Если кто-то смог, значит, и мы сможем
(мы так считали тогда...)
ФЕСТИВАЛЬ ВО ДВОРЦЕ СПОРТА, В ЛУЖНИКАХ
16 мая 1968-го во Дворце Спорта в Лужниках проходил фестиваль студенческой песни, и Скифы приняли в нем участие с песнями "Осень" и "Годы как птицы". Насколько я помню, песня "Осень" заняла одно из первых мест.
Огромность многотысячного мероприятия впечатляла и будоражила. Может быть, из-за этого, разгружая аппаратуру, мы забыли забрать из такси гитары и спохватились, когда машина уехала. Осознав, что произошло, мы впали в оцепенение от леденящего душу ужаса. Безо всякой надежды, просто на всякий случай, я решил выйти на улицу, - бесполезно, и уже собрался уходить, когда заметил приближающееся такси, из окна высунулся таксист и сказал: "Ну вы чего гитары-то забыли, вот мне возвращаться пришлось". Мы соскребли все деньги, которые у нас были, и отблагодарили его.
Через какое-то время кто-то из знакомых принес шведский журнал со статьей об этом фестивале, среди других поменьше самой большой была наша фотография с заметкой о нас и, естественно, на шведском. В то время московские группы даже и мечтать не могли о том, что о них вообще что-то напечатают, а тут статья в журнале, а еще и в шведском, и с фотографией, и все написано латиницей, ну прямо почти по-английски, - и мы себя почувствовали как настоящая, фирменная группа.
"НАТЮРМОРТ ИЗ ПЬЯНЫХ СКИФОВ"
У меня был друг Андрей Зинковский (царство ему небесное), мы жили на одном этаже и учились в одном классе. Андрей с детства рисовал и писал стихи. Еще, будучи школьниками, мы сочинили несколько песен вместе, он писал слова, а я музыку, и одна из них получила первое место на фестивале студенческой песни в МГУ и исполнялась Скифами, и песня эта называлась «Осень».
Андрей, после школы поступил на худграф в московский Пед. У них на курсе сложилась очень теплая компашка, и мы довольно часто собирались вместе с ними выпить и повеселиться. Раз в году всем курсом они выезжали "на этюды" в Павловскую Слободу недели на две. Жили они там в большом бревенчатом доме с печкой, столом и большим количеством кроватей. Для двадцатилетней орды художников и художниц это были периоды счастливой отвязки от родителей, от занятий и от будничной рутины. Мы обязательно навещали их, и веселье наше доходило до щенячего безумства.
В тот раз мы поехали после занятий, когда уже вечерело и было холодно, дело шло к зиме, а от станции до места было минут сорок хода. По дороге, чтобы согреться, мы, естественно, приняли на троих, так как нас, как всегда, было трое, а потом, войдя во вкус, приняли еще.
К художникам мы ввалились навеселе, и художники нас встретили шумной радостью, так как были "на еще большем веселе", и потребовали, чтоб мы выпили по штрафной, что мы с радостью и сделали, приложившись к до краев налитому мухинскому граненому стакану с ободком, и, разомлев в тепле, так в верхней одежде и заснули. Тогда один из художников, очень смешной и остроумный Саша Дрючин обратился к своим сокурсникам: "Господа, нам представилась уникальнейшая возможность написать натюрморт "Пьяные Скифы!". Толпа заулюлюкала и принялась за дело - вечеринка превратилась в спонтанный перформанс: нас усаживали в ряд, укладывали затейливыми узорами, переплетали, к нам добавляли глиняные вазы, нас перекладывали восковыми яблоками и грушами, а мы, как нам потом рассказывали, лишь, похрапывая, иногда мычали, растворившись в глубоком сне.
ЦЕЙ, БЕРГЕР, ПИЦУНДА
После выступления во Дворце Спорта в Лужниках, кто-то из ЦК ВЛКСМ предложил нам поехать в начале лета в Северную Осетию на Цейский ледник, где находилась база тяжелоатлетов-штангистов, входивших в сборную СССР и готовящихся к Олимпийским играм 1968 года. Короче, мы должны были создавать вечерний культур-мультур для Жеботинского, Алехина и других членов сборной.
С нами также поехал Леня Бергер. Он тогда пел в клевой группе «Орфей» со Славой Добрыниным и Валей Витебским, и мы довольно часто пересекались с ними. У Лени все лето оказалось свободным, и он поехал с нами сначала в Цей, а потом в студенческий лагерь МГУ в Пицунду.
Северная Осетия встретила нас гостеприимно, высокогорные красоты, чистый воздух, вкусная кавказская еда и даже фирменное пиво. Леня торчал на негритянской манере пения, его кумиром был Рэй Чарлз, ну и наш репертуар расширился в этом направлении. Леня Бергер по тем временам был супер-певцом, овладевшим в деталях всеми тонкостями техники пения черных американцев. Закрыв глаза, можно было себе представить, что поет клевый черный певец. Наш жесткий, гитарно-техничный инструментал, напористые подпевки плюс вокал Лени Бергера - все вместе звучало заводно и "по фирме", и мы даже сами балдели от нашего звучания.
Посреди ущелья у подножия ледника был построен деревянный помост квадратной формы размером с боксерский ринг. Штангисты сборной выходили на него, как на сцену, и поднимали сотни килограммов прогибающейся штанги и бросали ее на помост с высоты вытянутых рук. Громкий звук от удара металла по дереву начинал прыгать эхом по ущелью и был слышен за километры от помоста.
Как-то после концерта мы встретились со штангистами, среди них был и Жеботинский, который рассказал, что в 1965-м он, будучи со сборной в Лондоне, попал на концерт Битлз и в числе других членов сборной был им представлен. После этого он стал для нас человеком типа «он видел Ленина».
Время нашего пребывания на Цейском леднике подходило к концу, и мы договорились с водителем крытого грузовика, что за 160 рублей он отвезет нас вместе с аппаратурой в Пицунду, где мы должны были провести остаток лета. Ехали мы через горные перевалы по Военно-Грузинской дороге около суток. Леня Бергер боялся высоты, а мест, где дорога проходила над пропастью, было немало, и он как-то весь собирался и бубнил: «Ой, чуваки, только бы не свалиться!» и при этом целовал свой золотой перстень, на котором была выгравирована крупная буква «R», явно посвященная Рэю Чарльзу - его кумиру.
К вечеру следующего дня внизу нам открылось море, и мы въехали в жаркий мир пальм, кипарисов, девушек с минимальным количеством одежды на теле, шашлыков, сухого вина и всеобщего расслабона, свойственного курортным местам.
Лагерь МГУ находился во втором ущелье и начинался прямо от пляжа. За ним, глубже в том же ущелье один за другим располагались еще два лагеря, не помню каких, но тоже московских вузов, так что студентов была тьма, и все таскались через нас на пляж. На эти три лагеря Скифы были единственной группой, и, когда мы играли по вечерам, студенты из всех лагерей стекались потусоваться, послушать и потанцевать, и обычно народу было море.
За выступления с нами фактически уже рассчитались бесплатными путевками, и если у нас не было халтур помимо выступлений в лагере, то денег тоже не было, а выпить и закусить все равно хотелось. В таких ситуациях выходов из положения было два. Первый основывался на уникальной способности Вити Дегтярева нырять с маской на глубину до семи метров. Витя брал подводное ружье и часа через два приносил 3-4 кефали по кило каждая, тогда мы с уловом шли в дом к знакомым армянам и меняли добычу на две трехлитровые банки домашнего вина, садились на пляже, и кружка шла по кругу.
Второй вариант основывался на Лене Бергере. Известно, что талантливый человек обычно талантлив во многом, и у Лени Бергера кроме страсти к музыке была еще одна страсть - игра в преферанс, и, насколько я понимаю, в этом деле он преуспевал не менее, чем в музыке. Вроде бы он даже участвовал в подпольных соревнованиях по префу в Сочи, куда съезжались асы со всего Союза, где ставки были весьма приличные, и вроде бы он даже выигрывал, но тогда все это было покрыто мраком конспирации.
Так вот, мы начинали ходить кругами вокруг Лени и, опустив глаза, ныть что-то вроде "денeг нет, а тут, как назло, выпить захотелось и даже сигарет не на что купить...". Леня, начиная врубаться в суть, говорил: "А чего я-то могу сделать?". На что мы ему хором: "Лень, сходил бы физиков в преф ободрал, а?". Помявшись для проформы, Леня, прихрамывая, уходил к физикам и возвращался часа через два, неся нам на веселье выигранных рублей десять-пятнадцать…
В середине лета у нас сгорел басовый динамик. Какое-то время мы еще перебивались, а потом решили поехать в Москву и достать новый. Денег у нас на всех было рублей десять или даже того меньше, но зато в нас был напор, вера в то, что ничего невозможного для нас нет, страсть к приключениям и американский альбом Фрэнка Синатры "Strangers in the night".
В этой авантюре участвовали Дегтярев, Малков и я, знакомые спасатели довезли нас на катере до Пицунды, а оттуда на автобусе мы добрались до Гагр. В Гаграх был ларек, на котором висела вывеска "Звуковое письмо". У усатого дяди в ларьке стоял станочек, нарезавший любую фонограмму на гибкую пластинку. Звуковое письмо было курортным понтом, за которым скрывалось теперешнее пиратство в его зачатке. Над окошком "куда деньги совать" висел обширный список мелким почерком из западных хитов, которые дядя мог нарезать за определенную плату тут же, но это в случае, если клиент не хотел посылать пламенный привет из Гагр своим голосом.
Когда усатый дядя увидел новенький альбом Синатры, глаза у него загорелись, и Юра Малков - мастер в таких делах даже не продал альбом, а лишь дал его переписать рублей за 40 (средняя месячная зарплата тогда была 120 рублей). Мы добрались до Адлера и там в аэропорту договорились со стюардессами, которые посадили нас в кабину к пилотам всех троих за 30 р. (один билет до Москвы стоил рублей 25-30).
В Москве, достав динамик и выклянчив у мам денег на обратную дорогу, мы с Дегтяревым полетели назад, а Малков решил задержаться в Москве на пару дней.
В Пицунду мы попали затемно и опоздали на автобус, шедший до лагеря. Шел теплый летний дождь. Километров пять до лагеря мы решили пройти пешком. Тьма стояла кромешная, и увесистый динамик, завернутый в пластиковый пакет, мы несли по-очереди. Последний километр дорога шла по пляжу, на который штормом вынесло водоросли, коряги и всяческий мусор. Витя уже и не протирал свои очки от дождя и, споткнувшись о корягу, пытаясь удержать равновесие, выпустил динамик из объятий, и тот с хрустом наделся на торчащий из коряги сук. Вот так и закончилась наша авантюра, а Малков привез еще один динамик из Москвы через пару дней.
…У нас все время была проблема с барабанщиками. Получалось так, что была наша троица и пристяжной барабанщик, а тогда к тому же еще и началась мода играть втроем - гитара, бас, барабаны. Витя Дегтярев немного играл на барабанах, а я, как все гитаристы, немного на басу, по-гитарному. Там-то, в Пицунде этот наш новый период и начался. Витя когда-то учился на баяне, мог неплохо на клавишных играть, даже на саксе пробовал, а тут его явно потянуло к барабанам, и он постоянно носил с собой палочки и все свободное время какие-то там "парадидлы" по коленкам стучал. (Для справки: с середины 70-х до середины 80-х Витя работал профессиональным барабанщиком в ВИА "Пламя").
<<ДАЛЕЕ - 5 ЧАСТЬ>>