На снимке, конечно, Людмила Улицкая не с Толстым, а с Виктором Шендеровичем, который публично оправдал теракт в Питере, но...
В царстве книг, среди стендов выставки Нон/фикшн (некоторые ревнители с нерусскими даже фамилиями требуют у меня выражаться по-русски), так вот, среди стендов выставки «Не вымысел» у книг слинявшей Людмилы Улицкой вспомнил, что, захватив в 1933 году власть, гитлеровцы немедленно учинили расправу над всем, чем так гордилась немецкая нация. В тюрьмах и концлагерях оказались многие деятели литературы. Будет скоро 90 лет, как 10 мая 1933 года на площади Оперы в Берлине запылали костры. Через неделю появился первый “индекс” – проскрипционный список произведений 131 автора. Через два года в каталоге запрещенных книг числилось уже 5800 авторов! В эмиграции находилось несколько сот писателей – по сути дела, вся немецкая литература во главе со своим президентом Генрихом. Манном. Людмила Улицкая как ученица Льва Толстого (это звание ей присвоили в Австрии) знает об этом, конечно. Но никогда ни словечком не обмолвится – всё страшное творилось с писателями – только в СССР.
Улицкая была удостоена Австрийской государственной премии по европейской литературе. Церемония награждения состоялась в Зальцбурге. Как сообщается на сайте оргкомитета премии, эта австрийская награда впервые присуждается российскому автору, размер премии – 25 тысяч евро, неплохо – почти 20 миллионов рубликов бедной берлинской эмигрантке. В доме памяти Моцарта, состоялось награждение и она закатила огромную концептуальную речь. Вот её квинтэссенция - концентрированно антисоветская: «В жизни каждой страны бывают периоды культурных взлетов и падений. В России конца XIX-го, начала XX-го века наблюдался невиданный культурный подъем - расцвет литературы, живописи, музыки, возникновение новых направлений, стилей, движений. С приходом к власти коммунистов ситуация изменилась. Среди многих грехов советской власти, - ее жестокости к людям, нетерпимости к инакомыслию, манипулирования общественным сознанием, - позабылось и не было до конца осознано еще одно ее качество: ненависть к культуре, вторжение в культурный процесс, стремление деформировать его, подчинить идеологии. Начиная с 20-х годов носителей и создателей свободной творческой мысли высылали из страны, унижали, лишали средств к существованию, сажали в тюрьмы, уничтожали...».
А что было в Германии и оккупированной Австрии, Улицкая после своей борьбы 20-з годов? В марте 1933 года немецкие нацисты начали сожжение книг 313 авторов. Это было официальное государственное мероприятие. Понятное дело, американским или советским писателям – тем более давно уже покойным – от него не было ни тепло, ни холодно. Но как сложилась судьба авторов в странах, где власть взяли нацисты или их союзники? Ну да, мы знаем, что Ремарк – уехал. А менее именитые, тем более еврейские, как сама Улицкая?
Например, австрийский чех Карл Реннер, известный социал-демократ, через пять лет после сожжения нацистами его книг как ни в чём не бывало призывал австрийцев голосовать на референдуме ЗА аншлюс с Германией. После этого аншлюса четверть всех австрийских евреев умерла в концлагерях. Понятно, что об этом в парадных речах не говорят, но зачем лить грязь ТОЛЬКО на свою страну. Было ведь страшное противостояние, ломавшее судьбы людей, толкавщее людей даже на низкое сотрудничество с фашистами! Вот Макс Бартель в самом начале двадцатого века был известен как рабочий поэт левацкого толка. Сын каменщика, сам перебравший несколько рабочих профессий, он горел интернационалом, революцией и рабочим делом. После сожжения нацистами книги Бартеля «Мельница мертвеца» Макс сразу понял, куда ветер дует, и со страшной скоростью «перековался» - вступил в НСДАП, выпустил роман о рабочем-коммунисте, который понял, что коммунистом быть плохо, а национал-социалистом – хорошо. Он работал в пропагандистском издании, входил в кружок пронацистски настроенных поэтов, во время войны был призван и служил на благо Третьего Рейха. Когда советские войска заняли Восточную Германию, Бартелю пришлось скрываться как одном из активных нацистских пропагандистов, а потом и бежать во Францию. После этого он больше никогда не затрагивал политические темы в своём творчестве, предпочитая писать детские песенки и стишки.
Кстати, Улицкая, одно из писем с просьбой подтвердить своё арийство получила шведская детская писательница Лагерлёф. Вообще на скандинавских писателей, как одновременно сильных авторов и явных представителей нордической арийской культуры, Германия возлагала большие надежды. Лагерлёф в ответ не просто запретила публиковать свои книги в Германии, но выступила с рядом разоблачений античеловечной политики Третьего Рейха и стала потом любимым автором в СССР.
Но Улицкая выкидывает такие неудобные куски истории и вопиющие факты, гнёт своё: «Всякая свобода, в том числе и свобода творчества, подавлялась любыми средствами; общество привыкло к страху, он на долгое время стал воздухом времени. Как следствие, 60-е и 70-е годы ХХ века в СССР были периодом исключительно депрессивным».
Да, «исключительно»? Гляди-ка… А расцвет военной или деревенской прозы? А эстрадная поэзия и тихая лирика? А бардовская песня? А взлёт советского кино с полновесными мировыми премиями не 5 пункт и фигу в кармане, а за искусство?! Ничего, по Уликой не было – только диссиденты, воспитавшую её – наследницу Льва Толстого. Так и сказал в своём крохоборском выступлении член жюри Европейской литературной премии Карл-Маркус Гаус: «Уважаемая госпожа Улицкая, дорогие дамы и господа! Русская писательница, которой мы сегодня вручаем Австрийскую государственную премию по Европейской литературе, мастер благородного искусства расточительства. Материал, которого более бережливым авторам, расчетливо распределяющим свои идеи и замыслы, хватило бы на три, четырех произведения, она тратит на одну книгу. Так щедро и широко, что заставляет нас, читателей, все снова удивляться, какой объем мира может вместить одна единственная книга…
Ее большие романы – колоссальные эпические полотна, подобных тем, которые в России создавал не только Лев Толстой, у которого она, возможно, училась создавать персонажи совершенно уникальные, одновременно отражающие эпоху».
Весьма однобоко отражающие, г-н Гаус! Но именно это вам там и нужно.
(Продолжение про Улицкую. – завтра. Еду на выставку).