Евдокия затеяла уборку – скоро приедет Зоя с внуком. Она пыталась представить этого маленького человечка, который есть ее продолжение, и Кирилла продолжение. Пока он еще беззащитный, крохотный, но потом вырастет, станет таким же сильным и красивым, как его отец. Может, она и не увидит его взрослым, но знает, что когда-то он будет таким. Помнит ведь она своих сыновей маленькими, а сейчас вон какими они выросли!
Евдокия вымыла окна, погладила постиранные вчера гардины. Они пахли свежестью, весной, в комнате стало уютнее. Она вынесла половики, купленные недавно Зоей и Петром для их комнаты, чтобы вытрясти, но потом решила, что сделает это с Петром – они были длинные, потом из своей комнаты вынесла домотканые дорожки. Маловат домик! А ведь когда-то помещались в нем и они с Кириллом, и трое сыновей, и свекровь. Мальчишки спали все вместе на широкой деревянной кровати, рядом с печкой, пока не вырос Николай. Он перешел на сундук, а Сашка с Петром спали вдвоем. Потом Николай уехал, и на сундук перешел Петр – так решил Сашка. А они с Кириллом спали в этой комнате, на кровати с периной, что приготовила в приданое ее мать... Теперь на ней спят Петр с Зоей.
Евдокия вздохнула. Опустеет дом совсем, если уедут Зоя с Петром. То было тесно, то станет пусто. Она поправила горку подушек на кровати, накрытых тюлевой накидкой, провела рукой по покрывалу, разглаживая невидимые складки. Потом внесла ведро воды, тряпку, вымыла пол. Пол настелил Петр, когда ему исполнилось девятнадцать. Он увидел деревянные крашеные полы в новом доме Ивана Дудникова. Когда стройка подходила к концу, его мать хвалилась:
- Не будем мы топтать земляные полы, поднимать пыль. Хватит! Настелем деревянные да покрасим, как в городе будет!
А в доме Евдокии, как у всех, были полы земляные, вернее, глиняные – наложенную толстым слоем глину выравнивали, а потом смазывали ее раз в неделю жидким глиняным раствором. А потом Петр решил настелить полы в своем доме, хотя Евдокия сначала сопротивлялась. Но Петр позвал Ивана Егоровича – старика, без которого ни один дом в селе не строился, и тот рассказал, как нужно наложить лаги, потом доски, плинтуса... Когда все было сделано, Евдокия даже прослезилась: вырос сынок, сумел такое сделать, почти сам, только доски помогали ему строгать в столярке. А в передней так и остался глиняный пол. Но Евдокия не хотела менять – он был теплее деревянного.
Ну вот! Уборка закончена, теперь можно встречать внучка. А где ж Петро? Дело уже к вечеру, а его нет.
Наконец перед вечером он вошел в калитку. Евдокия сразу набросилась на него:
- Где ты был? Целый день выглядываю на улицу, а ты все не идешь!
Петр молча прошел в дом, Евдокия за ним. Он достал из авоськи кулек из плотной коричневой бумаги, потом еще один.
- Вот, пряников тебе купил, мятных, как ты любишь. А тут подушечки к чаю.
Евдокия отложила гостинцы на стол, поторопила сына:
- Рассказывай, где был, что делал. У Зои был? Как она?
- У Зои был, - начал Петр, - у нее все хорошо, в пятницу выпишут.
Зоя мысленно посчитала – это послезавтра. Вовремя убралась она в доме.
- Был в милиции. Сашку поймали в той лесополосе, он из тюрьмы убежал. Меня допрашивали, когда я увидел его в первый раз, разговаривал с ним или нет.
- А ты что ж?
- А что я? Я с ним не говорил, я даже не знал, что это он – мужик какой-то, да и все. Сказали, что вызовут еще, если понадобится.
Он встал, вышел к рукомойнику.
- Ма, я есть хочу – за целый день пирожок на автостанции съел.
- А чем же ты добрался домой? Автобус был только в двенадцать.
- Да я ж на автобус опоздал, пришлось идти на поворот, а там постоял, постоял, да и пошел пешком. Погода хорошая, так что я прошелся. Уже за Ивановкой подхватил меня Лешка.
Евдокия быстро собрала на стол, Петр с удовольствием ел борщ со сметаной, прикусывая лук. Мать с удовольствием смотрела на него, любуясь им.
После ужина он лег спать и уснул сразу, как будто провалился.
... Валентина достала платье, разложила на кровати. Розовое, атласное, с кружевным воротником, оно вызывало в ней странное чувство: она очень хотела выйти замуж, представляла себе это платье, рисовала его, а теперь оно вселяет в нее неуверенность. Нужно ли ей выходить за Ивана? Так и он любит ее, как говорит? Да и она уже не совсем уверена в своей любви к нему. Особенно после поездки к нему. И теперь, если он захочет вернуться в город, ей нельзя ехать за ним: она должна отработать в селе хотя бы до конца учебного года. Нельзя же бросать детей недоученными.
А замуж выходить нужно, возраст уже подходит такой, что скоро перестаркой будут называть. Нужно ребенка рожать. А чтобы с работы не уходить, можно мать сюда вызвать, да и свекровь еще ничего, крепкая, посидит с малышом. Вот Зоя уже родила. Молодец она все-таки! Сколько ни старалась Надежда, а не смогла отбить Петра! А теперь у него сын!
Свадьбу наметили на субботу, у Ивана еще десять дней отпуска осталось. Она просила его остаться здесь, но он даже и слушать не хочет.
- Я уже узнал, что такое городская жизнь, теперь мне в деревне неинтересно! – говорил он.
Валентина пыталась его убедить в том, что вот она училась в городе, а послали работать в село, и ничего – привыкла.
- Смотри, Зоя приехала сюда из станицы, а осталась, - приводила она пример, - и Алексей Петрович, инженер, тоже из города. И ничего, живут здесь!
- А я не хочу! Если ты решила не ехать со мной, тогда зачем свадьба и все такое? Оставайся, иди за своего инженера! – капризничал Иван.
И Валентина замолкала.
Иван ходил по селу так, будто никогда не жил здесь. Он морщился, если проезжавшая машина поднимала пыль, отмахивался от нее, говоря:
- Как можно тут жить? Дышать нечем! В кармане носил тряпочку, которой смахивал пыль с начищенных до блеска сапог, в которые были заправлены навыпуск широкие модные брюки с наглаженной стрелкой.