Хочу вспомнить несколько «авиационных историй», - ведь за годы работы в авиации что то видел или был участником и я, а многое слышал в разные годы от людей – которых хорошо знаю или знал. Я уверен, никогда не будет уже гражданская авиация такой, какой она была в период своего расцвета, при СССР, когда она называлась одним словом «Аэрофлот». И никогда уже не будут водить отечественные самолеты по воздушным трассам нашей страны такие люди, какие были в Аэрофлоте в те годы. Не собираюсь сейчас оспаривать – какое поколение было лучше, «наше» 70-х - 90-х годов, или те, кто пришел нам на смену после развала Аэрофлота и развала СССР.
А может лучше были те, кто летал в первые послевоенные годы, и при ком началось бурное развитие Аэрофлота в 50-х - 60-х годах, когда на смену маленьким поршневым самолетам стали приходить многоместные и тяжелые турбовинтовые и реактивные самолеты Ту-104, Ил-18, Ан-10, Ту-114 и Ту-124? Да нет, наверное, эти поколения и нельзя сравнивать – каждому из них было отведено «свое время», у каждого поколения были свои ценности и стремления. И отношение к работе и жизни было другое. За свои слова со всей серьезностью отвечаю – смена поколений и «переоценка» ценностей в гражданской авиации прошла на «моих глазах». Считаю своим долгом сохранить для истории некоторые события, курьезные случаи и многое другое…
"Канариус"
Не было в СССР ни одного авиатора, - из тех, которые прилетали в московский аэропорт Быково, - кто бы не знал (ну, уж в крайнем случае – не слышал) про инспектора по безопасности полетов БОАО (Быковского объединенного авиаотряда) Канариуса. Я не оговариваясь, искажая фамилию начальника военной разведки и контрразведки гитлеровской Германии (Абвер) адмирала В. Канариса. Кто и когда назвал этого Быковского инспектора по БП Канариусом – неизвестно, но я впервые о нем услышал в первые же месяцы работы в ЛТО воронежского авиазавода.
Наши заводские самолеты Ли-2 по будним дням ежедневно выполняли рейс в Быково и обратно. Вскоре и я его уже знал, так сказать, визуально. Это был пожилой мужик, ветеран советской гражданской авиации, бывший летчик. Он был, как мне помнится, выше среднего роста, слегка сутулый, и, в общем то, похож немного на легендарного адмирала. Настоящую фамилию «Канариуса» я уже и не помню, его все знали только как Канариуса. Он всегда ходил по стоянкам аэропорта, высматривая нарушения – любого характера, от него доставалось всем. Его откровенно боялись, «привязаться» мог к чему угодно и к кому угодно. Лучшим способом «защиты» от Канариуса было не попадаться ему на глаза, а заметив его - самое разумное было «спрятаться» в самолете…
За любое, даже незначительное нарушение, Канариус не задумываясь мог сделать запись в полетном задании, доложить в отряд или в инспекцию управления. От того, наверное, и получил кличку «Канариус». Я с ним лично несколько раз тоже имел «беседы», - помнится один раз за цвет обуви привязался. Как то раз зашел в самолет и потребовал достать и предъявить все дымозащитные маски экипажа, проверил мои знания по действиям в случае задымления кабины и салона в полете. А один раз «проверил» мои знания по последним документам и приказам Министерства ГА. Все тогда мне «сходило»…
Однажды мне в составе всего нашего экипажа довелось дважды посетить «абверштелле» - его кабинет, где он всем нам устроил дознание с записью всех его вопросов и наших ответов на магнитофон. Тогда, летом 1978 года мы «просидели» в Быково трое суток по причине возврата в Быково из за отказа радиолокатора при подходе к грозовому фронту южнее Москвы, когда возвращались в Воронеж. Эта вынужденная посадка была квалифицирована как предпосылка к летному происшествию. А Канариус «искал» виновных, ведь он был инспектором по безопасности…
Кстати, в том рейсе у нас локатор отказал еще когда мы летели в Москву, при подлете к Быково. В Быково я сделал запись в бортжурнал, наш рейс задержали, техники заменили блок, проверили работу. На земле все работало. А в полете, когда мы пошли на Воронеж, в наборе высоты снова пропало высокое напряжение магнетрона. Причина оказалась, как впоследствии выяснилось, – трещина волновода в негерметичной носовой части фюзеляжа.
В летний период Канариус всегда носил фуражку с белым чехлом, как обычно носят моряки. Говорят, в старые времена в некоторых южных регионах страны авиаторы носили форменные фуражки с белым чехлом. Но при мне этого уже не было. Однако и наш, воронежский инспектор по БП Калмыков, тоже ветеран ГА СССР, бывший командир корабля Ил-14, как и его быковский «коллега» тоже летом всегда носил фуражку с белым чехлом. Видать, «косил» под Канариуса, а может и дань ностальгии по прошедшим годам…
Это было даже хорошо, ведь Канариуса всегда можно было увидеть издалека и принять определенные меры, чтобы не попадать под его внимание. После 1981 года я ушел летать на Ту-134, и в Быково прилетал изредка и только пассажиром, но еще долгие годы время от времени слышал о Канариусе. На общеотрядных разборах иногда «разбирали» наши экипажи Ан-24, которые «отличились» в Быково, и Канариус прислал на них «донос».
Последний раз его вспоминали мы всей группой бортмехаников вместе с нашим классным руководителем Михаилом Константиновичем Корольковым, тоже глубоким ветераном ГА СССР, в учебном центре УТЦ-22 в Быково, на курсах повышения квалификации, - в декабре 2005 года. Тогда на одном из уроков, о Канариусе вспомнил сам Корольков, который всю жизнь, с начала 50-х годов жил и работал в Быково. Тогда выяснилось, что из всей нашей группы его только и знали - только я и еще один наш воронежский бортмеханик Боря С.
Мы втроем, почти весь урок вспоминали забавные случаи и истории, связанные с Канариусом. А все остальные сидели и слушали нас «разинув рот», - что делать, мы на тот момент уже сами были «историей». А остальные слушатели были моложе нас, и никогда не летали в Быково. Несколько человек было вообще из ведомственной авиации, офицеры. Что с них возьмешь – молодежь, настоящей жизни авиационной и не видели… На том же уроке мы вспомнили и еще одну быковскую легенду – «тетю Беню». Я должен рассказать немного и о ней…
«Тетя Беня»
О «тете Бене» я услышал примерно тогда же, когда и о Канариусе, в начале 70-х годов. Это имя было так же связано с аэропортом Быково. У «Тети Бени» - это был небольшой магазинчик «Продукты», прямо за пешеходным переходом через железнодорожные пути, на углу улицы Леволинейная и переулка Станционного. С перрона платформы Быково этот магазинчик прекрасно был виден – прямо за путями, метров 40-50 левее. Сейчас его уже нет. Где то в 2003 году этот магазин снесли, а на его месте сейчас стоит жилой дом с высоким каменным забором - стандартный «дворец» нового русского.
А до этого долгие годы этот «полукриминальный» магазинчик торговал продуктами. Обычно, все пролетающие экипажи «отоваривались» в магазинах ближе к аэровокзалу, на ул. Советская, которая вела от привокзальной площади к станции, и еще в двух продуктовых магазинах, которые находились на улице, которая шла влево от ж.д. станции в сторону Москвы. К «Тете Бене» приходилось бежать, если в вышеперечисленных магазинах были большие очереди, а время всегда у экипажа было ограничено. Примечательно, что никакой тети Бени там никогда не было - просто «так называлось». Это я понял, когда только начал работать в ЛТО авиазавода. Однако это знали не все…
К примеру, однажды туда забежал наш воронежский командир Ж. (между нами - откровенный разгильдяй) Он был не один, а с кем то из своего экипажа, - поэтому то эту историю и узнали в Воронеже все. Время «поджимало», а в магазине тети Бени тоже толпился у прилавка народ. Тогда Ж. пробравшись к краю прилавку, сбоку, дождался, когда продавщица подошла сюда же за каким то товаром. Он, чтобы не привлекать внимание очереди, громким шепотом, с многозначительным видом ей сказал:
- Тетя Беня, а тетя Беня, вы мне палочку постной колбаски взвесьте, пожалуйста, а то времени нет – на вылет опаздываем…
На что оскорбленная продавщица громко, на весь магазин как заорет:
- Какая я тебе, бл…, «тетя Беня»?!!! А ну пошел отсюда со своей «постной колбаской» в …!!!
В ту мою крайнюю осень, перед уходом на пенсию, когда я был на КПК в Быково и когда мы с преподавателем Корольковым вспоминали быковские легенды, удалось узнать историю – почему этот магазин назвали «тетя Беня», и еще один забавный факт…
Оказывается, еще в начале 50-х годов в этом магазине кроме всего прочего, продавалось вино на разлив. Для этого в углу, на прилавке стояла «вертушка» с коническими стеклянными емкостями, с маленькими краниками внизу. Такие «вертушки» были долгие годы очень распространены в СССР, обычно из них наливали соки в Гастрономах, кафе, столовых и павильонах «Соки-Воды». Теперь такие «вертушки» можно увидеть только в старых советских фильмах. Так вот, по рассказам Королькова, у "тети Бени" в эти вертушки наливалось вино, - сухое и крепленное. И многие быковские экипажи после полета, резерва или разборов, любили сюда захаживать, - «расслабиться», так сказать.
Этот неприметный магазинчик занимал очень выгодное «географическое» положение – рядом с платформой электричек, основного тогда транспорта из Быково в Москву, и в то же время на противоположной стороне железной дороги. Это было очень важно – сюда никогда не «доходили» начальники разных уровней, сюда не заглядывала без надобности и милиция, и можно было спокойно выпить винца не «мозоля» никому глаза.
Можно было даже «позволить» выпить и чего ни будь покрепче, здесь, у "тети Бени" это не возбранялось. В общем, стандартный подмосковный продуктовый магазинчик времен «победившего социализма», - дешево и сердито.
И в «народе», с подачи какого то аэропортовского острослова, для конспирации стали говорить "у тети Бени", "зайти к тете Бене", "посетить тетю Беню" и т.п. Друг всегда поймет, а «враг» и не догадается…
А история, которую вспомнил Корольков, в те годы еще 2-й пилот на Ли-2, была такая. Был у быковских авиаторов в начале 50-х годов, в числе прочих, и ночной рейс на Ли-2 в Гурьев. А у командира экипажа Ли-2, - в Гурьеве, работал дежурным штурманом бывший его друг-однополчанин. В один из прилетов этот дежурный штурман просит своего быковского друга привезти в ближайшее время 5 бутылок коньяка, - дочка, мол выходит замуж, для украшения свадебного стола.
В Гурьеве коньяк и днем с огнем не найти, времена то какие были… А в Москве найти можно было. Передал деньги, договорились, командир пообещал выручить друга. И вот, буквально через несколько дней после этого, экипаж, где летал Корольков, ставят в резерв. Весь день отсидели, никуда не «дернули», уже собрались по домам расходиться, вдруг звонят в гостиницу – экипажу срочно готовиться в ночной рейс на Гурьев, кто то, где то задержался и не кому сейчас лететь этим рейсом…
Вспомнили – ведь обещали коньяк привезти, времени в обрез, в Москву уже не съездить. На всякий случай побежали по магазинам Быково. В ближних магазинах коньяка не было, а у «Тети Бени», - о радость, - оказался. Хороший по тем понятиям, грузинский, 5 звездочек. Даже немного дороже оказалось, чем дали денег, но выбирать не приходилось, добавили свои деньги и взяли 5 бутылок.
Вскоре самолет с коньяком уже летел в Гурьев. Ночью занесли в штурманскую коньяк, передали «заказ», окончательно рассчитались. Все были довольны. Прошло около месяца после последней встречи друзей в Гурьеве, у друга дочка вышла замуж, отыграли свадьбу. Как то прилетает этот экипаж снова в Гурьев, друзья встречаются вновь. Заходит разговор о свадьбе. Дежурный штурман спрашивает:
- А где вы покупали коньяк, который привезли мне на свадьбу дочери?
- Как где, - в Москве, конечно! А что такое?
- Да вот, на свадьбе гости начали открывать в первую очередь коньяк –
дефицит все же, а там коньяк оказался только в двух бутылках, а в
остальных низкосортное крепленое вино, но такого же, «коньячного»
цвета…
Вот как неудобно получилось, такой позор! И за друга и его гостей обидно! Вот так «тетя Беня», б…. этакая! Ну кто же мог подумать, что так все обернется…
После этого, - говорит Корольков, - никогда больше не покупали спиртное у тети Бени, - уж больно ненадежная «фирма». Однако выражение «сходить к тете Бене» сохранилось у авиаторов нашего управления, которые работали или прилетали в Быково, на долгие, долгие годы. И главное значение выражения осталось одно – «выпить» или «купить спиртное».
«Парашютист»
Эту историю я слышал от командира Ан-24 Александра Гуденко - он много лет был летчиком-инструктором в Воронежском аэроклубе на реактивном Л-29, а позднее пришел работать в аэропорт, а так же от Виктора Федоровича Власова, который тоже много лет работал авиатехником - там же, в аэроклубе, а потом, позднее, и у нас, в аэропорту. Итак, о «парашютисте»...
В лесопосадке, напротив стоянок и ангаров воронежского спортивного аэродрома Гремячье, был летний лагерь для курсантов-летчиков и летная столовая. С весны до глубокой осени там жили курсанты, которые проходили летное обучение. Помимо самолетов Л-29, в аэроклубе были еще и два Ан-2, с которых бросали с парашютом и курсантов, и спортсменов парашютной секции.
По правилам, перед началом прыжков, с первой группой парашютистов всегда брали на борт специальный, небольшой парашют с грузом, так называемый «пристрелочный». В предполагаемой точке выброски людей, сначала сбрасывали этот груз на парашюте, и инструкторы визуально определяли снос, силу и направление ветра на высоте. Потом точку сброса корректировали, в зависимости от траектории полета «пристрелочного» парашюта. И начинались прыжки…
В лагере, при летной столовой жил кобель, обыкновенная дворняга. Большой любимец и «друг» всех курсантов, техников и инструкторов. Он всегда ходил с ребятами на полеты, не боялся шума, - в общем, обыкновенный аэродромный пес. Такие собаки есть на всех аэродромах. Провожал и встречал самолеты, бегал по полю за приземляющимися парашютистами.
И вот курсанты решили сшить своему «любимцу» специальный «костюм» из брезента с ремнями и лямками для крепления «пристрелочного» парашюта. Вес собаки как раз соответствовал весу груза (небольшой мешок с песком). Сказано – сделано, сшили надежный «жилет» с отверстиями для лап, на парашютных замках и застежках. Все было сделано с умом, качественно и надежно. Собака была ручная, без проблем барбоса приучили одеваться в «костюм».
И вот однажды, на заре, когда еще нет начальников - а прыжки, как правило, начинались рано утром, когда еще тихо, перед вылетом, кобеля одели, закрепили на нем «пристрелочный» парашют, и взяли с собой в небо. Весь аэродром - курсанты, техники и инструкторы затаили дыхание, ожидая прыжка собаки. Ребята рассказывали, что собака вела себя в самолете совершенно спокойно. Перед открытием двери двое ребят взяли его справа и слева за «костюм». По команде «пошел», выпускающий распахнул дверь, а ребята мощным «махом» выбросили кобеля, пока тот не успел испугаться и понять…
Парашют, как и положено, был с принудительным раскрытием – вытяжной фал цеплялся карабином к тросу на потолке салона, - как и все остальные парашюты. Все сработало, кобель «повис» в небе на парашюте. На земле несколько человек кинулись к спускающемуся с неба барбосу. Все остальные молча и с волнением наблюдали полет, - и с земли, и с самолета. Кобель мягко приземлился в заданной точке. Ребята подбежали к нему – он был как всегда спокоен, вилял хвостом. Его расстегнули и освободили от парашюта и «костюма». Парашют собрали и пошли к месту стартов, барбос весело, как всегда бежал рядом. Ожидаемого испуга заметно не было. Собака стала героем дня!
Потом, на следующее утро, его сбросили еще раз, и еще… А потом началось вообще невообразимое. Как только готовились к вылету Ан-2 и парашютисты – барбос визжал, прыгал, вилял хвостом, тыкался ко всем носом, если видел свой «костюм» - хватал его зубами и тащил к самолету, умоляющими глазами смотрел на людей.
Говорят, после двух-трех прыжков, его уже не надо было выбрасывать. Когда выпускающий подходил к дверям – кобель с радостным визгом, виляя хвостом, стоял у двери, носом «вынюхивая» ветер из щели. Когда звучала сирена – он весь напрягался, и стоило только приоткрыть дверь – кобель с радостным визгом сам выпрыгивал в пустоту! Вот так собака-парашютист! Таким образом, за сезон он совершил массу прыжков с парашютом…
Ну, а финал этой истории все же был печальный, как впрочем и любая инициатива в нашей стране, которая не «согласована» с начальниками… О собаке-парашютисте стало известно начальнику ВУАЦ (Учебного центра). Ведь всегда же в обществе найдется подлая б…ь, для которой «настучать» или заложить – что бальзам на душу…
И по приказу начальника ВУАЦ, бойцы военизированной охраны произвели отстрел всех собак на аэродроме. Так и погиб, никому ничего не сделавший плохого, всеобщий любимец курсантов, инструкторов и техников аэроклуба, барбос-парашютист…
«Трофим»
Когда я пришел в 1976 году работать в воронежский аэропорт, в нашей эскадрилье летал командиром Ан-24 ветеран авиаотряда Трофимчук. Полный, лысоватый, уже в годах - очень веселый по натуре был человек. Любил всякие приколы, шутки, анекдоты. В общем – душа общества. Когда в толпе возле штаба, - в дни разборов, или возле АДП в толпе летчиков слышался массовый громкий смех – безошибочно можно было определить – там «выступает» Трофимчук. Коллеги-одногодки между собой называли его Трофим..
Я расскажу только один «прикол», где Трофим был в «главной роли», но этот прикол знал весь воронежский аэропорт. Это произошло в Быково, где большая группа нашего летного состава проходили сборы по повышению квалификации в УТО-22. Это было, как говорили, в середине 70-х годов. Накануне, в субботу несколько командиров, в том числе. и Трофим, вечером неплохо посидели (с употребление, разумеется) за столом, - по поводу успешной сдачи очередного экзамена и грядущего выходного дня.
Утром в воскресенье эта компания решила несколько "поправить здоровье" и сделать выход в местный «центр культурной жизни», - к железнодорожной платформе «Быково» попить пивка в летнем кафе, возле станционного здания. Все авиаторы называли это кафе «Чипок». Была ранняя осень, было тепло, но не жарко. Все были одеты в костюмы, форменные разумеется, при всех погонах и регалиях. Одно слово – бравые Сталинские соколы!
Немного не доходя до Чипка находилась еще и кафе-столовая, - сейчас там Быковский рынок, и нет уже ни Чипка, ни кафе-столовой…
Компания летчиков проходила с задней стороны кафе, по неширокой заросшей кустами и деревьями аллейке. Напротив «черного» входа в кафе, где располагалась кухня и склад, в кустах стояло два больших стандартных мусорных бака для пищевых отходов. Один из баков был повален. Из заполненного наполовину мусором и отходами этого бака торчала задница и хвост большого лохматого кобеля, обыкновенной бездомной дворняги.
Было слышно, как барбос там, в глубине бака шуршит бумагой, мусором и отходами, - ища себе что ни будь съестное. Трофим улыбаясь говорит :
- А давайте я сейчас напугаю этого кобеля! Да так напугаю, что он будет об этом помнить до конца своей жизни!..
Ребята стали его отговаривать, - да ну его, мы же пошли пиво пить, а не собак пугать, да и кто его знает, еще набросится, покусает... Но Трофим уже «завелся» идеей...
А теперь представьте себе картину – несколько летчиков, в форме, всем под 50, стоят в стороне и с интересом наблюдают за своим товарищем, который очень тихо подкрадывался к опрокинутому баку. Трофим, стараясь не шуметь, тихо нагнулся и вдруг резко и сильно руками с обеих сторон хлопнул кобеля по ляжкам, громко закричав :
- Гав, гав, гав!!!
Собака, зажатая в замкнутом пространстве темного бака и не имеющая возможности «рвануть» ни вперед, ни в бок, от неожиданности и испуга «выстрелила» в ноги Трофима струей вонючего желто-зеленого поноса! Затем барбос резко извернулся, поджав хвост «вылетел» из бака с сумасшедшими глазами и мордой залепленной остатками мусора, и напролом убежал в кусты...
А дальше – немая сцена: у бака стоит растерянный Трофим в темно синем лётном костюме с золотыми погонами, рассматривая свои забрызганные желтыми пятнами туфли и форменные брюки, а остальные летчики в полуобморочном состоянии от смеха «выпадают в осадок»…
Трофим кинулся оттирать пятна носовым платком, потом листьями от деревьев – но только сделал еще хуже, эти пятна вообще не выводятся. Вонь стоит ужасная, зрители- летчики едва стоят на ногах, давясь «слезами и соплями», и задыхаясь от смеха.
Первым нарушил молчание Трофим:
- Ребята, подождите, я сейчас быстренько сбегаю в гостиницу, отмоюсь и переоденусь!..
На что один из командиров, Юрий Красиков, отдышавшись от смеха, резонно заметил :
- Мы ведь тебя предупреждали, а ты нас не послушал. Можешь, конечно, идти мыться, переодеваться, - это твое личное дело, а мы с ребятами пошли опохмеляться. Нам с засранцами не по пути!..