- Зачем ты вообще взялся за составление карты? – спросил меня Туркиус.
На лице Марципаны я тоже разглядел вопросительный знак. Нужно было отвечать…
- Мне посоветовала грибница.
- Насколько я знаю, достаточно всего лишь добраться до города Имаго и попасть в замороженное шапито. А поскольку там исполняется любое желание, то…
Я сам не поверил, что перебил сейчас Туркиуса:
- Что, если я стремлюсь к чему-то другому?
- К чему же еще можно стремиться? Кроме исполнения желаний?
И Туркиус внезапно усмехнулся, довольно высокомерно, так что у меня даже возникло сомнение в его подлинности. Что, если этот привидевшийся во сне друг даже и не Туркиус, а нечто совершенно постороннее, враждебное и чуждое мне, надевшее на себя его лик, примерно так же, как некоторые игуаны в веселые дни натягивают на свои лапы праздничные перчатки?
- Думаю, да… Стремиться можно и к чему-то еще, - ответил я. Мне пока не хотелось вдаваться в подробности…
- Как ты думаешь, почему я… почему мы с Марципаной тебе снимся? Что, если мы призраки?
- Призраки? Не слишком удачно сказано, - мне стало смешно. – Ты что, умер? Насколько мне известно, ты просто отправился в город Имаго. Нашел замороженное шапито. Исполнил своё желание.
- Но ты не можешь отрицать того, что я - исчез?
Снова эта непонятная ухмылка. Потом она сменилась грустью – словно лик Пьеро вдруг проявился на прозрачном лице Туркиуса…
Мне не хотелось отвлекаться от составления карты… О судьбе моего друга можно будет поговорить и потом… Скажем, в следующем сне?
Меня поддержала Марципана, словно прочла мои мысли:
- Да… Лучше будет обсудить это в другом сне. Всегда успеется. Ты же видишь, - и тут она явно обращалась уже к Туркиусу, причем очень по-дружески (когда они успели познакомиться и стать закадычными приятелями?) – ты же видишь, что его волнует только карта?
Бахрома ее платья, коричневая, плюшево-ворсистая, к тому же источающая слабый аромат корицы, задела мои наплечные колючки. Сон казался таким реальным, несмотря на прозрачность собеседников.
- Я вижу, что его беспокоит воображаемая карта, - угрюмо отозвался дымчатый Туркиус. – Это трудно не заметить. А меня вот, благословенная Марципана, беспокоит другое – почему он, в то время как один из лучших его друзей находится в плену, попав туда из самых благородных побуждений…
- Тебя держат в плену? – перебил его я. – В замороженном шапито?
- Причем здесь шапито?
Туркиус казался раздраженным. Из его ноздрей вдруг вырвались две струйки черного воздуха, что выглядело враждебно и слегка пугало. Он повторил:
- Причем здесь шапито?
- Просто это то, что пришло мне в голову.
- Вот именно, меня захватили в плен отнюдь не сторожилы этой крохотной разноцветной коробочки, будь она трижды замороженной. Всё было не так. Я вызвался помочь одному глыбоеду. Хотел показать ему дорогу в город запрещенного искусства, ну и, слово за слово…
- Ему сейчас не стоит обо всём этом знать, - властно перебила его Марципана. – Туркиус, ты только собьешь его с толку. Сначала пусть закончит одно дело. А уж потом берется за следующее.
- Вот-вот, - мой воображаемый друг не унимался. – Это меня и беспокоит. Он никак не может определиться, кто же он – хроникер календаря, картограф, исследователь психологии оранжерейных грибниц? Путешественник? А то, может быть, и спаситель игуаньего города от неизвестной пока опасности? Кто он? Ведь ты, Марципана, надеюсь, не будешь спорить с тем, что нельзя быть всеми этими личностями одновременно? Быть календарным хроникером и странником? Кому, как не мне, не знать об этом? Вот я, например, всегда был только путешественником. Мне всегда хотелось покинуть игуаний город… и я его покинул в конце концов… безо всякой карты, так скажем. Без карты.
- Просто ему не мешай, - продолжала Марципана. – Иногда, поверь мне, этого бывает вполне достаточно. Не критикуй и не мешай. Разве плохо? Подумай… Ведь после того, как он закончит со своими географическими изысканиями, у нас на руках будет карта! На которой есть всё, что находится справа. И даже слева! На юге и на севере. Насколько я могу понимать, он составляет довольно подробную карту.
И к тому же, должна заметить, Туркиус, одно другому не мешает…Он может составлять карту, одновременно оставаясь игуаньим хроникером. Насколько мне известно, его или уже вернули, или скоро вернут на эту должность. Закончив с картой, он вполне способен стать путешественником. И при этом оставаться, опять же, хроникером, ведь ты же не будешь спорить с тем фактом, что хронику можно вести и в дороге?
- Не знаю, насколько это возможно… - воображаемый Туркиус продолжал сердиться. – Опять же, что особо хорошего в том, что «у нас», как ты выразилась, будет карта? Тем более, не вижу связи между тем, что он окончательно придумает карту, и тем, что она окажется у нас?
- Ну как же? – она начинала злиться. – Ведь мы у него в сознании, разве не так?
- Возможно…
- Так давай не будем мешать ему. Пусть продолжает…
И они замолчали. Кажется, они предоставили слово мне. Ну надо же, в моем собственном сне мне великодушно дают возможность говорить…
- Итак, я могу продолжить?
- Угу, непременно, - буркнула Марципана.
Эти двое – то ли призраки, то ли вмешавшиеся в мой сон неизвестные мне сущности, прикрывшиеся ликами моего друга и птице-человечьей императрицы – они не слишком мне помешали… Стоило им замолчать, четкость вернулась сама собой.
… Я смотрел на свою карту, немного заслоненную, на сей раз, стройными волокнами сбежавших из моря медуз.
На остроконечной шапочке каждой такой рептилии виднелись архитектурные сооружения микроскопических существ, инфузорий и амеб, целые крохотные города с башнями, колокольнями и проспектами для гуляний – всё это было, только очень маленькое.
Почему я об этом рассказываю? Просто однажды поймал такую медузу и рассмотрел, когда она как следует высохла… Они полетают и вернутся в море, но несколько из них сейчас, вот уж точно, заслоняли мою карту.
Впрочем, довольно скоро совсем прояснилось.
Западнее города Игуаны, довольно далеко к западу, я увидел Слепые вокзалы.