Тёплый погожий майский вечер, сырая сочная зелень, первые пробующие силёнки комары. Воздух насыщен кислородом настолько, что добавь ещё чуть-чуть — и лопнет грудь. Могучий, полный весенней прели, свежести и тайны хвойный лес окружает дачное общество. Оголтелые соловьи соперничают в виртуозных рассыпчатых трелях и щёлканье.
Вкопанный в землю круглый стол, пироги, домашнее винцо, первый лучок-укропчик- петрушка. Это ли не персональный рай, что грезится рядовому огороднику долгими зимними вечерами? Общество так и называется «Дачный Рай» - о том свидетельствуют кривоватые ржавые жестяные буквы на арке при въезде. Собрались у домика сторожа. Можно бы ещё поработать, но темно и устали спины.
Разговор начался с того, что перестали сбываться погодные приметы. Вчера солнце в тучу садилось — по народному поверью погода испортится, а сегодня божья благодать. А прошлым летом на Мефодия лил дождь, лить бы ему сорок дней — пришла засуха. Всё перемешалось-перепуталось в небесной канцелярии, не работают приметы, а почему? Народ пошёл не верующий, безбашенный.
- Не скажите, - возразил сторож Егорыч, единственный за столом мужчина, а потому ему первое слово, лучший кусок и ревнивое внимание дам.
Не знаю, какова российская статистика, но один Егорыч на шесть дачниц за столом являлся живым и красноречивым свидетельством процентного соотношения в России мужчин и женщин пенсионного возраста. - Не скажите. Если помните, моя покойная Маша любила прогулки, по 10 километров отмахивала и меня приобщала («Помним, помним», - закивали собеседницы).
Гуляем, нас незнакомая старушка нагоняет и хлесь по моим рукам, да больно, со всей силы, ладошки у неё жёсткие как дощечки. «Не держи, - приговаривает, - не держи руки за спиной!» А у меня привычка — при ходьбе заводить руки назад. Маша смеялась: «Ты как Хмырь, Косой и Василий Алибабаевич из «Джентльменов удачи» - помнишь, в гостинице, гуськом?»
«Почему нельзя, бабушка?» - «А примета есть: вдовцом, однако, будешь». Рассказала: за жизнь схоронила двоих мужей, потом сошлась с третьим. У неё тоже была невинная привычка складывать руки за спиной, и её тоже старые люди предупреждали. Только от привычки так сразу не избавишься. Хирел-хирел третий муж - и преставился. За четвёртого выходить, на душу грех брать «чёрная вдова» уже не решилась.
Маша после этого стала следить и всё равно, нет-нет, да и заставала мои руки в запретном положении, сцепленными в замок за спиной. Цветущая женщина была («Цветущая, кровь с молоком!» - подтвердили женщины) — а в три месяца болезнь скрутила. Из трёх букв, которую к пиву подают, будь она неладна. Так что, мадамы, жених я опасный.
Выпили, чтобы земля Маше была пухом.
***
- А вот тоже примета: если два близких человека подряд умрут, то непременно жди третью смерть, - подхватила похоронную тему дачница Татьяна, которой принадлежала трёхлитровая банка крепкого домашнего вина. - Как сейчас помню, зять с другом поехал продавать старую «ладу». Похлопал машину по капоту: «Ну трогай, Саврасушка, трогай, натягивай крепче гужи. Служил ты хозяину много, последний разок сослужи». Меня будто током ударило: «К чему это ты, Андрей, нехорошее что-то говоришь». - «Классиков читайте, мамаша». Я и сама знаю, Некрасова в шестом классе проходили, а зря это он, сердце так и ёкнуло. Ну и… разбились насмерть.
Дочка убиваться. Заказала огромный гранитный памятник. И на нём — видно, от горя рассудком повредилась — выгравирована любимая фотография в полный рост: он, она и у ног любимый лабрадор Бархан. Я как увидела… Кто же так делает: себя живую на памятник, заживо себя хоронишь?! - Люблю его, говорит, мама, без ума, и будь что будет. Навеки вместе.
Я её пугать о примете про двоих покойников, которые третьего за собой потащат. — «Ай, мама, бабкины предрассудки, глупые суеверия». А примета верная оказалась.
- То есть как, Татьяна?! Слава богу, жива дочка, новый муж, ребёнок, вчера приезжали...
- А Бархан, пёс-то?! Скулил, скулил и околел через неделю, к хозяину запросился… Вот он, третий, примета никогда не подведёт. Памятник да, убрали, поменяли на крест, новый муж сразу потребовал. Это мной и Андреем дочка вертела как хотела, чудила, а этому в рот смотрит.
В чаще ухнул филин, все вздрогнули и передёрнули плечами, только сейчас почувствовав ночную черёмуховую сырость. Плеснули по чашке, чтобы согреться.
***
- А вот ещё бабушка рассказывала. Жила у них в деревне девушка работящая, красоты неописуемой. Один изъян: страдала жестокой падучей. Как начнёт её, бедную, корёжить да подбрасывать, страшное дело - не захочешь да поверишь в беса.
И вот чахла девушка, чахла и померла во цвете девичьих лет. Обмыли, оплакали: эдакую красоту в землю. Как водится, в полдень гроб вынесли. А в самых воротах под верхней перекладиной наша красавица стала подыматься. Глазки закрыты, плывёт в воздухе, держась руками за края гроба, на ней венец и рубашка кружевная белее снега — чистая панночка из «Вия». Носильщики гроб бросили, наша красавица грянулась оземь и окончательно оборотилась в себя живую. «Ах, где я, что я?!»
- Ужас какой, - сказала третья дачница. - Хорошо, тогда патологоанатомов не было — зарезали бы ни за грош, ни за копейку.
А четвёртая:
- Всё лучше, чем живую хоронить. Так а чем дело кончилось?
- Хорошо кончилось. Отец у красавицы раскошелился на богатое приданое. Вмиг жених нашёлся, выдали замуж. И припадки как рукой сняло! Примета есть: выйди замуж или женись - припадки отступят.
- Ну, это правда, что регулярной половой жизнью можно вылечить эпилепсию. И про летаргические сны давно было известно, так что приметы ни при чём.
- Как ни при чём, а можжевельник?! У нас в деревне в каждой калитке, в каждых воротах и дверях были натыканы веточки можжевельника: чтобы покойники в дом не проникли и беды не наделали, они на дух не переносят можжевелового духа. Красавица-то не зря проснулась, когда её в воротах несли.
- Ой, давайте не про покойников, а то страшно домой идти.
Все с недоверием посмотрели на дачницу Иванову, самую шуструю и острую на язык: сомнительно, чтобы она чего-нибудь боялась. Председатель «Дачного рая», завидев её, прятался в уборной. Соседки по участку предпочитали не связываться. С родными сёстрами, с зятьями и невестками переругалась, с мужем развелась — всё из-за своего языка.
***
- Вот я знаю точную примету, - продолжала Иванова, - если покупаешь жильё, ни в коем случае не говори плохо про бывших хозяев. Домовой отомстит! Значит, жила-поживала дружная большая семья. Купили коттедж, прежние хозяева эмигрировали к детям в чужие жаркие страны. Новосёлы вошли — батюшки, ну и грязнули здесь жили! Забор покосился, огород в сорняках — глава семьи не выдержал, ругнулся в адрес бывших хозяев.
Электрику пришлось переделывать и сантехнику новую устанавливать, и дом утеплять, и трубы менять, и крышу латать, и… В общем, будь хозяева мертвы, их косточки бы крутились в могилках вентилятором, а так небось они не переставая икали. «Ну, хозя-а—а-ева!» - только и слышалось насмешливое в стенах дома. - При таких хозяевах врагов не надо!». А домовой-то всё слышал, на ус мотал, за хозяев обиду копил.
Решили новые жильцы углубить овощную яму в гараже. С вершок прошли — лопата звяк! Вырывают большую банку, а в ней - валюта, золотые банковские слитки!
- Фига! - восхитился Егорыч. - Всем бы так домовые мстили!
- Вы дальше слушайте, - подпрыгивала от нетерпения Иванова. - Села большая дружная семья рядком да поговорила ладком. Чего прежние хозяева не спохватились, понятно. Были они люди пожилые, жаркий климат и разлуку с родиной не перенесли, ушли друг за другом, как говорится, в лучший мир. Наследники, стало быть, ничего про тот трёхлитровый банк не знают, иначе бы давно были тут. Значит, закопал кто-то другой, дом-то через много рук прошёл, даже городской бандит одно время жил. Судили, рядили. Решили клад оставить себе и поделить. Да только ничего хорошего из той затеи не вышло.
- Бандит явился за своим?
- Если бы. Значит, поделили честно, но в чужом рту кусок всегда жирнее и слаще. И начались шепотки, недовольство, взгляды искоса, разборки... Как всегда, тихую разрушительную работу вели женщины, шушукались, мужей подзуживали. До рукоприкладства дошло, до поножовщины и смертоубийства. И вот уже не семья, а непримиримые враги.
Стали дом перегораживать, отдельные входы, перепланировка… Второпях напортачили — замыкание и пожар. Вот и сказочке конец: один мужик в могиле, другой в тюрьме, а на месте дома пепелище.
- Интересно, - сказала Татьяна, - а домовые при пожаре куда деваются?
- Судьбу дома разделяют, куда ещё.
- Бедненький домовой… Может, всё-таки зарылся куда-нибудь?
***
Выпили на посошок. Засобирались по домам, плотнее запахивались в кофточки и шали. Сторож, как учтивый кавалер, вызвался проводить всех по очереди по домам.
- Когда, Егорыч, электричество дадут? - зевнула Иванова. - А то и телевизор не включишь. Ску-у-учно тут у тебя! В мире столько интересного происходит, а здесь болото, сонное царство.
- Никогда не говори «скучно», - вдруг заговорила шестая, самая молчаливая дачница. - Это моя бабушка повторяет, а ей девяносто лет. Примета есть нехорошая, на всю жизнь проучила.
- Это мы и так знаем: лучшая новость — отсутствие ново-о-остей, - ещё шире зевнула Иванова. - И что с бабушкой?
- Её на каникулы в деревню отправили. Она малявка, ноет, пристаёт ко всем: скучно да скучно, никаких событий... 21 июня сорок первого на календаре было. Враз про скуку забыла.
Все невольно задумались: упоминали ли скуку в феврале 22-года? И по всему выходило: упоминали... Жизнь им мирная, сытая и спокойная, приелась.
Молча, не чокаясь, выпили за то, чтобы нелюдям, затеявшим войну, земля на веки вечные была стекловатой. И разошлись.