Хлопнула дверца лаково сияющего авто, стоимостью небольшой квартирки, из него выскочил, блестя золотом оправы и часов, суховатый господин и прытко ринулся ко входу. Господин пах деньгами и явно был зол - аж пенсне у него раскалилось. Отметя в сторону раболепно изогнувшегося перед ним вахтёра, устремился вверх по лестнице, издавая что-то ярко-невразумительное, но "блудливая коза" и "покажу,...твою мать!" слышались весьма отчётливо. Вахтёр признал в госте мужа самой.
Шарахнув едва не разлетевшейся в щепу дверью, муж влетел в кабинет своей законной. Тотчас из кабинета начали доноситься звуки смачных шлепков словно по непропечённому тесту, чередовавшиеся с сокрушительными ударами по столу, и стоны, напоминавшие мычание недоенной коровы. Сквозь аккомпанемент ударных удавалось расслышать слова. И слова эти ласкали слух собравшихся по эту сторону двери.
Сомлевшая от восторга, вся обращённая в слух челядь готова была аплодировать гневному монологу супруга, живо обрисовавшему ближайшую перспективу жизни дражайшей, но неверной:" ...в исподнем к мамаше!...посудомойкой! ... живо схуднёшь, ждановский шкаф!
Подобрав распластанные по стенам уши, любопытный народец отпрянул, дав вылететь из кабинета разъярённому мужу.
Вслед за ним в дверном проёме нарисовалось существо с вклокоченными волосами и щеками бордово-фиолетового цвета. В выпученных глазах отлупленного по сусалам существа читались недоумение и злость. Обведя коллег безумным взглядом, утерев толи сопли, толи слёзы, директриса взвыла, потребовав к себе обоих верных ей личард.
Дверь, едва болтающаяся на расхлябанных петлях, захлопнулась за парой негодяев-любимчиков.
И вновь прилипли к замочной скважине местные информаторы. Услышанное ими прояснило суть бурной семейной сцены, детали которой донесли до каждого учрежденческого закоулка.
Ярость благоверного была вызвана звонком на его личный телефон: "доброжелатель" искренне сочувствовал супругу, расписывая в тошнотворных деталях служебные утехи его Брунгильды с "альфонсом-молокососом".
Над начальницей нависла реальная угроза одномоментной потери репутации, мужа, работы, на которую он же свою "дуру" и пристроил.
Допрос с пристрастием наушников результата не дал - оба стояли насмерть, уверяя в непричастности к звонку, - падали ниц, клялись в верности до гроба, грозились землю есть. Триумвират разошёлся ни с чем. Учрежденческая публика тем временем со вкусом смаковала детали расправы над ненавистной крепостницей, гадая, кто же в конторе так "радел" о её семейном счастье.
Приготовления к корпоративу по случаю праздника должны был несколько сгладить буйство страстей. У коллег появились другие поводы развлечь себя беседой. Служащий народец причмокивал от удовольствия, перечисляя блюда меню (особенно внимательно отнесясь к винной карте), и огорчался, подсчитывая его стоимость. Женская же часть заходилась от умиления, демонстрируя друг другу сэлфи с примерок мануфактурных изделий.
Праздник, что называется, удался: год встретили шумно-весело в сиянии огней на синтетической ёлке, с женским ойканьем под залпы шампанского и многократными тостами, в которых от души желали друг другу невозможное. Мужская братия, приняв на грудь, плавно перешла к выяснению животрепещущих вопросов:"Зенит"-чемпион и "как нам обустроить Россию?" Красивая половина службистов имела свою тематику:" это ж надо так вырядиться" и "вот козёл!"
Уже воспрявшая от пережитого директриса также не нарушила традицию и двинула речь, в которой восхитилась собственными достоинствами себя как руководителя. Удостоверившись, что никто не клюёт носом и не дай Бог, не зевнул во время её блестящего спича, она перешла к раздаче поощрений своим верным царедворцам.
Не больно щедрая на похвалы, она скоро и монотонно перечислила тех, кто угодил. Добравшись до любимицы, возвысила голос, брякнула вилкой по фужеру, требуя внимания. Произнесённая ею новость подействовала на сослуживцев отрезвляющим рассолом: её наперсница и наушница назначалась руководителем филиала конторы. Должность обещала большую зарплату и дальнюю дорогу.
Начальница, вся в слезах и в чувствах, напутственно чмокнула подругу. Коллеги, очнувшись от столбняка, рукоплескали. Праздник продолжался: мужчины пеклись о судьбах мира, дамы стирали каблуки в танцах. Начальство обмирало в истоме в объятиях Иван-царевича.
Стих праздник, миновали новогодние выходные. В первый рабочий день на столе начальницы её поджидало подписанное заявление о переводе любимого холуя в тот самый филиал. От этой новости начальственные глаза приняли привычный бычий цвет, рука потянулась к шее...
Уборщица тем вечером долго пыталась настигнуть шустро удирающие от швабры жемчужины.