Нет повести печальнее на свете, чем повесть о ...сидящих в очереди на «женское» УЗИ по четвергам. Именно по четвергам. В остальные дни тут в основном шушукают и хихикают молоденькие парочки с глупенькими блестящими глазками. С весёлым ужасом держатся друг за друга лапками. Мальчик или девочка? Один или двойня, или..? На всякий случай ищут в телефоне, где можно купить коляску для тройняшек.
В такие дни в коридоре, кажется, даже лампы ярче и веселее горят. И медицинские плакаты на тему: «А ты прошла обследование органов малого таза?» - кажутся не такими пугающими. Но только не по четвергам.
Четверг - не официальный «бабушкин» день. Вообще 50-и, 60-и и даже 70-летних женщин нынче язык не повернётся назвать бабушками. Дамы в «золотом» и даже «бриллиантовом» возрасте — коротко стриженые, спортивные, свежие, с подтянутыми животиками — не чета упитанным расплывшимся молодухам в дырявых джинсах. И глазками постреляют, и задком покрутят, и парня втрое моложе себя охмурят.
Но только не здесь. Как-то получается, что опускаясь на стулья вдоль стены у этого маленького кабинета, женщины сразу прибавляют в возрасте к своим годам. Сюда приходят исключить.
Понурая очередь, опущенные плечи, опущенные лица, опущенные уголки губ. Даже модный маникюр блёкнет, и сразу становится видно, что пальцы, вздрагивающие, перебирающие листки направлений на обследование — уже далеко не так тоненьки, гладки и гибки…
В основном здесь молчат, каждая уйдя в свои мысли. Если завяжется разговор - соответствующими, приглушёнными и печальными голосами:
- Ложусь спать — сосёт желудок. Бурление, кишка кишке бьёт по башке. Часика в три ночи лезу в холодильник, перекушу пирожком, сыром, колбаской, супик похлебаю — помогает. А потом по новой в животе революция. Говорят, ночной жор — первая ласточка… Ну, окологии.
- Аналогично. И у меня диафрагму как начнёт, как начнёт давить… И изжога.
- И не говорите. К святой Матронушке ездила, прикладывалась…
- А вот доктор Мясников насчёт колик другого мнения…
- А вот соседке очень помогло: корень бадана выкопать в Час Быка, по пол-ложечке натощак. Также сушёный иссоп настоять на утренней детской моче, непременно у мальчика…
- Почему у мальчика?
- Девочки считаются нечистыми...
- Как покушаю молошное — так пучить, так пучить, - это жалуется классическая бабушка в платочке. - Не то газики, не то, не дай Боже, што похуже...
Послушать — идёт ревнивый конкурс на «самую больную больную». Сегодня с большим отрывом побеждает крупная, статная женщина, но её этот факт совсем не радует.
Всё в ней массивно: рост, грудь, ноги, живот. Крупное советское кольцо с рубином, тяжёлые, оттягивающие уши серьги. Весь её скорбный вид говорит: «Вы-то пришли время у врача отнимать. А вот я...».
Она явилась не одна, с мужем, чтобы поддержал, чтобы не было так страшно. Ему неудобно одному среди женщин, отпросился и убежал, мол, подождёт внизу в холле.
Женщина то и дело принимается отбивать такт босоножкой: та-ти-та-ти-та-ти-та. Люди вздрагивают, но никто не делает замечания: мол, женщина, имейте совесть, вы не одна тут, нервируете народ. Отводят глаза, притихли, вздыхают.
У женщины грозные признаки. Во рту странный вкус, рвёт жёлчью, молоденькая терапевт обнаружила растущую опухоль. Сначала думала: ожирение, всё тянула, боялась диагноза. Дотянула. Новообразование уже пережимает сосуды, пульсируют так, что невооружённым глазом видно. Доброкачественная так стремительно не увеличивается...
- Может, газики? - обнадёживает сердобольная старушка из очереди.
Женщина мрачно молчит. Какие газы. Ясно ведь: не жилец уже. Смотрит на кабинет со страхом и умоляюще, будто там сидит Господь Бог. Там её судьба.
***
Вот и она, как на казнь, скрывается за белой дверью. Из кабинета слышны скрип кушетки под тяжёлым телом, негромкие сочувственные вопросы врача. Потом — оханье, вскрик, плач, причитание. Докторша воркует — успокаивает, понятное дело. Очередь замирает, боясь взглянуть на выходящую.
Пациентка вылетает, прижимая домашнюю простынку к груди, не гигиенично затыкает ею рот, бухается на стул — ноги не держат. Глаза в слезах — но... не тоскливо плавятся, а сияют как солнышки. На лице череда чувств: недоумение, испуг, смущение, негодование, стыд. Смаргивает слёзы с мокрых ресниц. Жмёт кнопку быстрого набора в телефоне, приговаривая:
- Ну муженёк, паразит, я тебе устрою.
- Что у вас?!
Что, что. 32 недели у нас, вовсю пульсирует. В смысле, пинается.
Она растеряна, покраснела как маков цвет. Бормочет: «Ведь ничего у нас давно не было… Один раз только уговорил. Пошуровал чего-то маленько, потыкал, я и не заметила… Ну погоди, я ж тебе!»
Появляется муж — такой же массивный, плечистый, они с женой похожи как близнецы. И такие же у него на побагровевшем лице переливаются чувства: крайняя степень удивления, смущение, виноватость и… плохо скрываемое торжество. Он покручивает усы и украдкой бросает лихой взгляд на улыбающуюся очередь. Жена уже меняет гнев на милость:
- Вот он, дед мой, полюбуйтесь. Ну орёл, ну герой. Натворили дел — кто расхлёбывать будет?
- Кто хоть — определили? - спохватывается муж.
- Девочка, девочка! - смеётся уже совершенно примирившаяся жена. - Три сына у нас, всё девочку хотели.
Сердобольная старушка, в некотором роде обманутая в ожиданиях, сама с собой рассуждает, горюя, бормочет сама с собой:
- Неужто оставят? Жалко, вырастить не успеют детку. Школу не окончит — осиротеет. Ничего-о, нынче это быстро. Плотишь денюжку, выскоблят до блеска — и колобком выкатываешься, чистенькая, как ничего и не бывало. А раньше-то, господи! В горячей ванне сидели, с комода прыгали, водку с поганками пили. Ну уж если не поможет — к бабке со спицами...
На неё смотрят не понимающе, с удивлением и осуждением. Какой ещё аборт, совсем бабка с катушек съехала.
- Ничего, родни много, вырастят! - смеётся муж. Начинается высчитывание сроков и возрастов — получается, это племянники будут нянчить тётю? Кстати выясняется, что у больной женщины (какая больная: всех нас здоровей!) внучка на сносях. «Мы все ранние, в маму, она тоже в семнадцать залетела».
И снова весёлая сумятица: это кто же она придётся новорождённой? Внучатая племянница? А новорождённая ей, выходит, двоюродная бабушка?
- Пошли, отец, детей обрадуем. Что на сороковом году их жизни у них сестричка образовалась. Эх, старый! - и отталкивает мужа, который усами зарылся и щекочет ей шею. Услышав про девочку, он совсем сошёл с ума от радости и пытается подхватить жену на руки — как когда-то подхватывал, молоденькую, лёгкую как пушинку. Мол, мы ещё ого-го!
Очередь смеётся, провожая пару взглядами.
Выглядывает врач. Она уже несколько раз по микрофону вызывала очередную пациентку, а её в шуме и гвалте не слыхали. Всё понимает, по-доброму, устало улыбаются глаза поверх маски. Укоризненно качает головой:
- Ну, женщины дорогие, вы даёте, нельзя же так! Пыл-то умерьте. За месяц третья за 50 — и все непременно собрались рожать. Следующая! Есть ещё те, у кого опухоль бьёт ножками?