Помню, ливень хлынул внезапно. Мы его ждали – как-никак угрюмые тучи роптали уже с полчаса, – но верили, что дождь нас не достанет. Может, передумает совсем, или пускай зацепит у самого подъезда. Но он выждал (спасибо и на этом), когда мы заедем на своем педальном транспорте в последний подъем перед прямой к городу, и ринулся ордой капель вниз.
Мы возвращались с дачи. Мама ехала первой, за ней Катя, моя сестра, я замыкал. Оле, старшей сестре, повезло: её отправили на автобусе. Три велосипеда, шесть колес и одна усталость на всех. Не помню точно, от чего. Или ягоды собирали, или грядки пололи – было лето. Но что-то мне подсказывает, раз уж дождь случился, значит, наверняка эти самые грядки полдня и поливали. Закончили? Получайте: небесная поливалка! И вентиль наверху выкрутили будь здоров.
Скатившись под горку, в затяжной подъем мы пошли на своих двоих, толкая груженые велосипеды. И даже урчащие перекаты в чреве разбухающей тучи, затеявшей с нами игру в догонялки, не заставили вернуться к педалям. Когда шоссе выпрямилось и колеса перестали проситься назад, мы остановились отдышаться. Тогда-то и ударил в нас резкий порыв ветра. Холодный, сырой, дурманящий запахом грозы.
Мама вскрикнула. Посторонилась и замотала головой: что за бешеная фура пронеслась мимо?! Но никакого грузовика не было. Мама обернулась к нам, сощурилась: ветер подхватил и метнул дорожную пыль. Разметал ей челку. Напрасно она пыталась вернуть её на место. Нас с Катей он толкнул в спины. Залез мне под футболку, от прохлады поползли мурашки. А затем за шиворот мягко упала капля. Неожиданно теплая.
Не сговариваясь, мы задрали головы. Грозовая глыба настигла нас, вырвалась вперед и оставила под брюхом. Всю дорогу ругалась, пугала и вдруг замолчала. Затаилась, мол, передумала.
– Поехали скорее! – опомнилась мама.
А в следующий миг небеса над нами раскололись. Хрясь! Шоссе, уходящее вниз, в мгновение почернело и вспенилось. По асфальту замолотили капли. А мы, удивительно, все еще были сухи. Невозможно, но так сохранила моя память. Доля секунды, я успел лишь моргнуть, как этот дождепад рванул на нас. С нарастающим гулом и жужжанием. Буквально мчался к нам, как набегает тень от быстрого облака, как приближается цунами. Молниеносно сокращая расстояние, только успей вдохнуть.
– Идите ко мне! – долетел мамин голос.
И прежде чем ливень достал нас, она схватила в охапку и меня, и Катю. Укрыла, загородила спиной. И в ту же секунду нас расцеловали сотни тысяч капель. И побежали по коже, волосам, не оставляя сухого места. Мир вокруг зашипел, как безумное радио. Небо сотрясалось, угрожая рухнуть. Ребенком, наблюдая такое в окно, я, помнится, желал оказаться снаружи, казалось, это круто. И вот я немного подрос и это случилось – в самую настоящую грозу я без крыши над головой. Какой там "круто", признаюсь, я здорово перепугался.
Но мы не умерли. Нас не смыло и не сдуло: это был далеко не ураган и не потоп. Но я хочу верить, что не умерли мы не поэтому. Мама встала стеной - вот почему. Может быть, у стихии были действительно грозные планы, но мама была против. «Ни за что!» – заявила бы она самому Зевсу, вздумай он метнуть в нас хоть искорку.
Мы стояли растерянные и буквально постиранные. Не под дождем даже, а будто в водовороте, ветер расстарался. Укрыться негде: ни леса, ни остановки. Велосипеды навалились на нас с обеих сторон. Что делать: уже ехать или подождать? Стихия не думала давать передышку.
Что делать? Мы… рассмеялись.
Спины промокли, и футболки повисли, то и дело прилипая к коже, когда налетал ветер. Кроссовки, как хлипкие лодочки, тонули: мы стояли на пути у ручья, бегущего по асфальту. Вода стекала струйками по волосам и лицам. Это неприятно. И это весело. С какой стороны посмотреть.
Мы переглянулись, мол, ну попали! И засмеялись. Как смеются люди, которые долго ходят с серьезными лицами, а потом является неудача, откуда не ждали, и показывает яснее ясного, как это было глупо. Хихикали облегченно, смиренно и как-то заговорщически – гляди-ка, что с нами приключилось, вот будет история!
И пускай вокруг всё плакало – мы смеялись. Пускай кругом промокло всё – в сердце нашего объятия было сухо и тепло. Там плескало через край любовь и заботу мамино сердце, и трепетно бились, прижимаясь и греясь, наши сердечки.
Не помню, что мы говорили. Что-то изумленно нечленораздельное вырывалось из нас, что-то искренне веселое стекало с губ. И, возможно, наверное, я думаю, что впервые за день. Мы же возвращались с дачи, а сколько счастья и веселья ребенку в огороде в яркий летний день в разгар каникул? А сколько радости крутить педали в гору? Конечно, с самого утра мы были обижены на маму. Дача, дача, надоела эта дача!
Мы думали, это наказание воспитанием или воспитание наказанием. Но, наверное, возможно, я думаю, маме просто нужна была помощь, поддержка. Она отдавала любовь и заботу и ждала, что они прорастут в нас. А это не семена огурчиков и морковок, которые она выращивала каждый год. Тут непросто угадать. Взойдут ли ростки, никаких гарантий. И какие будут плоды? Хотелось, конечно, не только красивое, все в лепестках, «спасибо», но и крепких поступков, на котором оно держится. Ведь если разделяешь с кем-то тяжелые сумки, полные ягод и овощей, или берешь на себя левый фланг полчища сорняков, значит, заботишься о нем. А забота это любовь.
И вот этот коварный дождь смыл нашу обиду. Мокрые и покоренные, мы смеялись и шутили. Легко и свободно стало без напрасной злобы. Она, как та серая, уродливая туча, ползла за нами по пятам, ворча и хмурясь, желала грозы. Но благодатный ливень освободил и ее, и нас.
Но на самом деле это даже не дождь, за мгновение до его целительного прикосновения были мамины пальцы. И ее слова: «Идите ко мне!» Именно этот порыв спасти нас, уберечь, защитить и никому и ничему не дать в обиду сотворил магию. Чудо неожиданного счастья в водовороте внезапной неприятности. Объятия разрушили недовольство, раздражение и по-детски раздутые мысли о несправедливости и наказании. Ничего этого не было, мама не хотела нас мучить и обламывать. Она позволяла нам прорасти, зацвести и созреть.
И наше дружное, одно на троих, веселье и тепло, непроизвольное и непосредственное, возможно, наверное, я думаю, доказывает, что в тот самый миг мы осознали это. Не вот так вот красивыми словами и взрослыми мыслями, как я теперь пишу, а простым и кратким ощущением – нас любят. И мы тоже хотим любить. Обнимать, говорить и показывать.
А затем этот миг прошел.
Не помню, сколько мы так стояли. Ливень поумерил пыл и голод. Вымокшие, с мыслями о сухости и комфорте квартиры, мы разделились по велосипедам и поехали. Колеса рассекали потоки воды, брызги летели во всю. Но было уже все равно. На ходу мы занимали очередь в ванную.
Удивительно, но наша улица оказалась лишь в редкую крапинку от капель. Последние силы ушли на подъем двухколесных товарищей и сочного урожая на третий этаж. И, помнится, в тот день нас ждала еще и награда за проделанную работу: мама, как бывало часто, послала папу за мороженым.
А может, и нет. Может, все было по-другому. Не мороженое, а шарлотка. Или сытный, горячий суп. Голодными и уставшими он ценится в сто крат. Но сейчас я понимаю: настоящей наградой затаился в душе тот краткий миг истины. И в суете дней стоит чаще его откапывать, сдувать пыль и любоваться.
У меня большая мама, у нее три любимых ребенка. И ее ровно столько, чтобы хватило на нас. И даже чуточку больше.
Автор: Женя Матвеев
Больше рассказов в группе БОЛЬШОЙ ПРОИГРЫВАТЕЛЬ