Путешествие из Романова в Москву
В начале октября, наконец, делегация города Романова отправилась в стольный град за высочайшим позволением на самостоятельное существование новоиспечённого города и придание ему официального статуса.
В состав делегации, кроме Владимира Михайловича Маковея, её главы, вошли: Александр Андреевич Маслов – научный и технический руководитель; Виктор Михайлович Ледяев – помощник главы делегации по общественно-гуманитарным и историческим вопросам и географии; Илья Семёнович Лейкам, советник по медицинским вопросам; Григорий Колодкин, советник по технологическим и производственным проблемам; Фёдор Костров, научный секретарь. С особой целью в путь пустился отец Александр – Александр Евгеньевич Левашов.
На всех этих людей поручик Орлов привёз от воеводы подорожную грамоту, а также бумаги, удостоверяющие, что каждый из них путешествует по просторам государства Российского по государеву делу и имеет право в любой точке этого самого государства рассчитывать на ночлег, провиант для себя, лошадей и своих людей за счёт казны, в чём обязан давать расписку, заверенную собственноручной подписью и приложением личной печати. Ещё Орлов доставил в Романов полтора десятка верховых лошадей и деньги на дорогу, вырученные от продажи нескольких перстней с бриллиантами и женских украшений. Лошади оказались татарские – низенькие, коротконогие, но, по слухам, достаточно выносливые. Деньги же – несколько кожаных мешочков с золотыми и серебряными монетами, выпущенными при разных правителях и государях, – сомнений ни у кого не вызвали. Воевода, узнав что «с Востока воротилась пропавшая, было, царская экспедиция», много вопросов поручику не задавал, тем более что экспедиция направлялась к самому, а уж он, если захочет, разберётся, что к чему. Но, на всякий случай, приказал Орлову и Смолину эту экспедицию сопровождать в Москву и присматривать за нею. Поручики этому поручению только обрадовались.
Охранным эскортом делегации служил воинский экспедиционный отряд поручика Орлова во главе с ним самим и поручиком Смолиным. Отряд усилили пятеро разведчиков покойного капитана Горбатова, переодетых, как и тыловое обеспечение делегации – шеф-повар Наиль Рахмонов и его помощник Потап Куницин – в форму 6-го бомбардирского полка. Всех солдат эскорта вооружили новыми ружьями конструкции Григория Колодкина. Внешне ружья были похожи на старые, но были чуть короче, весили вдвое меньше, заряжались с казенной части унитарным патроном с конической пулей, имели нарезной ствол и прицельную дальность до километра. Кроме этого, царские офицеры высоко оценили то, что штык не вставлялся в ствол, а укреплялся специальным приспособлением под ним и мог служить как коротким мечом для рукопашного боя, так и просто ножом, а с примкнутым штыком можно было продолжать стрельбу. Григорий хотел сделать ружье многозарядным, с магазинной подачей патронов, но Маковей запретил. К октябрю успели изготовить только три десятка таких ружей – мощности мини-домны и полукустарной мастерской оружейника на большее не хватало.
Для всех членов делегации, кроме отца Александра, были пошиты одежды, представляющие собой нечто среднее между парадным одеянием современного воеводы и костюмом дирижера симфонического оркестра из двадцатого века. По заверениям главного дизайнера-консультанта поручика Смолина, такие наряды явного недоумения в свете вызвать не должны. От перстней и украшений, принятых в высшем обществе, решили отказаться. Изготовили только парики по эскизам того же Смолина, так как появление культурного человека на царском приёме без этого нового европейского атрибута могло быть истолковано, как проявление крайнего неуважения к хозяину.
Вся процессия имела солидный вид и была похожа на выезд важного должностного лица с челядью и охраной. Две достаточно вместительные дорожные кареты, запряжённые четвёрками, выглядели если и не парадно, то вполне внушительно. Более чем метровой высоты колёса, снабженные узкими бескамерными резиновыми шинами, в сочетании с автомобильными рессорами и амортизаторами обеспечивали мягкий и практически бесшумный ход. При этом, если первая карета была оборудована только динамо-машиной и генератором для освещения, то в багажном отделении второй был установлен мотоциклетный двигатель с цепным приводом на оба задних колеса. В случае необходимости карета освобождалась от гужевой тяги, к передней оси монтировался рычаг-руль, и в таком виде она могла легко передвигаться по слабопересеченной местности. Кучер восседал на империале в двухместной кабинке под брезентом, натянутым на лёгкий алюминиевый каркас, защищённый спереди ветровым стеклом. Внутри карета представляла собой довольно просторный салон, в котором, после небольшого переоборудования, могли спать пять человек. После приведения сидений-диванов в вертикальное положение посередине устанавливался столик, и внутреннее убранство напоминало железнодорожное купе. Обе двери закрывались герметично, герметичным был и «кузов» кареты, а материал, из которого она была сделана и «водоизмещение» позволяли переправлять её через водные преграды без мостов с полной загрузкой и дополнительным «десантом». «Водоплавающими» были и две крытые повозки с амуницией и провиантом, и даже полевая кухня, снабженная для таких случаев специальными поплавками. Каждым транспортным средством, кроме разведчика, управлял ещё и мужик из последнего демографического пополнения города Романова. За эту, привычную им, работу мужики взялись с большой охотой и рвением, лишь бы их не заставляли постигать вместе с остальными всякие немыслимые премудрости и смотреть на разные «дьявольские» искусы. Но здесь они просчитались, так как Незабудько клятвенно пообещал оставшемуся «на хозяйстве» Шестову, что по возращении бородачи будут свободно читать «Войну и мир».
К концу второго дня пути, когда люди уже привыкли к походным режиму и быту, запомнили, где что лежит, как его оттуда взять и что с ним делать, у Маковея появилась возможность во время ночного привала собрать малый Совет и в последний раз детально отработать «легенду», согласно которой в лесах российского Черноземья появился город Романов.
После ужина все члены делегации собрались в губернаторской палатке. Маковей коротко напомнил о цели визита, о необходимости вести себя хотя бы в приблизительном соответствии со временем, а также о том, что ответы на все возможные вопросы, задаваемые кем бы то ни было, должны быть идентичными у всех делегатов. Если встретится неожиданный или каверзный вопрос, при ответе на который возможно разногласие с остальными членами делегации, его лучше обойти молчанием или ответить уклончиво. Затем Маслов напомнил собственно «легенду»:
– Как вы помните, господа, около ста лет назад наши предки, во главе с тверским посадником Тимофеем Данииловичем Маковеем, бежали от Великой Смуты из России в Сибирь и далее на восток. Через несколько лет скитаний и лишений почти три тысячи россиян достигли Тибета, где повстречали дружелюбный народ уйгурского племени, который и приютил у себя беглецов, дав им немного земли, скота и сельскохозяйственных орудий, которые, кстати говоря, и в ту далекую пору были уже куда более совершенными, нежели те, какими пользовались все известные европейские нации. Русских же привлекли эти места чистым здоровым воздухом, прозрачными водами в многочисленных речушках, обилием рыбы в горных озёрах и отсутствием всякой власти.
Более того, как оказалось, уйгурские мудрецы обладали обширными познаниями во всех областях науки, настолько обширными и глубокими, что самые мудрые из них поняли: человечество ещё не созрело для этих знаний. Знания эти сохранялись, развивались и применялись на практике на протяжении двух тысячелетий только внутри племени, и только самые ничтожные крупицы их, такие, как порох, шёлк, бумага, ещё кое-что случайно просачивались к соплеменникам и соседям-китайцам, и уже оттуда разбредались по всему миру. То, как люди стали применять порох, ещё больше укрепило уйгуров в сознании, что мир не достоин их знаний. Но человек, который много знает, всегда хочет знать больше. Чем больше он узнаёт, тем о большем он хочет узнать ещё.
Именно эта человеческая слабость, а также то, что в результате многовековых внутренних браков племя стало быстро вымирать, и пятьдесят лет назад уже насчитывало не более пятисот человек, а мудрецы испугались, что с последним из них умрут великие знания; именно эти обстоятельства способствовали тому, что уйгуры поселили у себя людей с чужой кровью и стали их учить всему, что знали и умели сами, взяв со старейшин обязательства никому эти знания не сообщать, во всяком случае – пока жив хоть один уйгурский мудрец.
За сто лет уйгуры научили русских таким вещам, что всякий нормальный, здоровый ум в короткое время постичь просто не способен. Перед чужестранцами открылись безграничные просторы математики и астрономии, физики и химии, биологии и медицины. Нас научили выплавлять сталь, искать руду, нефть, золото, строить машины и улучшать породу скота. Нас научили летать и плавать под водой. Мы можем за сотни вёрст слышать и видеть друг друга.
Два года назад умер последний уйгурский мудрец. Те уйгуры, что, по каким-то причинам, знаниями не обладали и были ещё живы, спустились на равнины и нашли себе жён и мужей, с которыми можно было продолжить род. Таким образом, российская община стала свободной от клятвы, данной мудрецам. Большой Совет принял решение возвращаться на родину предков, где, как мы знаем по обрывочным сведениям от различных путешественников, рождается могучее Российское государство.
– Ну, вот, господа, – подытожил профессор, – именно таким образом мы и оказались там, где оказались. Далее можно говорить всё, как было с самого начала, опуская лишь собственно события восьмого февраля и не упоминая о нашем поезде и железнодорожном разъезде.
У меня всё, друзья мои. Думаю, помнить об этом нетрудно. Может быть, вопросы?…
--------------------------------------------------