Кто-то из одноклассников пустил записку по рядам. Ребята, прочитав ее, прыскали от смеха. Когда обрывок тетрадного листа дошел до Юли, она тоже зашлась в беззвучном смехе. "Почему математичка не балерина" - было написано чьим-то корявым почерком.
Высокая и очень полная Вера Семеновна закончила урок.
- Юля, задержись на минутку! - попросила она.
Юля не знала тогда, не знает до сих пор, почему именно ее учительница попросила остаться.
Весь класс удалился. Вера Семеновна прикрыла двери. Юля ждала нагоняй. Стыда она не чувствовала.
- Двадцатое февраля сегодня - тихо сказала Вера Семеновна - в 1944 году, в этот день умер мой младший брат. Мы жили в блокадном Ленинграде. Моя мама и я везли его худое тельце на санках. До городского кладбища мы бы не довезли - от голода не было сил. Погостом послужила гора мертвых тел через несколько кварталов.
Математичка немного помолчала.
– После прорыва блокады мы уехали в Сибирь. Мама работала на военном заводе. Она валилась с ног от усталости, но ни разу не пожаловалась. "После блокады мы, Верочка, выдержим все!" - говорила она мне. Пять лет назад, в этот же день, двадцатого февраля, она пошла в супермаркет за продуктами. На кассе выяснилось, что у нее не хватает нескольких рублей. Кассир нахамила ей. Мама повернулась и хотела уйти, когда ей вслед донеслась фраза: "Ходят тут всякие нищие". Больше моя мама не произнесла ни слова, а утром она не проснулась. Она не умерла от голода в блокаду, не в трудные послевоенные годы, не от мысли, о не преданном земле сыне. Она умерла от злых слов - Вера Семеновна замолчала.
Юле казалось, что учительница говорила не с ней. Девочка поняла в тот момент, что есть слова - убийцы и слова - судьи.
– Вера Семеновна, простите меня! Простите нас - прошептала Юля.
P.S. Прошло много лет. Юля приехала в родной город. Пришла в школу. На двери класса математики теперь висела другая табличка: "Кабинет ОБЖ". У секретаря Юля узнала, что Вера Семеновна умерла год назад. Двадцатого февраля.