергей его здесь, как автостраду обозначил… А вот тут мы ещё левее взяли от тракта, потому что увидели крепость. Крепостишка, надо сказать, так себе, но это, возможно – по нашим меркам. Судя по историческим справкам, наши армии зубы-то об неё не раз обламывали.
– Крепость мы, посовещавшись, штурмовать не стали, а завернули, как я уже говорил, левее и скоро вляпались в такое болото, что всем в буквальном смысле тошно стало! Такого густого запаха тухлых яиц – сероводорода – я ещё за свою жизнь ни разу не обонял! Тут до нас дошло, что абрисы берегов этих заливов в 1702 и в1985 годах были, мягко говоря, не совсем теми же, а грубо выражаясь – совсем другими. В общем, карту отложили и снова – по одному компасу, благо – телеги наши не тонут. С лошадьми вот только трудно было: то одна, то другая так и норовят в трясине завязнуть. Всю ночь и почти весь день шли по этим болотам. Вешками не догадались запастись, поэтому обратно пробирались почти с такими же трудностями.
– К вечеру вышли на твёрдое место, сориентировались и расположились на отдых в небольшом распадке. Сергей, оказывается, так здорово по звёздам ориентируется!… А-а, чёрт… ориентировался… Он и Исмаилова научил… Да, так вот: отдохнули и пошли в направлении на Джанкой. Минут через сорок от разведчиков сигнал, что впереди, в пяти километрах – большое село. Мы подошли ещё ближе и замаскировались в таком ча-ахленьком кустарнике: боярышник, тёрн, ещё какая-то ерунда колючая. Стали ждать сумерек. В сумерках в село пошли наши разведчики – Сейтасанов и Исмаилов. Исмаилов-то по происхождению – крымский татарин, но по-татарски – как я по-испански. Что вы хотите – родился и вырос в Архангельске, откуда там татарские школы? Правда, до десяти лет, пока бабка жива была, с ней по-татарски говорил, а потом…. Вот, а Сейтасанов – тоже татарин, но казанский, а у них язык различается, говорят, даже больше, чем наш от украинского! А что делать? Делать нечего! Одели их, как положено – в халаты, тюбетейки, на ноги – шаровары и офицерские сапоги без подошв, и они пошли, солнцем палимые!
– В селе они оба прикинулись заиками, чтоб их не раскололи сразу. Быстро наткнулись на людей, те – сразу к ним с расспросами: кто такие, откуда, куда? А они – свою легенду в одну дудку: мол, возвращаемся из русского плена да немного с пути сбились. Ну, то да сё, завязался разговор, пошло угощение. Короче, вернулись они только через четыре часа, уже ближе к полуночи – с конской колбасой, кучей лепёшек, сыру козьего, но – обкумысенные до полусмерти оба! Еле добились мы с Серёгой от них более-менее внятного доклада.
– Оказалось, соли можно было прямо у них купить, хоть вагон сразу. Им сейчас торговать со Степью запрещают, так они впрок заготовили её целые горы. Соль – так себе, не йодированная, без всякого помола – то порошком, то булыжниками; цветом, как раз, на булыжник и похожа. Но на вкус – ничего, есть можно, после обработки, конечно.
– Как увидели они алюминиевые тарелки, кружки, ложки – такая торговля пошла! Чего только не предлагали им за набор: и казаны медные, и бараньей солонины, и халаты какие-то драные, и даже оружие! У них всего два набора в вещмешках было, так они себя там богачами почувствовали. А селенье, надо сказать, бедноватое, даже по современным меркам. Домики один на одном налеплены, в них ни окон, ни дверей не видать, скотины тоже никакой не видно. Одни баштаны вокруг, лебедой в человеческий рост заросшие. Правда, арбузы и дыни там толковые растут. Небольшие, но о-очень сладкие, я таких и не ел никогда! Ну, вот…. Вызвали они своего старшего: мулла – не мулла, но в чалме и в хорошем халате. Тот поговорил с ними о чём-то, взял в руки тарелку, понюхал её, попробовал на зуб, попытался разломить. Потом неожиданно ка-ак трахнет её об землю! Поднял, осмотрел со всех сторон и выдал свое резюме: два чувала соли за тарелку! Представляете? За одну только тарелку – почти шестьдесят килограммов соли! А за весь набор – три чувала! Это почти два наших мешка по пятьдесят килограмм. В общем, объяснили им наши, что знают, где стоят русские, у которых этого добра навалом, и они готовы обменять его на соль. Сказали, что готовы быть посредниками, что могут сделать так, чтобы русские цену не подняли, после чего угостились, как следует, и в лагерь вернулись.
-------------------------------------------------