Свечку она все-таки зажгла. Зеркальный шар требовал уважения – так чувствовала Марина. Она, конечно, не верит во всю эту дребедень, но ей кажется — будет нехорошо просто запихнуть шар куда-нибудь подальше. Анна ведь искренне старалась ей помочь. Так что придется разыграть этот спектакль! Реквизит она тоже подготовила. Под столом громоздилась коробка с кастрюлями — подарок Игорька. Убрать ее было решительно некуда, слишком большая. И распихать по кухне такое количество посуды Марина тоже не смогла. Поэтому, тихонько чертыхаясь, перемещала коробку с места на место, в итоге загнала под стол. Теперь пригодится. Подношения от Стаса и Кирилла — ключи от машины и коробочку с кольцом она положила на край стола.
Крохотный огонечек свечки дрожал в зеленой зеркальной мути, наполнял шар неярким светом, внутри заклубился серебристый дымок. Марина, залюбовалась. И вдруг… ее отражение подмигнуло ей. Она вздрогнула. “Анна же сказала — на себя не смотри! Ну, поехали! Начнем, пожалуй, с Игорька.”
Она наощупь выудила из коробки самую маленькую кастрюльку и водрузила на стол между собой и шаром. Серебристый дымок окутал отраженную кастрюльку, заклубился над ней. Как много пара… Не видно ничего… Марина чувствовала влажное тепло и явственный запах борща. Она провела рукой над своей кастрюлькой, и в эту же секунду рассеялся пар. В зеркальной зелени отразилась кастрюлька и Маринино лицо над ней. Но что-то с ним не так…
“Ну нет, это не я. Лицо вроде мое, но усталое, равнодушное. Будто старше лет на двадцать. Неужели я так выгляжу, когда стою у плиты? Да нет, я у плиты почти не стою! А она — стоит.”
Зеркальная Марина помешала в кастрюле длинной ложкой, попробовала варево. Марина оцепенела — зеркало в шаре живет своей жизнью!
— Игорь! Ужинать иди! — тусклым голосом позвала зеркальная Марина.
— Не прошло и года! — послышалось из глубины зазеркальной квартиры. Вплыл Игорь. Как же он потолстел, какой неопрятный! А на лице брезгливость и скука.
— Я после работы вообще-то, — раздраженно напомнила зеркальная Марина, ставя перед Игорем тарелку с борщом.
— Надо заранее все делать. Ты совершенно не умеешь правильно распределять время. — назидательно ответил Игорь, накладывая сметану. Размешал, попробовал, капризно скривился.
— Ну недосолено же!
Марина молча поставила перед ним солонку.
— Я тебе сто раз объяснял, что не люблю досаливать готовый суп. Будет соленая жижа и пресная капуста, а пока она пропитается солью, я уже все съем. Горчица есть?
На лице у зеркальной Марины читалось сильное желание треснуть оппонента по башке половником.
— Нет горчицы. Закончилась.
— А как я буду хлеб есть без горчицы?
— Сходил бы и купил. — пробурчала зеркальная Марина, — Ведь дома сидишь.
— Я не сижу, а работаю! — оскорбился зеркальный Игорь. — Мне пришлось бы прервать работу, переодеться, сходить, потом снова переодеться. Это целый час моего времени! А тебе проще, ты мимо магазина идешь. Позвони Аське, чтоб горчицы купила.
— Нет. — отрезала зеркальная Марина. — Она задерживается в институте, у нее скоро конкурс. Я тебе говорила сто раз.
— Конкурс… Делать ей нечего. Кому нужны эти конкурсы? Лучше бы маникюр делать научилась, хоть зарабатывать бы начала. Девке двадцать лет, сидит на моей шее!
— Я зарабатываю не меньше твоего, и дочь свою обеспечиваю! — вскинулась зеркальная Марина, — Сколько надо будет, столько и просидит! Игорь не удостоил ответом, махнул рукой и вышел вон, оставив на столе пустую тарелку, грязную ложку и надкушенный ломтик бородинского хлеба.
Зеркальная Марина посмотрела ему вслед, швырнула тарелку и ложку в раковину, села за стол и сказала сама себе:
— Все. Хватит.
А борщ между тем продолжал кипеть, пар над кастрюлей клубился, сгущался, и настоящая Марина уже не могла разглядеть зеркальную и узнать, чем там у них все закончилось. Да и зачем? И так все ясно.
Она перевела дух.
— Нет уж, Игоречек, — пробормотала она, запихивая кастрюльку обратно в коробку, — пропади ты пропадом с кастрюлей со своей!
Вот она дура! И без шара понятно, что Игорь — избалованный, капризный, инфантильный. Он и пальцем не шевельнул, даже не попытался за нее побороться, когда она уходила от него к Кириллу. Она привыкла считать это благородством, но это же просто слабость, лень, привычка плыть по течению!
Но кто бы мог подумать, что нежный и романтичный Игорек превратится в мелкого домашнего тирана!
— Хороший шарик! — Марина погладила шар, — Ну-с, кто там у нас на очереди? Кирилл? Пусть будет Кирилл.
Она щелкнула замочком красной бархатной коробочки, и крупный бриллиант сверкнул, отразился в туманной глубине зеркального шара. Красная коробочка, черная подложка, мерцание камня — все погрузилось в серебристый туман, поплыло, закружилось. Марина тряхнула головой, прищурилась. Но красное и черное кружилось перед глазами, вспыхивал бриллиант. Нет, не бриллиант, это блестящий шарик кружится, подскакивает на черно-красном поле рулетки. А напротив стоит Кирилл, в пальцах дымит позабытая сигарета, горящие глаза прикованы к шарику. Красное! Сигарета обжигает дрожащие пальцы, падает на зеленое сукно стола.
Крупье сгребает лопаточкой груду фишек, Кирилл провожает это движение отчаянным взглядом, несколько секунд стоит, бессмысленно глядя на шарик. Потом поворачивается спиной к столу и неживой походкой бредет к выходу. Сигаретный дым скрывает его от Марины.
Так вот что! Он игрок! Он проиграл, и, кажется, очень много. И снова шар становится прозрачным, и Марина видит себя, рыдающую на маминой кухне. А вот мама. Она что-то капает в стакан, хватается за сердце. Слезы застилают Марине глаза, она смахивает их, и видит в шаре Аську. Она стоит в подземном переходе и играет на скрипке, перед ней раскрытый футляр, на дне тускло блестит мелочь… Да что же это такое, что с ними случилось? Сколько он проиграл? Ее магазин? Квартиру? Какой кошмар…
Так вот почему он вернулся! Проигрался в хлам и вспомнил о ней! Нет, дорогой, не выйдет.
Марина захлопнула коробочку с кольцом, смахнула со стола.
А ведь чуяло сердце, теперь она это понимает! Где-то в глубине души скреблась маленькая мышка, попискивала тихонько: что-то здесь не так, берегись, осторожно!
Но ветер эмоций бушевал, заглушал мышиный писк. Теперь понятно, что отражает фламандское зеркало — самое дно ее сознания, неведомые глубины, где есть все ответы.
Что ж! Головоломка решена, опасные повороты пройдены. Завтра она ответит Стасу «да». С него ведь и началась эта карусель, он был первый из них троих. Не зря говорят, что первое решение — верное решение.
Марина сладко потянулась, расправила плечи. Встала, подошла к окну, распахнула настежь. С наслаждением вдохнула холод зимней ночи, закрыла глаза, замерла. Вдох… выдох… Как хорошо!
Можно не смотреть больше в шар-зеркало, просто жить дальше, не заглядывая в будущее. А то спугнешь, чего доброго, удачу!
Все, спать, отдыхать, а завтра… Марина подошла к столу, погладила фламандский шар обеими руками, и вдруг, сама не понимая почему это делает, схватила ключи от машины и припечатала их к столу перед шаром. Села. Впилась глазами в зеркальную муть. « Зачем, я это делаю, решила же больше не смотреть…» Но не могла отвести глаз.
А шар светлел, становился все прозрачнее, и Марина уже могла разглядеть высокий красивый дом, золотистые окна смотрят в ночной заснеженный сад, фонарики подсвечивают белые сказочные деревья. Их дом и сад. Их красивая, счастливая жизнь. Резко распахнулась входная дверь, темная фигурка сбежала по лестнице, кинулась прочь от дома. Аська! В джинсах и рубашке, ни куртки, ни шапки, размазывает слезы по лицу… Она плачет навзрыд, мчится через сад к высоким воротам, дергает калитку. Разве можно ей без перчаток, она всегда бережет руки от холода! Что произошло? Чего не показало ей зеркало? Что погнало полураздетую Аську ночью из этого прекрасного дома? Бежит по дороге, не оглядываясь, и не слышит, что позади нее несется автобус.
— Ася! —вскрикивает Марина, так громко, что зеркальная Аська оборачивается на ее крик, скользит и падает прямо на дорогу…
— Мама!
Марина инстинктивно рванулась вперед, на помощь своему ребенку, и… сбила со стола шар, свечу, ключи, грохот, звон, тьма.
Оглушенная Аськиным криком, ослепленная фарами автобуса и внезапной темнотой, Марина стоит, прижав руки к горлу и не может вдохнуть. Она дотягивается до выключателя, яркий свет заливает кухню, но заплаканное, испуганное лицо дочери стоит перед глазами.
Марина качнулась к раковине, дрожащей рукой рванула холодный кран, стуча зубами, сделала несколько жадных глотков.
Умылась. Перевела дыхание.
“Что же… что там могло случиться?”
Нет! Нельзя об этом думать, она не хочет знать, она не справится с этим.
На полу валялась потухшая свечка, ключи и фламандский шар, угасший, потемневший, безжизненный.
Марина подняла шар, бережно завернула его в темную ткань. Прошептала:
— Полежи пока здесь, я потом тебя спрячу.
Схватила подмышку сумку и пальто, выскочила из квартиры, прыгнула в свою родную машинку и помчалась по темной, пустой, заснеженной Москве. К маминому дому, туда, где спала сейчас ее Аська.
Тихонько открыла дверь, прокралась в Аськину комнатку.
Понемножку рассветало, в окно просачивался бледный утренний свет, и Марина смотрела, как спит живая и здоровая Аська, ее девочка, ее прекрасная дочь, талантище, сокровище. Хмурит брови во сне, что-то тревожное ей снится.
Марина заползла под одеяло, тихонько обняла Аську, уткнулась носом в нагретую шейку, вдыхая сквозь запахи шампуня, крема для лица и прочей взрослой ерунды давно позабытый, сладкий, волшебный аромат своего малыша.
И наконец-то она смогла заплакать, тихо-тихо, удерживая дыхание и всхлипы, чтобы не прервать драгоценный детский сон.
И вместе со слезами утекали из нее страх, смятение, путаница, и все вдруг стало просто и понятно.
Аська засопела, заворочалась.
—Мама… Ты уже приехала? Что ты плачешь?
— Ничего, Асенька, сон дурацкий приснился. Я так соскучилась без тебя…
Аська обняла ее, чмокнула в ухо.
—Ты сейчас опять уедешь?
—Ась… Помнишь тот отельчик в Тарусе?
— Прямо возле Оки?
— Сейчас мы с тобой умоемся, быстренько позавтракаем и поедем туда. Хочешь?
— Но ты же…
— Будем гулять, пить кофе и питаться пирожными. Как тебе план на выходные?
— Мы с тобой? Только ты и я? И больше никого?
— А кто нам еще нужен?
Аська, не веря своему счастью, хлопала глазами.
— А как же…
— Да никак. Я передумала. Не хочу.
Аська не закричала «ура!», не запрыгала на кровати, не кинулась обнимать и целовать Марину — не умеет она всего этого, не такой человек. Но Марина и не ждет. Она любит свою непростую девочку. Лучшую на свете.
— Мам… Ты не думай, ты одна не будешь. Я даже если уеду, ты со мной поедешь. Я тебя не брошу. — шепчет Аська, не глядя в глаза.
Марина проглотила ком в горле и весело ответила:
— Конечно! Буду смычок тебе канифолить и концертные наряды отпаривать. Ох и заживем мы с тобой!
Через пару часов, они мчались в машине по заснеженному шоссе. Марина чувствовала себя школьницей, сбежавшей с уроков, что было недалеко от истины.
— Ой! Ася! — спохватилась она, встав в очередь на светофоре, — Я же совсем забыла!
— Утюг не выключила?!
— Да нет! Меня же ждать сегодня будут! Уже через… Ой, какой кошмар! Надо написать хотя бы…
— Не успеешь, уже мигает!
— Я быстренько! Вон очередь какая… Мессенджер этот новый дурацкий, никак не разберусь… Черт меня дернул его установить.
“Кто у нас первый по списку? Игоречек.”
Почти не задумываясь, Марина отстучала сообщение.
— Мам, зеленый!
— Все-все-все!
“Отправлю всем троим, разберутся! И чтоб больше об этом не думать.”
— Да что ж такое! Руки поотрывать за такие кривые мессенджеры! — бесилась Марина, тыча в непривычные кнопки. — Отправить…
— Мам!
— Все. Поехали!
Марина бросила телефон как раз в тот момент, когда подошла ее очередь.
Он скользнул ей под ноги, Аська изловчилась, выудила его из-под педалей.
— Мам… а ничего, что у тебя весь список контактов выделен?
— Потом, Ась, не отвлекай.
Марина переключила передачу.
… А в это время в Москве с полсотни Марининых друзей, знакомых, полузнакомых и случайных недоумевающе поднимали брови и пожимали плечами, читая Маринино сообщение:
“ Все отменяетсч. Мой ответ НЕет. Я не прощу прошенья, пототу чьо будет дучше всем. не звони, пжлст, не пиши. Кастрюли верну когда вернусь”