Дни тянулись медленно, живот рос быстро. Ксанка уже почти не ходила. Ждала двойню. Мать Семёна помогала невестке, кормила её с ложечки, ухаживала за Дашей и Макаром.
А Ксанка с каждым днём всё больше боялась пророчества нелюдимой.
И понимала, что бежать точно не сможет.
Уже перед самыми родами Семён принёс новость.
За деревней поселились цыгане. Местные жители тут же всполошились. Стали якобы пропадать куры, козы. Цыганский барон приходил к председателю и говорил, что из табора никто в деревню не ходит.
Принёс председателю золотые украшения, задобрить решил. Тот украшения взял и разрешил остаться табору. Но жители были недовольны.
"Повесть об окаянной" 36 / 35 / 1
Даже когда за воровством поймали местного жителя, ругали цыган. А местный под шумок таскал по ночам кур, доил коз, а сваливали всё на табор.
А «долгожданная» ночь всё же наступила.
От стука Ксанка проснулась мгновенно. Попыталась встать с кровати и не смогла.
— Кого принесло на ночь? — заворчала свекровь.
Семёна в ту ночь дома не было. Задержался с председателем в городе.
Ксанкино сердце колотилось.
Она опять попыталась встать. Заплакала.
— Ну и чего надобно? — опять послышался голос свекрови.
Ксанка напряглась. Всё же встать получилось.
Она на полусогнутых ногах вышла из комнаты, спряталась за стеной и выглядывала.
На пороге стояла молодая женщина с мешком в руках. За ней высокий худощавый мужчина. Он держал женщину за плечи.
— Хозяюшка, — лестно пропела женщина. — Хлебушком не угостишь? С дороги мы. Устраиваться пришли на работу, а ночь на дворе. Спрятаться некуда. А у вас свет в окне. Сам бог к вам послал.
— Нет у меня хлеба! — возмутилась свекровь. — У самой ртов полон дом.
— Э-э-э, обманывать нехорошо, — гостья указала на стол.
На нём красовался большой каравай.
Голос гостьи до того был противным, что Ксанка вздрогнула.
И тут свекровь смягчилась неожиданно и произнесла:
— Заходите, люди добрые, кушайте. Накормлю. Так бог велел — помогать ближним. Заходите, заходите.
И как только гости сделали шаг вперёд, за ними показались ещё четверо. Все были мужчинами. Их хмурые лица повергли Ксанку в шок.
«Беги», — услышала она откуда-то сверху. Подняла голову. Никого не увидела.
С трудом направилась в комнату к детям. Разбудила Дашу, та на удивление спокойно поднялась, уставилась на мать.
— Доченька, — прошептала Ксанка, — возьми на руки брата и иди за мной.
Даша спросонья ничего не понимала, но к брату подошла, осторожно взяла его на руки.
У Ксанки сердце кровью обливалось.
Она открыла окно, с трудом перелезла через него. Взяла у Даши сына, подождала, когда спустится дочь.
Этот уход не был похож на побег. Бежать в таком состоянии и в такой компании было невозможным.
Ксанка всё время оглядывалась, боялась погони.
Её мучил вопрос: «Как там мать Семёна? Что они с ней сделали, раз она так быстро пригласила их? Почему не проснулся свёкор?»
Ксанка даже остановилась на мгновение, думала идти назад. Но громкий крик: «А-а-а!» заставил прибавить шагу.
Даша шагала бодро, Макар не просыпался. Ксанка видела, что дочка старается, но помочь ей не могла.
В животе кольнуло, потом ещё раз.
Крик повторился.
Холодный пот проступал на теле. Руки немели. Живот сжимался так сильно, что было невмоготу терпеть. От этого сжимания как будто останавливалось сердце.
Когда Ксанка оглянулась вновь — дом уже полыхал.
Она упала на колени и сказала дочке:
— Иди в табор, проси помощи. Иди, Даша! Иди!
Девочка кивнула и пошла.
Ксанка не понимала, как так удалось укротить довольно капризного ребёнка, чтобы она просто шла по просьбе.
Не понимала, что происходит. И что желать дальше — не знала.
Стали слышны голоса соседей:
— Пожар! Пожар!
Кто-то уже бил в набат.
Ксанка поползла в сторону, куда шла дочь. Чувствовала, как по ногам течёт что-то тёплое.
Но силы ещё были.
Схватки были сильными. Ксанка останавливалась. Продолжая стоять на четвереньках, опускала голову к земле, пережидала боль и ползла дальше.
Голова уже не соображала. Она как будто слышала очень близко чьи-то голоса с акцентом, чьи-то причитания. Ей казалось, что жар от горящего дома настигает её, припекает заднее место.
Когда ощутила на себе чьи-то руки, сначала обрадовалась, а потом стала кричать во всё горло.
— Кричи милая, — просил кто-то. — Кричи ещё! Давай!
Кому принадлежал этот скрипучий и в то же время ласковый голос, Ксанка не знала.
Но внутри вдруг стало пусто. И она поняла, что уже никуда не ползёт, а лежит на спине. И на живот ей положили что-то очень холодное.
— Ну вот и хорошо, — скрипучий голос был очень близко. — Один мальчик хорош… За второго поборемся и не таких выхаживали.
Ксанка не понимала, что говорят о её детях. Она просто лежала и слушала этот заботливый голос.
А потом этот голос запел, и Ксанка провалилась куда-то.
***
Мать Семёна взяла нож и стала резать каравай.
Гостей было много. Она посчитала их, разрезала хлеб на 12 частей. А гости всё прибывали.
— Да сколько ж вас голодных? — дрожащим голосом спросила она.
— А скольких накормишь, столько и голодных. А если дети есть, то вообще хорошо.
Мать Семёна кивнула:
— А как же! Внуки: Дашенька и Макар. Да ещё ожидаются. Нам, старикам, отрада на старости лет. Невестушка хороша. Несчастная она. Но мы её приютили. Сынок мой Семён её любит.
Гости хватали со стола хлеб. Запихивали от жадности.
Мать Семёна говорила им:
— Да за вами же погони нет. Поешьте спокойно. Не забираю я. Надо будет, ещё испеку. Не голодаем мы.
Когда от каравая не осталось ни крошки, гостья произнесла:
— А дети-то где?
— Так спят же, — ответила свекровь Ксанки. — Чего им не спать-то ночью?
— А спят где?
— Так в комнате. А невестка у себя. А муж мой на чердаке сегодня спит.
— Так позови детей! Хлеб закончился.
Мать Семёна посмотрела на гостью с удивлением.
— Так дети-то не хлебные, — ответила она.
— Так они молочные…
И тут свекровь встрепенулась и закричала:
— А ну, нечисть, сгинь отсюда!
Гости зашумели, загалдели.
Что-то стали шептать на ухо своей спутнице.
Та размахивала руками, а потом схватила мать Семёна за руку, сжала сильно и произнесла:
— Поспи, старушка… Ночь на дворе…
Свекровь чувствовала, как сознание покидает её. Но не собиралась сдаваться.
Мысленно говорила: «Господи, спаси деток невинных, спаси деток молочных от нехристей этих».
Она опять закричала. Когда кричала — чувствовала, что силы прибавляются. А как замолкала, силы теряла.
Она даже не заметила, как внутрь дома прошли трое.
Они с криком вернулись оттуда.
— Нет никого! — заорал один. — Обманула бабка… Обманула старая!
Мать Семёна стала чувствовать жар.
Озиралась по сторонам. Вокруг всё полыхало. Гостей уже не было.
Она медленно прошла к открытой двери и вышла наружу.
Вокруг уже все кричали:
— Пожар! Пожар!
— Что с тобой, Настёна? — кричал ей в ухо сосед.
— Внуки там… — свекровь только и успела показать рукой в сторону дома.
Рухнула на землю.
На следующий день все оплакивали Ксанку с детьми и отца Семёна.
А мать Семёна временно приютили соседи.
Она была в полуобморочном состоянии и всё рассказывала о гостях. Но ей никто не верил.
Приехавший Семён не мог поверить, что остался без своей любимой Ксанки.