На большинстве фотографий польский поэт Юлиан Тувим (1894 – 1953) снят в профиль – всю жизнь он стеснялся огромного родимого пятна, целиком покрывшего щеку. Родившегося с ним мальчика пытались оперировать, но избавиться от отметины не удалось. Так она и осталась с ним на всю жизнь, как странный знак «инаковости» и отверженности при внешнем признании.
В поздние годы Тувим был в Польше едва ли не главным живым классиком – и почти не мог писать то, что хотел, мучась от немоты. Он считался (совершенно заслуженно) остроумнейшим человеком – и страдал от необходимости общаться с людьми, предпочитая закрыться в собственной квартире. Обожал жену и друзей – и находил главную отраду не в окружающем мире, а в книгах, которые собирал постоянно. Прекрасно знал, что такое настоящая поэзия – и с маниакальным упорством составлял библиотеку графоманских книг.
Наверное, самым тяжелым в его жизни стало семилетие без Родины – в 1939-м он бежал из Польши в Румынию, затем оказался во Франции, Португалии, Бразилии, США. Но – снова парадокс – вернувшись домой, практически замолчал.
«Юлиан Тувим — поэт, многозвучный и доныне, спустя полвека после его смерти, не отзвучавший. Если остановить, как нынче принято на варшавской улице прохожего, а тем более — девушку, и попросить прочесть на память какое-нибудь любимое стихотворение, вполне возможно, что это будет Тувим», - утверждал его переводчик Анатолий Гелескул.
Был популярен Тувим и в СССР. Переводить его у нас начали еще в 40-х годах. И переводили лучшие из лучших – помимо Гелескула, это Самойлов, Петровых, Слуцкий, Мартынов, Големба. Жаль, что сейчас найти переиздания его стихов (за исключением, быть может, детских), почти невозможно. У авторов блога в библиотеке есть увесистый том «Фокус-покус, или Просьба о пустыне», вышедший в 2008 году. А дальше, увы, тишина.
Будут ли у нас когда-то читать его на улицах? Для начала попробуем просто читать.
Квартира
Тут всё не наяву:
И те цветы, что я зову живыми,
И вещи, что зову моими,
И комнаты, в которых я живу;
Тут всё не наяву,
И я хожу шагами не моими, —
Я не ступаю, а сквозь сон плыву.
Из бесконечности волною пенной
Меня сюда забросил океан.
Едва прилягу на диван —
Поток минувшего умчит меня мгновенно.
Засну — и окажусь на дне.
Проснусь — и сквозь редеющий туман
Из темных снов доносится ко мне
Извечный, грозный гул вселенной.
***
Ветерок
Ветерок в тиши повеял
Легкокрылый.
Над рекою одиноко
Я стою.
Я не знаю — что творится,
Жизнь застыла.
Цепенею, предаваясь
Бытию.
То смятенье, что мне душу охватило,
Узнаю.
Что-то в воздухе метнулось,
Отступило.
Так же было пред бездонным
Первым днем.
Чей-то лик пучина отразила.
Веет легкокрылый.
Вечность близится незавершенным
Сном.
Как бы жизнь мое начало ни таила —
Я узнал о нем.
***
Апрельская березка
Не листва, не опушь даже,
А прозрачный, чуть зеленый
Лоскуток небесной пряжи
Тает в роще изумленной.
Если есть на свете где-то
Небо тайное, лесное,
Облака такого цвета
Приплывают к нам весною.
И в березу превратится,
Ляжет тенью придорожной
Эта облачная птица?
Нет, поверить невозможно!
***
Тьма
За окном вулканический страх
Лавой мглы берега затопляет,
И гудят погреба в городах -
Полночь грозная их подстрекает.
Сверху тихо спускается зверь,
Допотопный, тяжелый, дремучий,
Он всё ближе и вот уж теперь -
На глаза надвигается тучей.
Ночь молчит, но, шумна и черна,
Подземелья вода заливает.
Так последняя умирает
Поглощенная тьмою луна.
***
Из «Афоризмов своих, подслушанных и пересказанных»
Мера несправедливости должна быть одинаковой для всех.
Если бы люди не вздыхали, мир бы задохнулся.
Мозг — устройство, с помощью которого мы думаем, что думаем.
Пар — вдохновение воды.
Ребенок с сердцем на вырост.
Честный политик: если подкупить, не надует.
Капитал — общие сбережения в одних руках.
Человека, за год разбогатевшего, следовало повесить годом раньше.