Вынуждена признать, что к Пасхе нужно готовиться заранее. И лично мне не помог даже тот факт, что всё необходимое мы вроде бы купили в Великую среду.
Уже к обеду Чистого Четверга стало понятно, что с работой надо завязывать. Можно ещё не спать, но это вариант для роботов, а не для человеков!
Так что после Вечерней службы, на которой читались двенадцать Страстных Евангелий, я сосредоточилась на наведении порядка в доме и в себе любимой (раз уж не получилось с Причастием, то решила брать чистотой внешней). К ночи, прикинув, что вся Страстная Пятница у меня будет расписана по минутам, поставила вариться яйца в луковой шелухе и, не дождавшись, когда они остынут, уснула. Довольно поздно.
Утром, несмотря на малое количество сна, бодро вскочила и, отправив весьма бардовые (красный лук – в помощь) яйца в холодильник, рванула по магазинам за недостающими продуктами. Хорошо хоть догадалась взять с собой помощника! Так как мне казалось, что нужно всего лишь докупить зелёный лук и пасхальный кулич, а по факту пришлось взять ещё пару пакетов «всего самого необходимого».
Забросив продукты домой, тут же отправилась на Вынос Плащаницы. Пришла в впритык, чего я жутко не люблю, но выбирать не приходится. Минут тридцать посидела до Вечерней. Успела исповедоваться до её начала. Отстояла Вечернюю. Перекусив запаренной овсянкой с сухофруктами и бананом, стала готовиться к Причастию. Само собой, не одна, что создало определённые трудности и радости (хорошо, когда не надо читать всё самой!). Перед сном протёрла яйца растительным маслом, чтобы блестели. Заодно посмотрела, нельзя ли убрать излишне тёмный цвет (чуть-чуть можно). С двух до трёх было искушение, но мы быстро разобрались с ним с помощью полиции (о, Рига начинает всё больше и больше криминализироваться) и даже немного поспали перед Утренней службой.
Немного, но явно недостаточно для того, чтобы продержаться дальше, однако сон после Причастия с меня слетел и спать пришлось принудительно – крепко, но недолго, так как в пять мне уже надо было шевелиться в сторону салата «Оливье», яйца на которые ещё только предстояло освятить. К девяти вечера удалось растянуться с ужином на диване, чтобы отдохнули ноги. Работа у меня – не стоячая. Такие многочасовые нагрузки мне даются тяжело.
На самой торжественной службе года сна не было ни в одном глазу, но стояла я уже как на раскалённых углях, думая о том, что первым делом буду пить молоко, есть творог и укрепляться сыром (кальций – наше всё!). Впервые за последние три года ночью в нашем храме были все, кто хотел и смог прийти! В прошлом году стояло ограничение по количеству прихожан. В позапрошлом служба была только для своих (до сих пор вспоминаю её с дрожью и никак не могу изжить из себя чувство глубочайшего непонимания, что такого я могла дать Богу, чтобы быть с Ним в ту Великую ночь, когда весь остальной мир лежал в глубокой черноте ночи за стенами такого недоступного для 99,9% православного храма?).
Казалось, что всё как прежде, всё, как всегда, но ряда вещей не хватало настолько остро, что, видимо, глядя на моё расстроенное лицо, одна из наших постоянных прихожанок подошла ко мне прямо в середине службы и принудительно расцеловала меня на глазах у всего храма (ой, как я люблю такие моменты проявления Господа…).
В девять утра Светлого Воскресения, спустя три с половиной часа сна, я открыла глаза и не понимающе уставилась на будильник, хотящей от меня – человека без имени и места расположения – действий неизвестного характера. В храм шла на автопилоте. Зачем-то перекрестилась перед пешеходным переходом. Не иначе сработала привычка, выработанная за последние пять служб, - креститься в наиболее значимых местах… По-прежнему хотелось молока и… бодрствовать, так как каждое мгновение этого дня было дорого и любимого.
К обеду стало понятно, что домой мы попадём не скоро. Стало немного обидно за салат «Оливье». За себя же было бесконечно радостно, поскольку, наконец-то, впервые за последние годы мне удалось вернуться на те духовные позиции, которые у меня были раньше. Особенно тяжёлым выдался последний год, когда я посещала храм по минимуму (работы было столько, что и в храм не вырвешься, и жаловаться смысла нет), чего бы я больше никогда не хотела повторять, поскольку всё это заканчивается весьма печально: возвращаешься в храм и чувствуешь себя чужой, так как многие вещи забываются, а дорогие тебе люди – исчезают безвозвратно.
Впрочем, грустила я ровно до того момента, как Господь не разрешил одно из мучивших меня противоречий последних недель. Разобравшись, что к чему, я, наконец-то, позволила себе с головой погрузиться в праздничный стол и бесконечные разговоры о том, что с кем произошло за то время, что мы не виделись (собрания в Латвии какое-то время были под запретом из-за эпидемиологических показаний). Сон слетел окончательно. И, несмотря на бесконечную усталость и уже ставший фактическим хроническим – недосып, уснуть на Пасху я так и не смогла… Всё время тянуло что-то делать, пробовать, поздравлять и даже работать. Когда, в три часа ночи я засыпала, глядя краем глаза фильм «65» (миллионов лет назад), то уже начала понимать и священников, которых всю Пасху отчаянно жалела за их невероятно тяжёлый физический и моральный труд: да – молитва процесс трудоёмкий, порой непосильный даже (а выслушивание наших грехов – вообще треш полный), но… если ты себя преодолеваешь и продолжаешь, то Господь даёт тебе столько сил, что ты перестаёшь подчиняться законам земного мира и начинаешь жить в каком-то своём, где одним только желанием не промокнуть можно останавливать дождь и с точностью до минуты предсказывать схождение Благодатного огня.
Кстати, впервые в этом году подумала (осознанно), что Благодатный огонь сходит ведь только на православную Пасху (и только к православным - надеюсь, все помнят эту печальную историю с нашим отстранением?). Странно, что людям нужны ещё какие-то подтверждения правильности выбранного пути...
Материал оказался полезным? Ставьте лайк. Подписывайтесь, чтобы не пропустить новые статьи.