Последние недели Зое было очень трудно. Даже повернутся в постели было непросто. Петр уже давно спал на сундуке, уступив кровать жене. С приближением срока родов тревога все чаще овладевала Зоей. Сначала она делилась своими переживаниями с мужем, но однажды Пётр отмахнулся от нее:
- Прекрати говорить чепуху! Все бабы рожают, никто беременной не остается, и ты родишь, никуда не денешься!
Зоя обиделась на него, хотя вида не подала, но больше не пыталась рассказать ему о своих переживаниях. Ей казалось, что он разлюбил ее, ведь когда она попросила его потерпеть немного без близости, он обиделся:
- А Лешка рассказывал, что он с Ленкой до последнего дня... И она ему не отказывала!
А потом ушел спать на сундук. Свекровь видела это, но ничего не говорила. Зоя даже чувствовала сначала какую-то вину перед ним, но потом убедила себя в том, что это ради ребенка, а Пётр должен понять это.
Майские праздники выдались теплыми, солнечными, почти летними. Сочная зеленая трава покрывала все уголочки и закоулки, на ее острых кончиках по утрам сверкали капельки росы, покачиваясь под легким утренним ветерком и исчезая только к середине дня, когда солнце поднимется повыше и согреет окрестности. Ивы на берегу уже купали свои молодые ветки в воде, постепенно сбрасывая отцветшие почки с семенами.
После митинга у солдатского памятника в центре села кто-то притащил стол, потом к нему добавился еще один, на которых появились бутылки с наливками, самогоном, тарелки с немудреной закуской: вареной картошкой, солеными огурцами, салом, нарезанным тонкими пластинками, квашеной капустой, мочеными яблоками... Вскоре заиграла гармошка, и праздник вошел в полный свой вид. Слышались песни – то веселые, задорные, даже задиристые, то печальные, со слезами на глазах. Прошло только шесть лет после войны... Гармонист, фронтовик, прошедший полвойны и вернувшийся по ранению в начале сорок пятого, все сокрушался:
- Чуть-чуть не дошел до Берлина! А мои однополчане дошли! И если б не это – он стучал кулаком по протезу на ноге – был бы я в Берлине!
- А может, Федя, в следующий момент уже б и не было тебя! – хлопал его по плечу уже захмелевший сосед. – Так что скажи спасибо, что только ногу тебе подрезал немец!
Гармонист лег щекой на меха гармошки и запел:
- Враги сожгли родную хату, сгубили всю его семью...
Затихли разговоры, многие повернулись лицом к Федору, стали подпевать, и к концу песня уже звучала хором, женщины вытирали слезы кончиками платков, мужчины курили. Но сразу после этой пронзительной песни несколько женских голосов запели «Катюшу», и праздник вернулся к своему настроению.
Зоя хотела пойти вместе со свекровью и Петром на праздник, но не решилась, потому что завтра, десятого мая, по записи в карте она должна рожать. Ей даже казалось, что живот стал ниже, чем был раньше. Она сказала мужу:
- Вы идите с мамой, а я побуду дома. Тяжело мне идти, чего тебе со мной возиться?
Петру очень хотелось идти на праздник, но и оставлять жену одну дома было не по себе. Он решил, что не будет много пить, потому что завтра нужно везти Зою в район, в роддом. Зоя проводила их за калитку и вернулась в дом. Последние два месяца она хотела, чтобы это все быстрее кончилось и она родила, а сегодня вдруг стало страшно. Она успокаивала себя, ведь каждый день рожает кто-нибудь, и она будет одной из них.
Евдокия пришла рано – нужно было управляться по хозяйству, а Пётр задержался дотемна, мать уже стала беспокоиться, где он. Зоя помогла приготовить ужин, снова ушла в комнату, прилегла. За окном уже стемнело, когда скрипнула калитка – пришел Пётр. Качаясь, он прошел в коридор, долго снимал свои хромовые сапоги. Зоя поднялась с постели, поправила у зеркала волосы, отряхнула халатик, направилась в коридор встречать мужа. Евдокия, выйдя к нему, негромко стала выговаривать, что можно было бы прийти пораньше, помочь управиться, ведь все на одни руки скинули! Петр огрызался:
- Имею право! Иван Дудник приехал, поставил бутылку, жениться будет.
- Ну так что ж ? Иван будет жениться, а твоя мать должна сама в хозяйстве копаться! Иди уже – жена ждет!
- А что мне жена? У нее свои дела, у меня свои!
Зоя, услышав эти слова, остановилась н полдороге. Они показались ей такими обидными, что слезы моментально выступили на глазах. Значит, рождение ребенка – это ее дела? А ему до этого нет дела? Зоя вернулась в комнату, снова прилегла на кровать лицом к стене. Она слышала, как Петр вошел в комнату, тяжело дыша.
- Спишь? А я вот пришел! – сказал он громко. – Ты почему мужа не встречаешь?
Зоя повернулась к нему лицом, хотела встать с кровати, но острая боль пронзила все ее тело, перехватив дыхание. Она охнула и снова откинулась на подушку. Петр бросился к ней:
- Что? Что случилось? Мама! – закричал он и бросился из комнаты.
Зоя не могла сказать, откуда пришла боль. Теперь было все спокойно, боли не было. Она села на кровати, еще не понимая, но уже догадываясь, что, видимо, началось.
Евдокия вбежала обеспокоенная:
- Где болит? Часто или редко?
Она склонилась над невесткой, оттолкнув Петра.
- Что ты ей сказал? – прошипела она. – Довел!
Петр стоял, переминаясь с ноги на ногу, не зная, что делать.
В это время боль в низу живота снова пронзила все тело Зои. Она застонала, схватившись за живот.
- Ну, что стоишь? – закричала Евдокия на сына. – Беги в гараж, проси машину, везти нужно в роддом. Только где ж сегодня трезвого шофера найдешь? – добавила она негромко.
- Так завтра ж собирались, - пробормотал Петр, - может, дотерпит? Хмель его наполовину улетучился.
- Меньше говори, а беги, говорю тебе!
Евдокия подошла к Зое.
- Нужно собираться, дочка. – Стараясь говорить спокойно, произнесла она. - Где твое собранное для роддома?
Зоя рукой показала на сундук, где уже лежал узелок с одеждой, которую она отложила специально для роддома. Свекровь открыла сундук, достала вещи.
- Ты, главное, не волнуйся, не бойся. Все рожают, и ты родишь. Вот сейчас Петро с машиной приедет, и поедете. К утру уже с лялькой будешь.