По свидетельству Плутарха, в Фессалии, того, кто убил аиста, карали смертью. Со времён Софокла в Греции аист был олицетворением заботы о родителях. Считалось, что когда старые птицы становились слабыми и теряли оперение, молодые выщипывали у себя перья и «одевали» родителей, кормили их и даже переносили на своей спине.
Часть 1.
Да, мне очень хотелось, чтобы аисты поселились на водонапорной башне рядом с моим участком в деревне. Собственно из-за этого желания и произошла вся эта история, о которой я собираюсь Вам рассказать.
Особенность моего рассказа будет заключаться и в том, что я не смогу поставить точку в конце повествования, так как до настоящего времени неизвестно: - случится это событие, или нет?!
Этой осенью аисты уже улетели в тёплые края, но в соседней деревне один аист остался зимовать на деревенском подворье вместе с курами, гусями и индюками. У него оказалось повреждено крыло, и с молчаливого согласия хозяина дома он присоединился к домашней живности.
Я знал, что на самом деле у этих птиц достаточно жестокие нравы. Стая перед отлётом безжалостно расправляется со слабыми и больными птицами, забивая их своими мощными клювами. Это делается с целью, чтобы в дальнем перелёте они не задержали остальных, и это не привело бы к ещё большим потерям.
Что касается этого аиста, он каким-то непостижимым образом принял самостоятельное решение сохранить себе жизнь и остаться на зимовку у человека.
Но вернёмся собственно к моей истории.
В этом году, как в прочем и прошедшем, я приехал на свой участок в деревне, где занимался строительством дома для последующего постоянного проживания.
Надо сказать, что наша деревня не многочисленна, всего трое жителей проживают в ней круглогодично. Двое из них, уже в преклонном возрасте, ещё знали моего отца, что естественно наполняло моё сердце особой теплотой и уважением к ним.
Одним из них была бабка Никанора, которая появилась неожиданно передо мной на третий день моего появления в деревне. Эта особенность Никаноры появляться, как бы из-под земли за моей спиной практиковалась ею и во всё последующее время.
Никанора безбоязненно, по-хозяйски подошла ко мне и с проницательно хитрым прищуром провела разведку: - кто я таков, и откуда взялся на этом участке в деревне. Получив исчерпывающие, и как на духу ответы, она немедленно переквалифицировалась в моего давнего знакомого и начала подробно повествовать обо всех жителях и деревенских новостях, располагая меня к себе незначительными подробностями.
В общем, с этого момента, она зачастила ко мне в гости, иногда по три раза на дне, и не уходила, пока я не напою её чаем. Временами было неудобно прерывать работу в самом разгаре, но чувство уважения к возрасту и понимание того, что, наверное, Никаноре бывало скучновато в обезлюдевшей деревне, заставляли меня делать вид, что и в самом деле мне пора передохнуть.
Меня удивляло умение Никаноры предсказывать погоду. Если она говорила, что сегодня будет дождь, то так оно и бывало в действительности.
Она объясняла эту свою способность современным словом – метеозависимость. Никаноре, на вид, было лет семьдесят пять. Она сильно сутулилась при ходьбе, отчего на дороге из-за высокой травы её не было видно. При разговоре она, однако, стояла или сидела ровно, и это производило странное впечатление. Другой её странностью являлось обладание острым слухом и прекрасным зрением, несмотря на преклонный возраст. На мои восхищённые вопросы, она, улыбаясь, отвечала, что родом из Сибири и у неё сибирское здоровье. Временами, лицо Никаноры принимало добродушное выражение невинного ребёнка, но когда ей что-то не нравилось, она смотрела зло, с выражением скрытой угрозы старого ворона.
В один из приходов Никаноры ко мне на участок, разговор зашёл об аистах. О том, что эти птицы предпочитают селиться рядом с человеком и своим присутствием как бы оберегают его от всех бед и несчастий.
Никанора поведала мне, что на деревенской, водонапорной башне, которая находится на краю моего участка, всегда жила семья аистов. Сын предыдущего хозяина участка, по пьянке, задавил на машине двух из них.
С этого момента аисты перестали селиться на башне, а семью хозяина участка начали преследовать злоключения. В результате сгорел их дом, но так странно, что рядом стоящие деревянные постройки никак не пострадали.
Я с большой любовью отношусь к этим красивым птицам, но в их пар анормальные способности верю со скепсисом, полагая, что здесь больше народных поверий и мифов.
Свидетельством правдивости слов Никаноры служило возвышавшееся на крыше водонапорной башни гнездо, уже поросшее высокими стеблями каких-то растений. А участок с баней и сараем с дровами я действительно приобрёл за приемлемую цену в связи с тем, что от прежнего дома имелся только заросший крапивой фундамент, да остов печной трубы над грудой кирпичей.
Часть 2.
Кабы знать, где упасть, так соломки бы припасть
(народная поговорка)
Обычно, на свою стройку в деревню, я приезжал дважды в году. Первый раз в мае, когда ещё не так жарко и не вывелись слепни. Комаров в это время бывает ещё в приемлемом количестве, хотя в некоторые годы достаёт мошка. Затем, я на два жарких месяца уезжал в столицу и там продолжал работать, зарабатывая на дальнейшее строительство. Следующий свой приезд я рассчитывал на начало августа с пребыванием в деревне до середины сентября и более, в зависимости от обстоятельств. В этот августовский приезд, я планировал поработать подольше, практически до конца сентября, но моим планам не суждено было сбыться.
Как Вы наверно уже догадались, причиной этого, как ни странно, явилась бабка Никанора. При общении с другими жителями деревни, я неоднократно слышал от них, что с Никанорой нужно быть осторожнее, но ничего конкретного они не говорили. Я уже писал выше, что отмечал некоторые странности в облике и поведении Никаноры, но как говориться: - у каждого из нас свои тараканы. Сама Никанора рассказывала мне, что после окончания фельдшерских курсов, она работала в военном госпитале, во время войны в Афганистане. Работая там, она насмотрелась всякого и естественно, это оставило свой отпечаток на её психике. Зная об этих обстоятельствах и учитывая её возраст, я с пониманием относился ко всем чудачествам Никаноры.
И так, вернёмся к нашим аистам. На третий день своего августовского приезда, как обычно – неожиданно, возле меня появилась Никанора.
Поговорив о последних деревенских новостях и предполагаемой погоде на предстоящие дни, я предложил ей попить со мной чайку. Никанора с радостью согласилась, но обычных вкусняшек, на этот раз у меня не было – не успел затовариться в связи с приездом. Мы продолжили разговор. Я сообщил, что занимался очисткой своего участка от травы и готов приступить к бетонированию и кладке стен. Никанора перевела разговор на ягодную тему – мол, нынче в лесу невиданный урожай брусники и черники, упускать это время никак нельзя. И тут, перед своим уходом, взглянув на водонапорную башню, она произнесла роковую фразу: - «нет, аисты у тебя не заведутся, пока не сбросишь старое гнездо; я бы сама залезла на башню, но возраст не позволяет» и пошла сгорбившись в свою сторону!
Эти, её последние слова, так засели в моей голове, что остаток дня, до вечера я всё думал, как мне сбросить старое гнездо с водонапорной башни.
Дело в том, что видимо, чтобы никто не мог помешать аистам, металлическая лестница, приваренная к башне, была отпилена высоко от земли. Чтобы добраться до неё, нужна была высокая лестница, не менее четырёх метров в длину. Мало того, основание башни стояло на насыпном холме с утрамбованными, крутыми скатами поросшими крапивой. Устойчиво установить лестницу на таком основании представляло проблему.
Несмотря на все эти обстоятельства, дождавшись вечера, я выбрал самую высокую стремянку из своего строительного арсенала и направился к водонапорной башне. Меня тянуло туда, словно под гипнозом. Я даже не задумывался о мерах безопасности и страховки, хотя где-то глубок в подсознании, осознавал, что делаю что-то не то и не так!
Подойдя со стремянкой к основанию башни, я понял, что даже став на её верхнюю ступеньку, я вряд ли смогу дотянуться руками до нижней перекладины металлической лестницы. Тут я вспомнил, что в мае, занимаясь крышей на пристройке к сараю, смастерил приличную лестницу, которая укладываясь на конёк, доставая до среза кровли. Однако, полагая, что и этого будет не достаточно, я надставил её дополнительными, метровыми брусками. Взвалив эту лестничную конструкцию на плечо, я опять направился к водонапорке. Металлические стенки башни были заржавленными и скользкими под облупившейся краской. Несмотря на двадцати шести градусную температуру окружающего воздуха, от всей этой конструкции тянуло загробным холодом. Установив лестницу под небольшим углом, чтобы максимально использовать её высоту, я незамедлительно начал подниматься по ней вверх. Став на верхнюю ступеньку, и опираясь на скользкие, в каплях росы, стенки башни я посмотрел вверх. Да, сейчас я смогу дотянуться до верхней перекладины, но для этого придётся слегка оттолкнуться от башни сантиметров на пятьдесят. Со стороны, всё это действо напоминало телодвижения самоубийцы, пытающегося покончить с собой таким экстравагантным способом. И вот, оттолкнувшись, я хватаюсь за нижнюю перекладину железной лестницы, и повисаю на ней, раскачиваясь.
И, о ужас! Деревянная лестница, соскользнув по башне, падает на землю прямо под моими ногами. У меня в голове проносятся два варианта: - прыгать вниз, ломая ноги, а возможно и позвоночник; карабкаться на руках вверх и там обдумать сложившуюся ситуацию. Я, конечно, выбираю второй, имея со школьных лет крепкие руки, когда без ног свободно поднимался по канату под потолок спортивного зала. Но сейчас мне за шестьдесят, да и на левой руке имеется только половина бицепса – последствия плохой разминки перед тренировкой в боксёрском клубе. Но, как говорится – «взялся за гуж, не говори, что не дюж»!
Перекладины представляли собой пруты арматуры, миллиметров десять – двенадцать в диаметре. Подтягиваться по ним, раскачиваясь корпусом влево и вправо, не представляло особого труда, и вскоре я мог опереться ногами на нижнюю перекладину и перевести дух. Поднявшись на оголовок водонапорки, я огляделся по сторонам. Захватив с собой фотоаппарат, чтобы запечатлеть вид сверху на свой участок и окружающие красоты, я принялся фотографировать. Стоять наверху без ограждения, и только держась за перила лестницы, было жутковато. Я ясно ощутил то, как чувствуют себя здесь аисты, но у меня, к сожалению, нет крыльев. Огромное гнездо, около метра в диаметре, представляло собой спрессованный пирог из травы, мха, тряпок, кусков полиэтилена и многого другого, но веток от деревьев почему-то почти не было. Держась одной рукой за лестницу, я стал понемногу отрывать слои гнезда и поросль растений, и сбрасывать всё вниз.
Разобравшись с половиной высоты гнезда, мне вдруг, стало жалко труда нескольких поколений аистов, и я решил оставить основание без разрушения.
Часть 3.
Не смотри, как аисты улетают; а смотри, как возвращаются!
(народная поговорка)
Я присел на краю гнезда и начал размышлять:
- Время к вечеру, телефона с собой нет, да и кому звонить?
- Кричать о помощи? – не докричишься, рядом ни одной живой души.
- Век здесь не просидишь; аисты улетели, и даже лягушки никто не принесёт! - Единственный выход – это прыгать, но внизу упавшая лестница?!
- Прыжок с такой высоты, это неминуемая травма, и неизвестно какой тяжести?!
- Смогу ли я с полученной травмой доползти или добраться до людей?!
Эти мысли, выступая холодным потом на спине, пролетали в моём сознании. Какая неведомая сила загнала меня сюда? Я сам, как крыса из сказки Сельмы Лагерлёф, под музыку чудесной дудочки уготовил себе эти проблемы.
Безвыходных ситуаций не бывает, нужно только спокойно, логически всё обдумать:
- Основание башни – это наклонная насыпь.
- Если вектор моего прыжка будет максимально параллелен этой плоскости, то это поможет смягчить удар о землю.
- Дальше – высоту можно сократить точно также повиснув на руках, как я влезал сюда. Только прыгать нужно из положения – спиной к башне.
- Теперь – упавшая лестница внизу, под ногами.
Я посмотрел вниз. Один край лестницы располагался точно подо мной, длинная её часть уходила в сторону от башни. Если я смогу оттолкнуться и направить свой прыжок несколько в сторону, то вероятно приземлюсь, не задев лестницу?! Иными словами – мне предстоит всё проделать в обратной последовательности, только без лестницы и с корректировкой «полёта».
Я сделал снимок - селфи на память, пока руки и ноги у меня целы и назвал его – «за мгновение до прыжка»!
Раскачиваясь на нижней перекладине лестницы, я почему-то вспомнил Голливудского актёра Джеки Чана. Для него, аналогичный прыжок, не составил бы ни какого труда. Он вообще соскользнул бы по спирали, используя скользкие, металлические стенки водонапорной башни. Но я не Джеки, а скорее Чан, и вот я лечу вниз и в сторону как запланировал. Правая нога и рука вообще ничего не почувствовали. Пятка левой ноги ощутила скользящий удар, но терпимый. Левая же рука жёстко ударилась запястьем о землю. Я вскочил на ноги. Всё вроде цело, открытых переломов нет. Тупая боль в левой руке и лёгкий хруст при повороте запястья. Кости руки внешне целы, а это главное. Я взвалил упавшую лестницу на правое плечо и пошёл на свой участок. С запястьем всё же, что-то не то, и я решаю, плотно зафиксировав его куском шторы, ехать в город, в травмопункт.
Пятнадцать километров на Уазе я проехал без проблем. У кабинета врача уже сидит, такой же, как я горемыка, только с ногой. Нас обоих направляют делать снимки травмированных конечностей. С мокрыми ещё фото, опять возвращаемся к врачу. Вердикт – перелом основания лучевидной кости; но так, как сегодня пятница, приехать к хирургу назначают на понедельник и накладывают гипс.
Выйдя из поликлиники, я словно очнулся от наваждения. Всё происшедшее со мной в этот день казалось полудиким кошмаром. Как я, вполне благоразумный и трезво мыслящий человек, мог пойти на такую, по сути, глупую авантюру, рискуя собственным здоровьем, а возможно и жизнью?!!!
Ясного ответа у меня не было.
Через два дня хирург наложил вето на мою жизнедеятельность левой рукой до восьмого сентября. Вот счастье привалило, как говориться: - «не было ни гроша, да вдруг алтын»! Работам на стройке капец, и это в самом начале моего приезда, когда ещё совсем – совсем ничего не сделано! Жена по телефону успокоила: - значит так богу угодно, чтобы ты месячишко отдохнул; грибы, ягоды пособирай, на рыбалку сходи. И тут я вспомнил разговор с Никанорой, которая так ловко перевела тему разговора со стройки на лесные промыслы. Нет, это всё стечение обстоятельств и моя собственная глупость – трезво рассудил я.
После обеда, в понедельник, возле меня, как из-под земли появилась Никанора. Не обмолвившись даже словом о моей, закованной в гипс руке, она проинформировала меня, что в ближайшие три дня будет стоять сухая солнечная погода; а это значит, что никаких препятствий для поездки за брусникой у нас нет. Я очень люблю лес, тем более наши Псковские сосновые боры с белыми и зелёными мхами, изобилующие в это время года
всеми мыслимыми и не мыслимыми лесными сокровищами. И я назначил выезд на завтра, на девять часов утра. Почему не на пять или шесть? Но это же не рыбацкая зорька, а ягода должна слегка просохнуть от утренней росы.
На следующее утро, проснувшись, умывшись, как мог, одной рукой, я вышел на участок. Утро было действительно замечательное. На старом поддоне возле моего Уаза уже восседала бабка Никанора. Даже не поздоровавшись, она обратилась ко мне со словами: - не возьмёшь с собой мою соседку Ульяну в ягоды? Мы её по дороге заберём.
- Отчего же не взять, ответил я; - места в Уазе навалом, можем всей деревней поехать.
Ульяна, родом из этой деревни, приезжала только на лето, а остальное время проживала в городской квартире. Это была грузная, не высокая женщина лет пятидесяти, с добрым выражением лица. Я притормозил у её дома. Она, одетая в пригодную для леса одежду, с ведром и корзинкой, забралась на заднее сиденье. На переднем, с ястребиным выражением на лице, гнездилась Никанора.
Гладкая и утрамбованная лесовозами гравийная дорога внезапно обрывалась изрытой колёсами площадкой со сложенными штабелями заготовленного к вывозу кругляка различных древесных пород.
С этого места начинались бескрайние лесные угодья, уходящие через границу, далеко в Белоруссию. Эти места, как помнится мне из далёкого детства, назывались Песицей. Я же, про себя, называл их малой Индией, за сходство очертанием границ с данной страной. В этих местах водилось всё, что может водится в лесах средней полосы: - от зайца до волка и медведя; от кулика до красавца глухаря. Дороги в этих местах расходились веером и пересекались лесными тропами и противопожарными рвами в самых причудливых направлениях. Не опытному грибнику или ягоднику, было проще пареной репы заблудиться, особенно в пасмурную погоду. Короче, ребята, без приличного навигатора, я бы не советовал Вам соваться в эти места.
Выехав на площадку с лесозаготовками, я включил полный привод. Дорога далее в лес напоминала изрытую канавами и колдобинами, как после бомбёжки, территорию. Усугублялось всё это прошедшими накануне дождями. По правде сказать, через наши леса, в действительности проходила линия обороны в годы ВОВ. То тут, то там виднеются следы блиндажей и окопов, а отряды поисковиков продолжают находить останки героев, открывая неизвестные страницы их биографий.
Однако, при углублении в лес, дороги становились более проезжими, так как лесовозы разъезжались далее по своим маршрутам.
Выбравшись на относительно приличную дорогу, я направил свой Уаз в сторону лесного озера, где ранее приметил необозримое море спелой брусники.
Часть 4.
Аист на крыше – мир на земле
(народная поговорка)
Конечно, поездка в это время в Песицу на автомобиле, даже таком как Уаз, представляла определённый риск, в связи с разбитыми лесовозами дорогами. Однако, в этот раз, да и в последующие, несмотря на жидкую грязь, заливающую до половины кузова, мы удачно добирались до мест сбора ягод и обратно.
И так, добравшись до берега озера под названием – «белое», мы вышли из машины. От обилия ягод разбегались глаза. На более сухих и открытых местах, брусника была спелая, тёмно-бордового цвета, но мелковатая. Ниже, на болотинах, она плотно осыпала кочки крупными гроздьями, от десяти до двадцати ягод на ветке. Мы принялись за работу. Ульяна, как-то сразу удалилась от нас, намереваясь ещё собирать чернику и грибы. Мы же с Никанорой, целенаправленно занялись брусникой. Я повесил семилитровое пластиковое ведро на повязку с гипсом, а правой рукой собирал ягоду. Мельком поглядывая на Никанору, я замечал, как её сгорбленная фигура летала вокруг меня от дерева к дереву, от кочки к кочке.
Казалось, что она просто гуляет в лесу, изредка наклоняясь и что-то рассматривая. Когда она приблизилась ко мне, я увидел, что её ведро уже полным – полнёхонько крупной брусники. Я, удивлённо спросил: - как это она так быстро собирает?! Никанора, хитро улыбнувшись, ответила, что ягоды сами прыгают к ней. И это, было похоже на правду. Но я, то же не ударил в грязь лицом, и к двенадцати часам набрал семилитровое ведро одной рукой. Ульяна вернулась, набрав всего понемногу, из грибов были в основном лисички и сыроежки. Пообедав на лесной моховой подушке, и надышавшись свежим хвойным воздухом, мы отправились в обратную дорогу. Садясь в машину, Никанора спросила, когда мы поедем теперь за черникой. Я ответил, что через день, так как нужно прибрать ягоды и денёк отдохнуть. Разговора о моей сломанной руке и об аистах, Никанора больше не заводила, как будто она всё это знала с самого начала.
Через день, мы в том же составе отправились за черникой. На этот раз, я решил не мучиться со сбором ягод и пошёл гулять за грибами. Пока женщины собирали чернику, я обошёл всё озеро кругом, а это три километра лесом.
Два ведра различных грибов, были моим бонусом кроме приятного впечатления от такой прогулки. По приезде в деревню, Никанора задала вопрос о нашей следующей поездке в лес. Но накануне мне позвонил друг и сказал, что едет помогать со строительством. Я сообщил об этом Никаноре, заключив, что пока с лесом завязываем, буду заниматься стройкой. Никанора молча удалилась со зловещей тенью на лице.
Друга я должен был встречать через день в городе. Я постарался выехать раньше, чтобы до приезда автобуса с ним, успеть закупить необходимые продукты. Сделав покупки в магазине, сажусь в свой Уаз, а он вдруг отказывается заводиться. Пришлось брать такси, чтобы встретить друга.
В конце концов, мы разобрались с неисправностью, причиной которой стал банально перегоревший предохранитель.
Друг находился со мной до нашего совместного отъезда в столицу, в начале сентября. Кроме строительных работ, мы с ним несколько раз выезжали за грибами и на рыбную ловлю, на соседние водоёмы. За всё это время Никанора ни разу не появилась на моём участке.
Я с некоторым опасением думаю о своих взаимоотношениях с Никанорой в будущем. Слишком много неприятных событий и совпадений, связанных с её именем произошло в этом году. Но главный вопрос, на который я пока не знаю ответа: - поселятся или нет аисты на водонапорной башне?!!!
В конце своего повествования, мне хотелось бы пересказать известную историю удивительной любви и преданности пары аистов.
Мелена и Клепетан, поселись в Хорватии на доме у Степана Вокича. Двадцать три года назад, школьный сторож Степан Вокич, подобрал с простреленным крылом самку аиста и выходил её. Аиста он назвал Мелена, и построил на своём доме для неё гнездо. Вскоре у Мелены появился партнёр Клепетан. Вот уже шестнадцать лет они выводят по четыре - пять птенцов. Каждую осень Клепетан улетает на зимовку, за пятнадцать тысяч километров в Южно-Африканскую Республику и в марте возвращается назад к Мелене. Мелена не может летать, так как у неё перебито крыло. Она остаётся зимовать у Степана Вокича и каждую весну, с нетерпением ждёт возвращения своего любимого.
